ВСТРЕЧА
Теплоход медленно шёл по Волге. Погода стояла чудесная: на небе ни облачка и лёгкий бриз. Те, кто отправились на эти выходные в трёхдневное путешествие до Углича, были необыкновенно рады провести время вдали от шума и суеты большого города.
Среди гуляющих на палубе Клавдия заметила молодого мужчину, близкого ей по возрасту. Он стоял один, без спутницы, ни с кем не разговаривал, а лишь фотографировал живописные берега. У него был крутой цифровой фотоаппарат, в то время как другие пытались запечатлеть красоты волжских берегов своими "мыльницами".
Она долго наблюдала за "фотографом" (как мысленно окрестила его). Он был увлечён только видами, никого не замечая, и даже Клавдию, хотя та была девушкой видной. С копной русых волос, собранных в косу, она, казалось, сошла с одного из полотен Поленова. Да и одеждой она тоже резко отличалась от других. Её сине-зелёный сарафан и широкополая соломенная шляпа были ярким пятном на фоне бесконечных джинсов и маек — основной одежды туристов. Клава сделала пару кругов по палубе.
"Нет, не видит! Ну и ладно!" — подумала она и пошла в каюту.
Теплоход прибыл в Углич. Экскурсия по городу закончилась на главной площади города. Клавдия набралась смелости и попросила молодого человека сфотографировать её на фоне какого-то совершенно невыразительного здания. "Фотограф" с трудом скрыл своё отношение к происходящему, но просьбу выполнил и быстро вернул ей фотоаппарат, одолженный, как водится, у кого-то из знакомых. На этом первое общение и закончилось.
В Угличе стояли целый день. Большинство туристов отправились в необычные музеи — русской водки, кукол, тюремного искусства, — посещение которых не было включено в экскурсионную программу.
А у Клавдии была другая цель. Она родилась в Угличе, здесь прошли самые первые годы её жизни. И не только её, но и её брата. Двойняшки были абсолютно непохожими: она светленькая и синеглазая — в маму, а он темноволосый и кареглазый — в отца.
Она мало что помнила о своём раннем детстве. Когда им с братишкой исполнилось шесть лет, родители решили сделать дома ремонт. Своими силами, конечно. Летом садик закрывался, но допустить, чтобы ребятня вдыхала краску, побелку, обойный клей и другие чудесные запахи, связанные с ремонтом, они не могли. Бабушек и дедушек у них не было в связи с тем, что родители Клавы и Владика воспитывались в детдоме. И потому позвонили они в Омск своим самым близким друзьям по детдому, которые
и согласились присмотреть за детьми в течение июля.
Прошло две недели с момента отъезда детей. Всё шло хорошо. У друзей тоже была дочка на год старше, а сын на год младше Клавы и Владика, и им вместе было очень интересно проводить время. Взрослые общались каждый день по телефону, но когда однажды никто из них не позвонил, друзья забеспокоились. И не зря. В квартире родителей Клавы и Владика случился пожар. Что послужило причиной пожара, выяснить так и не удалось, но в тот день ребята потеряли и родителей, и дом. Клава,
узнав о случившемся, заперлась в комнате и рыдала навзрыд, а Владик сбежал. Его долго искали, подняли всю милицию на ноги, но так и не нашли: он как сквозь землю провалился.
Прошло двадцать лет. Клаву вырастили и дали образование друзья родителей. Все сознательные годы своей жизни пыталась она что-нибудь разузнать о брате, даже в передачу "Жди меня" обращалась, но безрезультатно. Однако, будучи оптимисткой по натуре, она не теряла надежду, и теплоходная поездка в Углич служила тому подтверждением. Как только трёхчасовая экскурсия закончилась, она отправилась по старому адресу, где их семья раньше жила. Но всё изменилось, и людей,
которые могли знать её родителей, увы, она не нашла: кто уже умер, кто в другой город переехал, а кто был на даче — лето всё-таки. Так ни с чем и вернулась Клава на пристань.
Вдоль дорожки, ведущей к теплоходу, было много палаток, где местные жители радовали приехавших сувенирами из глины, бересты, дерева и камня. Среди покупателей Клавдия увидела туристов с их теплохода, но "фотографа" среди них не было. Он стоял около берёзки на высоком пригорке и фотографировал закат. Она подошла к нему на цыпочках, как обычно подходят к рыбакам, чтобы не спугнуть рыбу, и, тоже сделав снимок, сказала:
— У меня так, как у вас не получится. Техника не та!
— Что правда, то правда! — услышала она в ответ.
— А закат-то на рыжую лисицу похож! — заметила Клавдия.
— Точно! — согласился он и добавил: — Какое красивое сравнение! Вы, наверное, поэтесса?
— Нет. По специальности я журналист, но стихи — действительно моё хобби.
— А как зовут молодое дарование?
— Клавой. А Вас?
— А меня Владиславом.
Сердце у Клавдии сжалось. Боясь крушения иллюзий, она решительно отмела все мысли: "Нет! Не может быть! Это просто совпадение !". Владислав увидел её смятение, но, оставив его без комментариев, просто сказал: "Пойдёмте вниз, а то наш теплоход скоро отправляется".
Вечером они встретились на палубе и, быстро перейдя на "ты", разговорились. Постепенно их разговор из светской болтовни ни о чём перешёл в разговор о кино, музыке, литературе. Как оказалось, им обоим нравятся одни и те же писатели, режиссёры, музыканты. "Странно! — думала Клава, — Обычно у мужчин и женщин вкусы разнятся, а здесь всё так просто, будто с собой разговариваешь". Заговорили о фотографии. Выяснилось, что Владик серьёзно ею занимается
уже семь лет и достиг определённых высот. И, несмотря на то, что является он любителем, уже дважды выставлял свои работы в профессиональной галерее.
Что люди обычно фотографируют? Себя, своих близких и друзей за едой, на даче, да изредка в поездках! Если не верите, просмотрите свои фотоальбомы, и вы в этом убедитесь! А у Владика биография была богатая. Он поведал Клавдии, что волею судеб в раннем детстве полгода бродяжничал, пока не попал в детдом, а после в мореходку, и к своим двадцати шести уже за три моря сходил! Так что было ему, на что посмотреть и что людям показать!
Становилось прохладно. Владик предложил Клаве пойти к нему в каюту, чтобы показать ей свои лучшие работы. Девушке, с одной стороны, было немножко не по себе: идти в каюту к человеку, с которым едва знакома?! А с другой стороны, прерывать такой интересный разговор совсем не хотелось. В конце концов, любопытство перевесило.
Каюта Владика располагалась выше палубой и относилась к классу "люкс". Естественно, никаких соседей там не было. Опасаясь нарушить идеальный порядок, Клавдия присела на краешек кровати и попросила разрешения посмотреть фотографии. Влад с удовольствием вручил ей фотоаппарат и сказал, что вернётся через несколько минут.
Он действительно не заставил себя ждать и спустя минут пять вошёл в каюту с бутылкой шампанского в руке. Клава вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Влад ловко открыл бутылку и разлил игристое вино по стаканам. "За встречу!" — сказал он. Они чокнулись и выпили. За первым "бокалом" сразу последовал второй. Шампанское оказалось сладким и прекрасно пилось без закуски. Но у Клавы всё поплыло перед глазами: сказалось дневное волнение. Влад заметил
это и нежно провёл одной рукой по её роскошным волосам, расстёгивая другой свою тенниску. И вдруг Клаву словно током ударило. У Влада на цепочке — скрытая от чужих глаз — висела половинка кулона зодиакального созвездия "Близнецы".
— Что это? — спросила она.
Владик было засмущался, но ответил:
— Это семейная реликвия. Подарок покойных мамы и папы, ведь у меня есть сестра, которую я не видел целых двадцать лет.
При этих словах Клава заплакала и показала свою половинку кулона, висевшего на цепочке. Влад охнул и обнял её.
Когда-то родители сделали этот кулон на заказ. На обратной стороне были написаны их имена: Клава и Владик. Купив обоим цепочки, они повесили на каждую половинку кулона, чтобы дети всегда знали, что каждый из них не просто сам по себе, а часть пары.
Брат и сестра, абсолютно счастливые, молча стояли на палубе. На их плечах, словно шаль, расшитая золотыми звёздами, лежала тёмная ночь. А теплоход медленно шёл по Волге.
МАТЬ И ДИТЯ
Лина зашла в храм. Служба уже закончилась. Она подала заказную записку "О упокоении" и поставила свечку на канун. Её взор неожиданно упал на икону Божьей матери с младенцем на руках. Сколько раз она смотрела на эту икону! Сколько раз мысленно обращалась к ней за помощью, ведь её мамы не было в живых уже десять лет. И вот впервые именно в храме задумалась она об отношениях матери с ребёнком. Да, отношения эти могут быть от всепоглощающей любви до сжигающей тебя изнутри
ненависти. Однако самыми сложными являются объединяющие в себе два противоположных чувства — любовь и страх. К сожалению, в жизни подобные отношения не редкость, поэтому история знает немало искалеченных судеб.
Всю жизнь с раннего детства Лина до самозабвения любила мать и боялась её гнева. Ей приходилось даже скрывать от родного человека тот факт, что она курит, ибо мало бы ей не показалось. Когда она приезжала к родителям на дачу, то приходилось, спрятав сигареты во внутренний карман куртки в ненастную погоду или под кепи в жаркую, бегать посмолить либо на заброшенный пруд, либо к соседке, которая жила через дорогу. Имея сына, та над ней хоть и подхихикивала, но свою веранду
всё же предоставляла. Курильщик со стажем, Надежда не бросила курить даже будучи беременной (с разрешения врача, конечно) и однажды рассказала Лине, что перед родами с удовольствием сделала пару затяжек в туалете.
Гешка родился крупным (около пяти килограммов), смуглым и кареглазым. Но его отец, бывший Надин муж, не пожелал взглянуть на сына и уехал в Америку. Думалось, на год, а оказалось, навсегда. Так Надежде пришлось стать Гешке и мамой, и папой. Работала она в очень крупной фирме, была высококлассным, хорошо оплачиваемым специалистом, поэтому в подачках мужа не нуждалась. А с Гешкой ей здорово помогал отец. Мама-то у Надежды давно умерла, и она с юности прошла школу выживания: и
хозяйство вела, и институт закончила.
Отношения в семье были хорошие. Надино слово — закон. Отец (хоть и полковник в отставке) человеком был мягким, потому во всём подчинялся дочери. А Гешка рос ребёнком покладистым. Да и как тут не будешь покладистым при такой властной маме?!
На характер, данный человеку от природы, накладываются ещё и обстоятельства. У Надежды было много друзей, а вот личная жизнь никак не ладилась. После предательства мужа она стала резче, жёстче — своими словами и поступками била в лицо, совсем как яркий свет, и мужчинам хотелось зажмуриться, отгородиться от этой яркой женщины. А Надежда и впрямь была яркой: роскошные натуральные светлые кудри волос, карие глаза и мягкая округлость форм. Но мужчин останавливала вовсе не полнота
этой женщины, а её резкий голос и желание всё решать самой, переросшее с годами в привычку.
Но если чужие мужики этого боялись, родные считали это нормой жизни. "Мама знает, что делает!" — эти слова постоянно рефреном звучали в их доме. Надежда решала всё и за всех: в каком санатории лечиться отцу, какие дополнительные навыки нужно привить Гешке, из какого материала строить дачный дом и какую собаку купить для его охраны.
Дачный домик — тот самый, куда Лина бегала к Надежде курить, совсем обветшал. Построенный в шестидесятые годы двадцатого столетия Надиными родителями, он морально и физически устарел, и Надя затеяла стройку века. Через год на их участке вместо старой халупы красовался дом из бруса, который охранял шоколадного цвета лабрадор. Это была девочка по имени Фрося, которую сторожем можно было назвать с большой натяжкой. Фрося шествовала вдоль забора из рабицы и улыбалась всем проходящим
мимо. В Гешкины же обязанности входило закрывать и открывать ворота деревянного забора со стороны улицы, когда Надежда передвигалась на машине.
Институт Гешке тоже выбрала мама. Надежда в совершенстве владела японским и английским, что давало ей огромное конкурентное преимущество. С её точки зрения парень должен максимально загружать свою голову, чтобы на глупости времени не оставалось. Считая отличное образование главным в жизни, она выбрала МГИМО, институт международных отношений.
И начались годы учёбы. Вложившись в курсы и в репетиторов, Надежда требовала от Гешки полной отдачи. Жизнь у парня была не сахар: шесть дней учёбы по четыре-пять пар, два языка с первого курса, дополнительные занятия по математике… Всё это съедало столько времени, что ему не удавалось даже потусоваться с однокурсниками. Он не готовился к празднику посвящения в студенты и, соответственно, вместо поездки за город на великую пьянку, поехал с мамой и дедушкой на дачу собирать черноплодную
рябину, срезать и жечь ветви кустарников и закапывать пожухлые цветы.
А потом опять была учёба и бессонные ночи над учебниками. Надежда даже любимым всей молодёжью Интернетом позволяла Гешке пользоваться только в учебных целях в течение рабочей недели, а для развлечений существовали выходные. Но, закончив строительство дома, Надежда таскала бедного сына на дачу каждую субботу, так что времени на всякую ерунду вроде встреч с девушками у него просто не оставалось. А его сверстники уже давно не просто бегали на свидания — у многих уже была активная
личная жизнь. Но Гешка был далёк от всего этого. Его жизнь превратилась в равнобедренный треугольник: учёба — приготовление домашних заданий — дача. И эта фигура никак не хотела вставать на четыре ноги, чтобы превратиться в квадрат, где четвёртое ребро — личная жизнь. Всё это оказалось сублимированным мамой, её планами, желанием ей угодить. То, что происходило в душе молодого человека, казалось, никого не волновало. Вот они, отношения с мамой! Фигура у Гешки стала сродни фигуре Лины,
их соседки по даче. И это не удивительно, ведь если почитать книгу Лиз Бурбо "Пять травм, которые мешают быть самим собой", именно так выглядит человек — мужчина или женщина, с детства униженный матерью. Матерям невдомёк, к чему это может привести. И если Лина не смогла устроить свою личную жизнь, в случае с Гешкой всё было иначе.
Прошло полтора года. К концу подошла третья сессия — одна из самых сложных на протяжении всего курса обучения, а Гешка боялся признаться маме, что не смог закрыть сессию, не сдав одну из дисциплин. Как он ни старался, ему никак не удалось покорить вершину, даже с третьей попытки.
К своему ужасу он узнал, что на а четвёртую пересдачу нужно было получить разрешение ректора. Узнав об этом, Гешка сгорал от стыда. Он с трудом мог представить себе, как скажет об этом маме. Дедушка был в санатории. Гешка пришёл домой, положил зачётку в раскрытом виде на кухонный стол и ушёл.
Когда Надежда вернулась с работы и увидела это, раздался телефонный звонок. Не успела она снять трубку, как ей сказали, что Гешки больше нет. Он поднялся на крышу шестнадцатиэтажного дома в квартале от их дома и спрыгнул вниз. Услышав это, Надя сказала: "Слабак!"
Приехав в июне на дачу, Лина увидела, что Надин дом стал очень большим. И сколько бы друзей ни приезжало к ней в гости, дом всё равно смотрит пустыми окнами, как будто это Гешкины глаза смотрят на то, что происходит вокруг; глаза человека, потерявшего свои ориентиры из-за непростых отношений с любящей его по-своему матерью.