Николай Карташов __ ПРОХОРОВСКИЙ ПЛАЦДАРМ
 Московский литератор
 №15 июль-август, 2018 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Николай Карташов
ПРОХОРОВСКИЙ ПЛАЦДАРМ

     Ровно 75 лет назад — летом 1943 года на территории Белгородской, Курской и Орловской областей полыхала Курская битва. Писатель Николай Карташов — частый гость в этих краях, поскольку родом из Черноземья. Мы публикуем  его очерк, посвящённый знаменитой на весь мир Прохоровке, где произошло величайшее танковое сражение. Подобного ему не было ни в одной войне. Недаром Прохоровское поле, вслед за Куликовым и Бородинским, стало Третьим ратным  полем России, символом славы нашего Отечества.
     Если ехать поездом из Москвы в Белгород, то после Курска вам встретится небольшая станция Прохоровка. В нескольких километрах от неё вы увидите на огромном поле  прославленные "тридцатьчетвёрки", застывшие на пьедесталах.  Это прославленное поле танковой победы, русское поле нашей Родины.
     То, что происходило здесь 12 июля 1943 года под небольшой станцией Прохоровка, очевидцы сравнивали с адом: небо померкло от тысяч самолётов, поле стало чёрным от танков. Горела земля, плавился металл... 1200 бронированных машин сошлись лоб в лоб и уже не могли разойтись. Побоище длилось до глубокого вечера.
     Oгромны были людские потери. Один из местных жителей — Игнат Ефименко — вспоминал, что после битвы, когда хоронили в братских могилах наших солдат и офицеров, было собрано несколько мешков партийных и комсомольских билетов...
      
     Здесь, под Прохоровкой,
     В сорок третьем,
     Смерть презрев,  
     по сигналу атаки  —
     Шли солдаты наши в бессмертие,
     Становились бессмертными танки.
      
     Главный маршал бронетанковых войск Герой Советского Союза  П. А. Ротмистров,  танки армии которого как раз сошлись с немецкими, впоследствии вспоминал:
     "Навстречу двигались две громадные танковые лавины. Поднявшееся на востоке солнце слепило глаза немецких танкистов и ярко освещало нашим контуры фашистских танков.
     Через несколько минут танки первого эшелона наших 29-го и 18-го корпусов, стреляя на ходу, лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника. Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую большую массу наших боевых машин и такую решительную их атаку. Управление в передовых частях и подразделениях врага было явно нарушено. Его "тигры" и "пантеры", лишённые в ближнем бою своего огневого преимущества, которым они в начале наступления пользовались в столкновении с другими нашими танковыми соединениями, теперь успешно поражались советскими танками Т-34 и даже Т-70 с коротких дистанций. Поле сражения клубилось дымом и пылью, земля содрогалась от мощных взрывов. Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь.
     Это было первое за время войны крупное встречное танковое сражение: танки дрались с танками. В связи с тем что боевые порядки перемешались, артиллерия обеих сторон огонь прекратила. По той же причине не бомбила поле боя ни наша, ни вражеская авиация, хотя в воздухе продолжались яростные схватки и вой сбитых, объятых пламенем самолётов смешивался с грохотом танковой битвы на земле. Отдельных выстрелов не было слышно: все слилось в единый грозный гул.
     Напряжение сражения нарастало с потрясающей яростью и силой. Из-за огня, дыма и пыли становилось все труднее разобрать, где свои и где чужие. Однако, имея даже ограниченную возможность наблюдать за полем боя и зная решения командиров корпусов, получая их донесения по радио, я представлял, как действуют войска армии. Что там происходит, можно было определить и по улавливаемым моей радиостанцией приказаниям командиров наших и немецких частей и подразделений, отдаваемым открытым текстом: "Вперёд!", "Орлов, заходи с фланга!", "Шнеллер!", "Ткаченко, прорывайся в тыл!", "Форвертс!", "Действуй, как я!", "Шнеллер!", "Вперёд!", "Форвертс!". Доносились и злые, ядрёные выражения, не публикуемые ни в русских, ни в немецких словарях.
     Танки кружили, словно подхваченные гигантским водоворотом. Тридцатьчетвёрки, маневрируя, изворачиваясь, расстреливали "тигров" и "пантер", но и сами, попадая под прямые выстрелы тяжёлых вражеских танков и самоходных орудий, замирали, горели, гибли. Ударяясь о броню, рикошетили снаряды, на куски рвались гусеницы, вылетали катки, взрывы боеприпасов внутри машин срывали и отбрасывали в сторону танковые башни".
     И далее прославленный маршал написал:
     "Запомните, друзья, день двенадцатое июля 1943 года! Запомните этот день и это местечко под названием Прохоровка. Здесь впервые за всю войну лето стало по-настоящему нашим".
      
     12  июля шагнул в бессмертие механик-водитель старший сержант Александр  Николаев.В музее Прохоровского танкового сражения мне рассказали подробности  его подвига.
     Танк Николаева ударил по головному "тигру". "Тигр" закрутился на месте, вспыхнул, как сухая солома.
     Второй "тигр" дёрнулся от двух снарядов, но новый меткий выстрел заставил его окончательно остановиться и запылать ярким факелом.
     По танку открыли огонь сразу несколько фашистских машин. Один ударил в борт KB, осколками второго ранило комбата Скрипкина. Александр и радист вытащили командира из машины, укрыли в воронке, но один из "тигров" шел прямо на них. Тогда Саша бросается в свой горящий танк и  направляется навстречу фашисту. "Тигр" остановился, пытаясь уйти назад. Но было поздно. Объятый пламенем, KB на полной скорости врезался в немецкий танк. Страшный взрыв. В небо взметнулся столб огня и дыма...
     Так было. Здесь не кричали "ура", а только, стиснув зубы, сжав в руках рычаги управления, упрямо шли на хвалёные "тигры", "пантеры", "фердинанды".
     В своё время журналистская судьба свела меня с Андреем Константиновичем Герасимовым. В дни битвы Герасимов командовал ротой танковой разведки. Находился в самом пекле сражения. Вместе с ним побывали на "танковом"  поле.
     — Вот тут, у самой кромки железнодорожного полотна, мы стояли, — говорил убеленный сединою ветеран. — Мы не знали, сколько часов шло сражение. Гарь и копоть затмили солнечный  день...
     Танкист прерывает свой рассказ. Молча смотрит в бескрайнюю даль поля. Тогда, в июле, он мог навсегда упасть на эту исковерканную бомбами и снарядами, вспоротую танковыми траками землю. Он, как и многие тысячи солдат, стоял на стонущем поле насмерть. Горел в танке. Но выжил...
     На   высоком холме  поля в момент сражения находился командный пункт генерала П.А.Ротмистрова. КП сохранился до сегодняшних дней, как вечная и негасимая память. Отсюда генерал руководил битвой. В те дни у командующего побывал военный корреспондент Борис Полевой, а потом уехал в эскадрилью лётчиков. В районе Прохоровки Борис Полевой встретил лётчика без ног Алексея Маресьева, о котором напишет потом книгу "Повесть о настоящем человеке".
     Гитлер отмечал, что его танки будут резать русскую оборону, как нож масло. Под Прохоровкой фашисты не продвинулись вперед ни  на шаг...
     Английский журналист Александр Верт, посетивший места битвы вскоре после сражения, писал: "Мы ехали по страшно, опустошённой местности к северу от Белгорода, где в июле происходили самые ожесточенные бои в ходе Курской операции "Живого места нет", как говорят русские. Такая картина простиралась на многие километры вокруг..."
     И далее: "...район к северу от Белгорода превратился в мрачную пустыню — даже все деревья и кусты здесь были сметены артиллерийским огнём. Поле боя все ещё было усеяно сотнями сгоревших танков и разбитых самолётов".
     В Прохоровском музее танкового сражения за последние годы побывали сотни тысяч советских и зарубежных гостей. В книге отзывов музея я прочитал запись одного из  участников битвы Н.Истомина. Вот она:
      
     Под ней земля огнём фугаса взрыта,
     Шли самолёты за звеном звено.
     Она в народе стала знаменита,
     Как Подмосковное Бородино!
      
     Рассказывают, что от Прохоровки после битвы остались одни воронки, горы щебня и кирпича. Соседние села — Прелестное, Сторожевое. Береговое также сгорели дотла. Нанесённый ущерб исчислялся миллионами.
     Трудно измерить подвиг прохоровцев в дни сражения и после него. Они были рядом с бойцами во время битвы. Помогали, чем могли. А в первую весну приступили к севу. Фронту нужен был хлеб. Женщины, старики, дети выходили на израненные поля. Руками этих людей в послевоенные годы потом отстраивалась Прохоровка. Пять тысяч мужчин-прохоровцев не вернулись с войны.
     Потому много на этой земле памятников, обелисков... Гранитный солдат, склонивший гoлову. Замершая в бесконечной скорби мать. Курган, увенчанный шпилем и звездой. Застывшая на пьедестале прославленная тридцатьчетвёрка... Это памятники народному подвигу. Они, словно часовые, стоят в вечном карауле, напоминая новым и новым поколениям о ратной славе дедов и отцов.
     И ещё немало здесь храмов. Белокаменный и златоглавый Петропавловский храм встал и на Прохоровском поле как символ вечной благодарной памяти защитникам Родины. В храме на мраморных плитах высечены  тысячи имён воинов, павших в жарком июле 43-го. И этот скорбный список продолжает пополняться новыми именами. В храме горит лампада святой веры Христовой, возносится к небесам молитва об упоении положивших души свои за веру и родную землю, звучит "Многие лета..." о   здравствующих.
     Далеко окрест слышен и  колокольный звон. Через каждые двадцать минут бьёт колокол. Первый звон о героях Куликовского поля, избавителях Руси от монголо-татарского ига. Второй — о солдатах Бородино, верных сынах России. Третий — память о победе в Прохоровском сражении,  о  всех павших в борьбе с фашизмом.
     Я видел Прохоровку недавно. Видел многочисленные памятники, обелиски, поставленные героям сражения и своим землякам. Участников битвы люди встречают здесь как родных. Приглашают в дом.
     Редактор местной районной газеты Владимир Чурсин, с которым мы дружны много лет,  рассказывал, что каждым летом в годовщину сражения в Прохоровку приезжают ветераны. И хотя их остались чуть ли не единицы — всё равно они стараются побывать здесь, чтобы вспомнить то жаркое лето 1943 года, свою молодость и поклониться друзьям-однополчанам, сложившим свои головы на поле брани. По традиции к памятникам и обелискам лягут живые цветы. И в каждом доме поднимут фронтовые сто граммов. За живых и павших! За нашу Победу!
     И поплывёт колокольный звон над полем русской славы. Его звуки понесут в сердца людей тепло и добро, отдадут дань солдатам, с кровавых не вернувшихся полей. С древнейших времён колокола на Руси были верными спутниками человека — от рождения и до его кончины. Они созывали людей на совет и на праздник, поднимали на борьбу с лютым ворогом... Так было и так будет. А, значит, будет жить наша Россия.