РОЛЬ этого в высшей степени замечательного человека — композитора, пианиста, крупного театрального деятеля первой половины XIX века — в истории русского искусства долгое время не была оценена по достоинству.
А ведь появление гениальных опер М.И. Глинки было подготовлено, в первую очередь, благодаря произведениям Алексея Николаевича Верстовского. Вступив на композиторское поприще в конце 1810-х годов, он более сорока лет находился в центре музыкально-театральной жизни России. Близкая дружба и совместное творчество связывали его со многими писателями и драматургами — А.И. Писаревым, М.Н. Загоскиным, С.Т. Аксаковым… Верстовский был на "ты" с А.С. Грибоедовым, А.С. Пушкиным,
князем В.Ф. Одоевским.
Сочинения Алексея Николаевича пользовались у современников неизменным вниманием. Недаром ещё в 1860-х годах композитор и критик А.Н. Серов писал, что "в отношении популярности Верстовский пересиливает Глинку", имея в виду стойкий успех его лучшей оперы "Аскольдова могила".
РОДИНА Верстовского — имение Селивёрстово Тамбовской губернии. Семья его отличалась большой музыкальностью, у отца будущего композитора был даже собственный крепостной оркестр. Алексей уже с восьмилетнего возраста участвовал в любительских концертах, причём исполнял весьма сложные пьесы.
По завершению Наполеоновских войн родители отправляют юношу в Петербург, в Институт инженеров путей сообщения. Но, пробыв там всего лишь год, он оставляет учёбу и определяется на государственную службу. В то же время, захваченный музыкальной атмосферой столицы, Алексей берёт уроки игры на фортепиано и скрипке, изучает теорию музыки и основы композиции. Тогда же проявляется и его страстное увлечение театром. В 1819-м публике был представлен водевиль Н.И. Хмельницкого "Бабушкины
попугаи" с музыкой двадцатилетнего Верстовского.
Отныне молодой человек очень популярен в обществе как одарённый музыкант-любитель. Среди его знакомцев, помимо людей искусства, был и камер-юнкер Н.В. Всеволожский, основатель литературно-политического общества "Зелёная лампа", куда входили многие будущие декабристы, а также А.С. Пушкин. Бывал на этих собраниях и Верстовский. Возможно, тогда и произошла его первая встреча с великим поэтом.
В 1823 году Верстовского перевели в Москву чиновником по особым поручениям в канцелярию генерал-губернатора князя Д.В. Голицына, и с того времени вся жизнь Алексея Николаевича неразрывно связана с Первопрестольной.
Обладая общительным характером, острым умом и обаянием, композитор быстро входит в московский театральный мир, у него заводится множество друзей.
Довольно близко он сошёлся с Грибоедовым, недавно возвратившимся с Кавказа. В его доме на Новинском бульваре, а также в доме его приятеля С.Н. Бегичева на Мясницкой нередко организовывались литературно-музыкальные вечера с участием Алексея Николаевича. Плодом творческого содружества Грибоедова и Верстовского стал водевиль "Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом", приуроченный к бенефису известной тогда актрисы М.Д. Львовой-Синецкой. "В красоте твоей музыки
нисколько не сомневаюсь и заранее поздравляю себя с нею", — писал Грибоедов Верстовскому.
Не меньшую известность завоевали и водевили на тексты Писарева, например, "Два заики", "Хлопотун".
А в шестой день января 1825 года москвичи стали свидетелями зрелища по красочности, торжественности, музыкальному звучанию для них невиданного и неслыханного. То был пролог "Торжество муз", каковой специально к открытию Большого Петровского театра сочинили поэт М.А. Дмитриев и композиторы А.Н. Верстовский и А.А. Алябьев.
ИЗ ВСЕХ русских музыкантов 1820-х годов именно Верстовский чаще всего обращался к пушкинскому поэтическому творчеству. Первой "ласточкой" стала баллада "Чёрная шаль", блестяще исполнявшаяся тенором Петром Булаховым и актёром Павлом Мочаловым. Слухи об этой красивой музыке, видимо, дошли и до самого Пушкина, и он в письме князю П.А. Вяземскому из Одессы шлёт "Верстовскому усердный мой поклон".
Впоследствии на музыку были положены песня "Приди, о путник молодой" из "Руслана и Людмилы", песня Казака "Кто при звездах и при луне" из "Полтавы" и песня Земфиры "Старый муж" из "Цыган".
Пушкин и Верстовский неоднократно встречались лично, а в декабре 1829 года оба они были избраны членами Общества любителей российской словесности при Московском университете.
ЕЩЁ в 1825 году Алексея Николаевича назначили инспектором музыки Дирекции московских Императорских театров (Большого и Малого), спустя пять лет — инспектором репертуара. Его не раз спрашивали в те поры: отчего он сам не напишет оперы? Верстовский отвечал, что готов, но не находится подходящего либретто.
В конце концов, за написание его уговорили взяться М.Н. Загоскина. И вот 24 мая 1828 года состоялась премьера оперы "Пан Твардовский", о которой современник отозвался: "Это наша, это первая русская опера".
Любопытно, что примерно тогда же совсем юный М.Ю. Лермонтов попытался на основе пушкинских "Цыган" создать оперное либретто. Начальным номером он поставил слегка видоизменённую песню Гикши из "Пана Твардовского". Песня эта — "Мы живём среди полей…" — была напечатана в петербургском "Драматическом альманахе для любителей и любительниц пения". (Впрочем, и саму оперу Лермонтову довелось видеть.) Правда, дальше двух картин работа не двинулась.
Через несколько лет (1832) на сцене Большого театра прошла новая оперная премьера Верстовского — "Вадим, или Двенадцать спящих дев" по балладе В.А. Жуковского.
И наконец, в сентябре 1835-го была поставлена "Аскольдова могила" — вершина творчества Алексея Николаевича, прославившая его. С.Т. Аксаков через два десятилетия после появления сей оперы отмечал, что "играющаяся и на театрах обеих столиц и провинции она не перестаёт вызывать восторги зрителей, не могущих наслушаться и насмотреться на неё".
МЕЖДУ тем петербуржцам показали творение М.И. Глинки — "Жизнь за царя, или Иван Сусанин", положившее началу новому этапу в развитии отечественной музыки и оттеснившее наивно-романтические оперы Верстовского на задний план. Композитор болезненно переживал утрату былой славы и писал в 1836 году В.Ф. Одоевскому: "Из всех статей, признанных мною твоими, я видел совершенное к себе забвение, точно будто меня и не существовало… Я бы желал, чтобы ты выслушал финал
третьего акта оперы "Аскольдова могила" — ты бы посовестился и уверился бы, что заря Русской Музыки оперной занялась в Москве, а не в Петербурге. Я первый обожатель прекраснейшего таланта Глинки, но не хочу и не могу уступить права первенства!"
Также весьма прохладно принял Алексей Николаевич глинкинского "Руслана и Людмилу" и "Эсмеральду" А.С. Даргомыжского.
Желание непременно "победить" Глинку сподвигло Верстовского сочинить ещё три оперы: "Тоска по родине" (либретто Загоскина), "Чурова долина, или Сон наяву" (по пьесе В.И. Даля "Ночь на распутье") и "Громобой" (по Жуковскому). В двух последних снова отразился глубокий интерес композитора к миру славянской Руси с её мифологией и национальным колоритом. Но, несмотря на эффектные постановки со множеством технических трюков,
обилие мелодичных арий, дуэтов и хоров, оперы эти довольно скоро выпали из репертуара. Очевидно, время Верстовского ушло.
ЕСЛИ дойти до улицы Волхонки, то справа от Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, в Колымажном переулке, можно увидеть эффектный ампирный особняк, сооружённый архитектором Ф.М. Шестаковым и известный любителям старой Москвы как "Дом Верстовского". Ныне здесь располагается Отдел гравюры и рисунка ГМИИ.
Случилось так, что в определённый момент наш герой решил связать судьбу с актрисой Малого театра "девицей Надеждой Репиной", необычайно талантливой, с одинаковым блеском выступавшей и в оперных, и в драматических спектаклях. Но она была дочерью бывшего крепостного, а он — потомственным дворянином. Такой союз в глазах общества выглядел мезальянсом, и Верстовскому пришлось даже со скандалом уйти из родительского гнезда.
Ни одно добропорядочное семейство — ни мещанское, ни купеческое, ни тем более, дворянское, — не решилось бы дать приют живущим вне церковного брака. Поэтому довод о том, что Верстовский и Репина сразу поселились в аристократическом особняке В.А. Глебовой на Волхонке, решительно отпадает.
Несколько лет им пришлось скитаться по городу. Сначала жили близ Чистых прудов, в Харитоньевском переулке (№ 4). Но вскоре перебрались на Цветной бульвар, к старообрядцу Щелчкову (№ 10), это в приходе церкви Сергия Чудотворца в Пушкарях.
Следующим адресом для них стал доходный дом № 3 по Рождественскому бульвару, квартира Верстовского выходила окнами на Трубную площадь.
Все вышеназванные строения не сохранились.
Когда же в 1841 году (после смерти отца композитора) Алексей Николаевич и Надежда Васильевна стали официально мужем и женой, у них появилось, наконец, собственное жилище — дом в Большом Афанасьевском переулке, где они и прожили более двадцати лет. Сюда приходили артисты Большого и Малого театров, с которыми часто устраивались занятия и репетиции. Здесь бывали и знаменитые европейские музыканты: Гектор Берлиоз, Роберт и Клара Шуманы, Франц Лист.
В 1859-м шестидесятилетний Верстовский выходит в отставку, после чего супруги вновь переезжают — в Хлебный переулок, рядом с Поварской улицей.
С XVI века, с эпохи Иоанна Грозного, в этом районе существовала Поварская слобода — поселение многочисленных государевых служащих, занимавшихся приготовлением повседневных и праздничных трапез. О роде их занятий говорят и сохранившиеся с тех пор названия окрестных переулков — Скатертный, Столовый, Ножовый, Хлебный.
С перенесением столицы в Петербург, слобода была ликвидирована, значительная часть дворов отошла к знати, и Поварская постепенно становится одной из самых аристократических улиц города. А от прежних времён осталась только изящная белокаменная церковь Симеона Столпника.
До пожара Двенадцатого года участком по Хлебному переулку (№ 28) владели последовательно несколько лиц, из коих самым значительным был князь Н.А. Шаховской. Одноэтажные деревянные хоромы и флигеля окружал довольно обширный сад, доходящий до соседнего Скатертного переулка.
Но практически всю территорию вокруг Поварской уничтожил "Красный петух", поэтому после изгнания французов здесь опять началась массовая застройка. По заказу нового хозяина интересующего нас участка, надворного советника С.Ф. Потресова, мастер московского ампира зодчий А.Г. Григорьев возвёл для него новый дом.
Композиция усадьбы оставалась прежней, но к концу 1830-х годов участок оказался разделённым на три части. С тех пор центральная часть владения, соответствующая современному дому № 28, оформилась в нынешних прямоугольных границах.
И вот в 1859 году, как уже говорилось, особняк становится собственностью Верстовских, причём оформляется на имя Надежды Васильевны Репиной. Оба супруга тогда уже находились в отставке, жили довольно уединённо, капитальных переделок не затевали, ограничившись лишь ремонтом всех помещений. Алексей Николаевич продолжал сочинять музыку, последним его произведением стала кантата "Пир Петра Первого" на пушкинский текст.
В этом особняке композитор и скончался 5 ноября 1862 года, Н.В. Репина пережила его на пять лет.
СЛЕДУЮЩИЙ этап в бытии усадьбы наступил уже в конце позапрошлого столетия, когда её купила жена коллежского секретаря М.Д. Колокольцева. Архитектор И.Н. Елагин снёс антресоли с правой стороны, а по бокам соорудил две небольшие пристройки.
Расцвет стиля модерн также оставил тут свои следы в виде эркера (выступа зимнего сада) с большими окнами на месте ампирного портика. Эркер венчался полукруглым фронтоном с лепным гербом нового владельца в картуше. В нижней части помещалась чаша фонтана, декорированная львиной маской и фигурами грифонов. Тогда же появилась и новая чугунная решётка ограды. Все эти работы были произведены архитекторами В.А. Мазыриным и А.Н. Зелигсоном.
После революции национализированный особняк отдали под размещение дипломатических представительств. Так, в 1920-х годах тут "квартировала" датская миссия, а с 1935 по 1941 год — торговое представительство Германии и немецкий военный атташе генерал-майор Эрнст Кёстринг. Ныне это посольство Исландии, и в картуше вместо традиционных инициалов хозяев появился герб данной страны.
А в память о Верстовском в одном из залов помещён большой портрет композитора. Возможно, что на фасаде будет потом и соответствующая мемориальная доска.