Александр Алиев __ СОКРОВИЩА ГРАФА УВАРОВА
 Московский литератор
 №6 март, 2018 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Александр Алиев
СОКРОВИЩА ГРАФА УВАРОВА

     НИ МНОГОЛЮДСТВОМ, ни фундаментальной промышленностью, ни красотою современной архитектуры Можайск не славится. Зато знаменит историей, преданиями и легендами.
     Стоявший вдоль большой дороги из Москвы в Литву этот город-крепость на протяжении веков грудью, самоотверженно защищал столицу Руси. Всего лишь три или четыре раза врагам удавалось с огромными потерями захватить его и предать огню и разрушениям.
     Тем не менее, в Можайске уцелели архитектурные памятники разных эпох.
     Прежде всего, Лужецкий Рождества Богородицы Ферапонтов монастырь XVI столетия (над поймой Москвы-реки), в главном соборе которого относительно недавно были обнаружены фрагменты фресок мастеров школы Дионисия.  
     Храм Святых Иоакима и Анны — в самом центре, на улице Крупской (бывшей Ахтырской) — относится к XVIII веку.   
     Неподалёку, на территории бывшего кремля, помимо прочего, мы увидим небольшую, строгую по формам церковь Петра и Павла, в основе которой фрагменты постройки времён Иоанна Грозного.
     И здесь же, буквально в нескольких шагах, возвышается на крутой горе ажурный "готический" Ново-Никольский собор, сооружённый по проекту архитектора А.В.Бакарева. Храм упомянут Львом Толстым в "Войне и мире": мимо него утром 25 августа 1812 года проезжал на Бородинское поле Пьер Безухов.
     Из этого собора происходит хранящаяся ныне в Третьяковской галерее резная статуя Николы Можайского (XIV или XV век). Святитель предстаёт в виде грозного защитника Можайска; в одной руке он держит меч, в другой — условное изображение каменного града, окружённого зубчатой стеной.
     А вообще говоря, кремлёвская территория — остатки более древнего городища со следами белокаменного вала…
     Внимания заслуживает, безусловно, и Дом-музей выдающегося советского живописца С.В.Герасимова.   
      
     В 32 КИЛОМЕТРАХ северо-западнее Можайска, на берегу реки Иночь, расположено Поречье — бывшее имение графа С.С.Уварова.
     Первыми здешними владельцами, согласно писцовым книгам, были дворяне Протопоповы; на исходе XVII столетия сельцо куплено князем Б.И.Прозоровским.  
     В 1723-м Поречье становится вотчиной Екатерины I. А когда на престол взошла императрица Елизавета Петровна, она пожаловала Можайского уезда Болычёвскую волость, куда входило и Поречье, своему фавориту графу Алексею Григорьевичу Разумовскому. Его потомкам усадьба принадлежала до 1818 года и затем в качестве приданого была отдана единственной дочери Алексея Кирилловича Разумовского, вышедшей замуж за вышеупомянутого Сергея Семёновича Уварова.
      
     УВАРОВ в молодости находился в гуще литературной жизни тех лет. Он изучал античных писателей, писал научно-популярные статьи по древней филологии на русском, французском и немецком языках, предложил проект организации Восточной академии в Петербурге и свой взгляд на преподавании истории в учебных заведениях России. Наконец, он был организатором и активнейшим участником весёлого "Общества Арзамасских безвестных литераторов". Среди уваровских друзей и знакомых — В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, князь П.А.Вяземский, Д.Н.Блудов, В.Л.Пушкин, А.И.Тургенев… Он переписывался с И.В.Гёте, Ж. де Местром и другими мировыми знаменитостями. На "арзамасской" почве первоначально сблизился с Уваровым и юный Александр Пушкин.
     Пути преуспевающего чиновника (Сергей Семёнович стал президентом Академии наук и министром народного просвещения) и признанного поэта вновь пересеклись в 1830-х годах. Первым попытался возобновить знакомство сам Уваров. Он был в восторге от стихотворения Пушкина "Клеветникам России" и, возможно, хотел заполучить его перо и превратить первого поэта России в политического публициста, пишущего в проправительственном ключе.
     Осенью 1832-го Уваров и Пушкин встретились лично. В то время Сергей Семёнович проводил знаменитую впоследствии ревизию Московского университета и периодически посещал лекции, на каковые приглашал, в том числе и Пушкина.
     Один из таких эпизодов, имевший место на лекции профессора русской словесности И.И. Давыдова, изложен в воспоминаниях писателя-классика, а тогда студента Ивана Гончарова: "Появление поэта в аудитории произвело сильное впечатление на студентов. "Вот вам теория искусства, — сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, — а вот и само искусство", — прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную… Тут же ожидал своей очереди читать лекцию, после Давыдова, и Каченовский. Нечаянно между ними завязался, по поводу "Слова о полку Игоревом", разговор, который, мало-помалу перешёл в горячий спор. "Подойдите ближе, господа, — это для вас интересно", — пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров. Я не помню подробностей их состязания, — помню  только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса".  
     Незадолго до этого поэт сообщал супруге в письме: "В Московском университете я оглашённый. Моё появление произведёт шум и соблазн, а это приятно щекотит самолюбие".
     После Москвы отношения между Пушкиным и Уваровым вроде бы стали налаживаться. В декабре того же 1832 года Уваров высказался в пользу избрания Пушкина в действительные члены Российской Академии. К слову сказать, избрание это прошло почти единогласно, против было подано только два голоса. Александр Сергеевич иногда посещает вечера в уваровском доме, которые, правда, ему решительно не нравятся.    
     Однако спустя три года Сергей Семёнович неожиданно резко раскритиковал пушкинскую "Историю пугачёвского бунта", а вскоре произошло то, что стало притчей во языцех среди петербургского общества. Рассчитывая получить громадное наследство своего тяжело заболевшего родственника графа Д.Н.Шереметева (тот не был женат и не имел детей), Уваров поспешил опечатать личной печатью его имущество. Но Шереметев неожиданно перемог недуг, а Пушкин сочинил по этому поводу сатиру "На выздоровление Лукулла. Подражание латинскому", которое появилось в печати. Уваров, узнав себя здесь, пожаловался царю, и Пушкину пришлось иметь неприятное объяснение с шефом жандармов графом А.Х.Бенкендорфом. С того момента неприятности посыпались на поэта как из рога изобилия.
      
     ВПРОЧЕМ, взаимоотношения Пушкина и Уварова — тема особая. А нам хотелось бы вернуться к летописи усадьбы Поречье.
     К 1837 году по заказу Сергея Семёновича известный архитектор Доменико Жилярди построил в графском владении новый двухэтажный каменный дворец в позднеклассическом стиле с восьмиколонным портиком. Венчавший здание полностью застеклённый бельведер выполнял функцию светового фонаря над центральным залом Порецкого музеума.
     Что греха таить, Уваров собрал тут непревзойдённую сокровищницу искусств. Редкие книги и рукописи, живописные полотна Рафаэля, Я.Иорданса, Б.Э.Мурильо, В.Л.Боровиковского, О.А.Кипренского, В.А.Тропинина, К.П.Брюллова. В разделе скульптуры находились творения Ж.А.Гудона, А.Кановы и др., бюст Юпитера из помпейских раскопок, антики с Кипра, Саламина, Черноморского побережья. Особняком располагались коллекции старого русского быта, мебели, нумизматики, предметы каменного и бронзового веков…   
     "Прекрасные размеры, избранные для этого зала архитектором Жилярди, — отмечал журнал "Москвитянин", — свободно красуются здесь в пурпуровом цвете стен и белизне мраморного стукко… Освещение так обильно, что его можно назвать великолепным; оно тем приятнее действует на входящего, что в этот храм ведёт единственный вход из библиотеки… Самую середину зала занимает главная драгоценность порецкого замка — античный памятник".  
     О чем же идёт речь?
      
     В 50-Х ГОДАХ XVIII века в Рим из Дрездена приехал молодой искусствовед Иоганн Иоахим Винкельман. Тогда на юге Италии проводились раскопки древних городов Помпеи и Геркуланума, погибших при извержении Везувия. Винкельман, страстно влюблённый в античность, открыл огромную художественную ценность найденных при раскопках статуй и мозаик. Он был первым автором глубоких исследований о греческой и римской пластике.
     Во дворце кардиналов Альтемпс Винкельман увидел чудесный образец древнего ваяния, обнаруженный раскопками, вероятно, в конце XVI столетия; крышка его утрачена. Немного позднее он был зарисован П.П.Рубенсом. В трудах Винкельмана этот предмет описан как "овальная урна". Однако в других источниках его называли саркофагом.
     Во времена С.С.Уварова вывозить его из Рима было запрещено, но к 1843 году, в результате разногласий между двумя ветвями рода Альтемпс, саркофаг оказался за пределами дворца, в бывшей церкви иезуитов на Пьяцца Навона.  
     Тогда же Уваров приобрёл сей раритет (кстати, он тоже не считал его саркофагом) и отправил в Поречье, где его поместили на втором этаже дворца, в зале с тёмно-красными стенами и светлыми пилястрами. На пьедестале памятника значилось: "Ex aedibus Altempsianis Romae. 1843" ("Из Альтемпского дворца в Риме. 1843"). Порецкий музеум был открыт для всех желающих; к сожалению, он находился довольно далеко от Москвы (в 135 верстах), поэтому видеть знаменитую "урну" могли лишь избранные.   
      
     БЛАГОУСТРОЙСТВО поместья в дальнейшем продолжалось. Ещё раз был перестроен дворец, вдвое расширен английский парк, где произрастало более тысячи редчайших деревьев и растений, и находился ряд декоративных сооружений. Действовала великолепная  оранжерея.  
     В 1917-1918 годах графине Прасковье Сергеевне Уваровой удалось организовать вывоз всех музейных экспонатов в Москву и передачу их в Исторический музей. А римский саркофаг попал в коллекцию Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, где демонстрируется и поныне.  
     Бывшие дворцовые помещения до войны занимал детский дом, а после освобождения села от немецких захватчиков — школа для детей Поречья и окрестных деревень.
     Под государственную охрану усадьба была взята в 1960-м, восстановлена и использовалась под Дом отдыха Министерства электронной промышленности СССР. Теперь тут — закрытый ведомственный санаторий.
      
     ИЗУЧЕНИЕ уваровского памятника ещё далеко не закончено. Хотя очевидно, что рельеф, покрывающий его со всех сторон, посвящён мифу о спасении богом Дионисом царевны Ариадны на острове Наксос, конкретное назначение "урны" вызывает споры среди искусствоведов.
     С одной стороны, она похожа на погребальный предмет, а львиные морды с раскрытыми пастями служат как бы ручками для его переноса. Но почему тогда нет крышки? Допустим, потеряна. А почему совершенно плавно закруглены, наподобие ванны, края саркофага? А вдруг это на самом деле вместилище (ленос) для священной воды в Дионисийских мистериях?
     Почему, наконец, Уваров не разглашал суммы, заплаченной за "урну", отказался издать иллюстрированную монографию?
     Сейчас установлено, что саркофаг был создан в одной из лучших римских мастерских около 210 года. Высочайшее качество исполнения говорит о дорогостоящей работе, могущей быть заказанной каким-либо богатейшим семейством. Благодаря необычайно прочному паросскому мрамору, саркофаг дошёл до нас в практически неповреждённом виде.
     И мы, придя теперь в музей на Волхонке, можем любоваться выразительнейшими персонажами рельефа: Геркулесом с затуманенным взглядом и искажённым гримасой лицом; улыбающимся, полным жизни и веселья козлоногим Паном с гибким, подвижным телом; мрачным, опьянённым, грузным сатиром с пустой чашей в опущенной руке; исполненной внутренней жажды вакханкой с протянутой к Дионису рукою; грозной пантерой у её ног…
     Перед нами словно приоткрывается страничка давно ушедшей эпохи.