Светлана Машевич __ МЕТЕЛЬЮ СТАВШАЯ ВОЛНА
 Московский литератор
 №10 май, 2017 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Светлана Машевич
МЕТЕЛЬЮ СТАВШАЯ ВОЛНА

     *   *   *
     Как будто жизнь — одни мечты…
     Дождём переливалась ёлка,
     И кашель — спутник нищеты —
     Меня оставил ненадолго.
      
     Отсюда в ветреный простор
     Длиною в дни мои примерно
     Гремит в палатках жаркий торг,
     И радостный гремит, и нервный.
      
     Гирлянды солнечно горят,
     И в мире никаких напастей,
     И морем огненным бурлят
     Абхазских мандаринов страсти.
      
     Пусть дует так немилосердно,
     Пусть выдувает нас подряд,
     Но мандарины всё бессмертны,
     Всё сладкий источают яд,
     Что ты ни в чём не виноват,
     И пахнут, черти, счастьем верным.
      
     *  *  *
     Перрон холодный. Ветры намели
     Туман рассветный.
     Но вижу, всё же вижу я вдали
     Вагон последний.
      
     Кругом кружится, свищет пустота
     Смятенной птицей.
     Но знаю я, но вижу: где-то там
     Состав змеится.
      
     Стучит, как сердце, много лет и зим,
     И бесполезно.
     И острой сыростью разит
     Его железо.
      
     Сидит с билетами в руке
     Мой друг печальный,
     И заварился в кипятке
     Пакетик чайный.
      
     Ни городка и ни села,
     Ни деревеньки.
     И проводница принесла
     Постель за деньги.
      
     А наверху, впотьмах, дымят одни
     Ночные лампы.
     И одинокими людьми
     Прокурен тамбур.
      
     Но светит-светится вдали перрон —
     Как будто летний…
     И я стою — гляжу в пустой вагон,
     Вагон последний.
      
     *  *  *
     Сейчас здесь сумрачно и сыро.
     Хвощом обросшая сосна
     В кору забилась и сокрыла
     Начертанные имена.
      
     Сейчас здесь даже первый — лишний.
     Дождями пахнет ржавый мох,
     Из зарослей на пепелище
     Через малину и горох
      
     Нахально прущий — гуще, выше.
     И на скамейке у крыльца
     Я всё ищу, ищу, не вижу
     Стрелой пронзённые сердца.
      
     *  *  *
     Через квадратики железные окна
     Могу смотреть и руку протянуть
     Навстречу дню…  Который день без сна!
     А надо спать, и надобно уснуть.
      
     А вечером опять пылает жарко,
     Через края выплёскивает яд.
      
     …А тут приют дают, мохнатую пижамку,
     Колпак на голову — и бубенцы звенят.
      
     *  *  *
     Всё слишком — явь. Бесстыжая, в натуре,
     И как дышать.—  Стою, рычу, бегу,
     Слезами заливаюсь.  Мне бы, дуре,
     Привыкнуть — я привыкнуть не могу.
      
     Мне это боль. Всё это боль и небыль,
     И есть обетованная земля.
     И птица чёрная летит в ночное небо,
     Крылами мощными не шевеля.
      
     *  *  *
     На руки, полные беды,
     На сердце, полное огня,—
     Кувшин колодезной воды,
     Студёное дыханье дня —
      
     И боли не было и нет,
     А есть покой, зима, зима,
     И вся летит, летит ко мне
     Метелью ставшая волна.
      
     *  *  *
     Один верблюд, второй идёт, четвёртый…
     Песок горячий сыплется у ног.
     И бьётся в бок тяжёлым длинным свёртком
     Каменьями расшитое сукно,
      
     За шагом шаг всё бьётся в бок верблюжий.
     Между горбов протянуты ремни.
     А за окном метель. Метель и стужа.
     И фонарей дрожащие огни.
      
     И ночь уже как будто на исходе,
     И посерело чёрное окно.
     А в бурдюках ворчит и тихо бродит
     Разбавленное кислое вино.
      
     И тащится ничейная поклажа.
     Пылает солнце в призрачной тени.
     Их нет, верблюдов тех, они миражи.
     Их нет совсем — но как же, вот они:
      
     Шестой идёт, седьмой верблюд, девятый…
     Вцепилась в шерсть колючая еда —
     Да и запуталась.  Эх ты, горбатый!..
     Горбатый, рыжий — в общем, как всегда.
      
     Мы скот, мы вьючный скот. Жратва — отрава,
     Гогочет в ухо пьяненький злодей:
     Погонщику всё — право и расправа,
     Всё травля анекдотов и людей.
      
     А мы чем хуже? Сами мы с усами —
     Весёлый нынче выдался народ:
     И-и-ех, однова живём! И-и-ех, пляшем на вулкане!
     Гуляй, босота! И-и-ех, дыра в кармане!
     Никто дыру в кармане не зашьёт.
      
     Да ладно, дыры… Как без дыр в хозяйстве?
     На свете нашем так уж повелось.
     Ведь даже и у боженьки  в пространстве
     Космическом без дыр не обошлось.
      
     Окно белеет.  Светится бумага
     На письменном столе. И ты пока что есть,
     Моя тревога и моя отвага,
     Прекрасная бессонная болезнь.
      
     И станет утро ледяным туманом.
     Восстанет ночь хохочущий обман.
     И караван бредёт за караваном,
     И караван за караваном,
     За караваном караван.
      
     *  *  *
     На набережной девушек кадрят,
     И, Чёрное, кому-то шепчет море.
     А под платаном фонари горят
     И тень ползёт.  Цыганское подворье.
      
     Здесь шали пёстрые медяшками бренчат
     И милостыня сыплется в горшки.
     Здесь прокопчённый теплится очаг
     И в дыме пряном притомились шашлыки.
      
     Здесь на горбу у карлика в лорнет
     Макака пялится на пьяную гульбу.
     Здесь птичка добрая за сто монет
     Мне вытянет нарядную судьбу.
      
     А водоросли тихою змеёй
     Повыползали, пенные, из вод.
     И море выдыхает сонный зной
     И, Чёрное, — встаёт, летит, поёт.
      
     *  *  *
     …И Ника безголовая летит
     К врагам моим, и все глумятся бесы
     Над правдою моей, и время мстит
     Мне близкой старостью, немудрой и безвестной.
      
     Гонцы мои не принесут друзьям
     Ни хлеба сытного, ни слова утешенья.
     Лишь мечется, ревнуя и дразня,
     Мой призрак доблестный отчётливой мишенью
      
     Над милым берегом — спасительный покров,
     Пробитый пулями, изодранный на клочья,
     Взметает одержимее ветров
     Свои лохмотья — и вовсю хохочет.