Александр Алиев О РУССКОМ «ФАУСТЕ» И БРЕМЕНСКИХ МУЗЫКАНТАХ
ЕСЛИ в литературной викторине задать вопрос: кто первым перевёл на русский язык что-нибудь из "Фауста" Иоганна Вольфганга фон Гёте? — мало кто ответит правильно.
А оказывается, автор "Горя от ума". В марте 1825 года альманах "Полярная звезда" опубликовал его перевод отрывка из "Театрального вступления" к гётевской трагедии. Александра Сергеевича Грибоедова в этой части "Фауста" привлекло больше всего отношение публики к театру. Перевод, разумеется, вышел не очень точным — удлинённым на одну треть, а некоторые сатирические мотивы русский драматург вставил от себя. (Вообще, поговаривали, что Грибоедов
задумал перевести всю драму, которую знал наизусть.)
В дальнейшем, в конце 1820-х и в 1830-е годы, появилось ещё несколько переводов фрагментов из "Фауста", сделанных, в том числе Д.В. Веневитиновым и Ф.И. Тютчевым. Наши лирики выбирали для своих работ Песню Маргариты за прялкой, монолог Фауста в лесной пещере, балладу "Фульский король".
Александр Сергеевич Пушкин тоже испытывал огромный интерес к главному сочинению Гёте. "Но "Фауст" есть величайшее создание поэтического духа, он служит представителем новейшей поэзии, точно как "Илиада" служит памятником классической древности", — писал он. И далее: "Благоговею пред созданием "Фауста".
Недаром под пушкинской рукой родилась в 1825 году "Сцена из Фауста", где поэт по-своему интерпретировал характеры героев немецкого классика. В свою очередь, Гёте неоднократно слышал о Пушкине, а узнав от В.А. Жуковского, что молодой русский литератор создал вольную вариацию на тему его драмы, растрогался и вручил Василию Андреевичу перо, каковым только что работал, со словами: "Передайте моему собрату".
Пушкин очень дорожил этим подарком, заказал для него специальный сафьяновый футляр с надписью "Перо Гёте" и держал на своём письменном столе.
И, конечно же, Александр Сергеевич горячо одобрил предпринятую поэтом Э.И. Губером попытку первого полного перевода "Фауста".
Эдуард Иванович Губер, сын лютеранского пастора из Саратова, окончив гимназию, поступил в Петербургский институт корпуса инженеров путей сообщения. В дальнейшем родственник помог ему найти работу в Энциклопедическом Лексиконе Плюшара. Здесь близким приятелем Губера стал журналист и издатель Николай Греч, который познакомил его с целой плеядой столичных писателей. Много времени Эдуард Иванович посвящал чтению немецких философов, подрабатывал переводами.
Осенью 1835 года перевод "Фауста" был представлен в цензуру, однако не пропущен ею. Молодой человек впал в такое отчаяние, что разорвал и сжёг свою рукопись — плод пятилетних трудов! Дознавшийся об этом Пушкин разыскал поэта, ободрил, и между ними завязались творческие отношения. Губер дал обещание начать вторично переводить "Фауста" и не заходить к Пушкину иначе как принося с собою новый отрывок.
Эдуард Иванович разыскал свои черновики, многое помнил наизусть, иное перевёл вторично. И вот в декабре 1836-го он явился в пушкинскую квартиру на Мойке с готовой рукописью. Александр Сергеевич намеревался досконально разобрать её, возможно, что-то напечатать в "Современнике". Но… через полтора месяца великого поэта не стало.
Губеровский перевод вышел отдельной книжкой в 1838 году и отзывы у критики вызвал диаметрально противоположные.
"…Новое отрадное явление стихи Губера, дышащие сердечным чувством и свидетельствующие дарование сильное, — читаем мы, например, у Николая Полевого. — Не страшась опасности, юный поэт смело берётся за подвиг огромный — он переводит Фауста Гётева, и, сколько нам известен этот перевод, он составил бы почётное имя самому опытному поэту".
Ещё дальше идёт Осип Сенковский: "Кажется, как будто лира Пушкина ожила нарочно для того, чтобы передать нам великолепное творение германского поэта-философа языком и стихом, достойным его".
Но зато Виссарион Белинский был крайне резок: "Жалкий г. Губер, двукратно жалкий — и по своему переводу, или искажению „Фауста" и по пакостной своей философской статье…"
ТРУД, осуществлённый Губером, подтолкнул и ряд других отечественных литераторов приступить к русскому "Фаусту": И.А. Бека, М.П. Вронченко, Н.П. Грекова, П.В. Трунина, Н.Е. Врангеля (отца, к слову, "чёрного барона" П.Н. Врангеля и искусствоведа Н. Н. Врангеля), князя Д.Н. Цертелева… Большинство из них переводили или вольно излагали первую часть драмы, вторую же пересказывали прозой. Художественные достоинства этих работ весьма скромны, отдельные места удались
переводчикам — не больше.
До конца XIX века лучшим переводом гётевского сочинения считался тот, что был выполнен Александром Струговщиковым. Заняться этим его, к слову, активно побуждал Белинский в пору работы в "Отечественных записках". Струговщиков начал с публикации отрывков, а уже после смерти критика закончил и напечатал в "Современнике" (1856) полный перевод первой части.
В истории русской культуры широкую известность получил русский текст Струговщикова песни Мефистофеля о блохе (сцена "Погреб Ауэрбаха в Лейпциге"), положенный на музыку Модестом Мусоргским.
Самый же полный стихотворный перевод обеих частей принадлежит выдающемуся лирику Афанасию Фету, который не только сохранил в "Фаусте" все размеры подлинника, в том числе непривычные в русской поэзии того времени дольники (Knittelverse), но и следовал чередованию рифм оригинала. Однако фетовский труд не получил признания и в дальнейшем не переиздавался.
Добавим, что за драму брались также Константин Бальмонт и Валерий Брюсов.
Абсолютное же, непреходящее значение сохраняют до сих пор лишь два перевода.
Один из них осуществлён учёным-зоологом Николаем Холодковским для Собрания сочинений Гёте 1878 года. В течение следующих сорока (!) лет он стремился улучшить его, и 19 октября 1917 года был удостоен за свой труд Пушкинской премии.
Когда А.М. Горький руководил издательством "Всемирная литература", поэту М.Л. Лозинскому поручили отредактировать перевод Холодковского. Вот этот новый вариант и стал классическим. Он оставил в русской литературной речи множество крылатых слов и выражений, весьма способствовавших "фаустовской" популярности.
Значительное явление отечественной поэзии и переводческого мастерства — работа Бориса Пастернака (1955). Хотя отдельные места точнее у Холодковского, в целом Пастернаку удалось передать как богатство и разнообразие поэтической манеры "Фауста", так и глубокое единство произведения.
Ещё раз подчеркнём: читателю, которому недоступен гётевский шедевр в подлиннике, больше всего скажут именно эти два перевода.
МЕЖДУ ТЕМ, есть в Германии литературное создание, которое в плане популярности оказалось "посильнее "Фауста" Гёте" и является самой тиражируемой немецкой книгой, переведённой более чем на 160 языков. Речь идёт о сказках Братьев Гримм, ставших, без преувеличения (наряду со сказками Шарля Перро), для сказочного жанра своеобразной "Илиадой" и "Одиссеей", неисчерпаемым источником интерпретаций, цитирования и исходников для новых сюжетов.
Материалы к своему сборнику Якоб и Вильгельм Гриммы собирали, путешествуя по Гессену и Вестфалии. Так, в 1813 году со слов крестьянки Доротеи Виманн из деревни Нидерцверен под Касселем было записано 76 сказок и среди них история Бременских музыкантов. Она была включена братьями во второе издание "Детских и семейных сказок" (1819).
НЕБОЛЬШОЙ и спокойный германский город Бремен раскинулся по двум берегам реки Везер, примерно в шестидесяти километрах от её впадения в Северное море. Основан он был в 787 году императором Карлом Великим в качестве епископской резиденции, расцвет же для него начался с середины XI века, с момента правления архиепископа Адальберта. В 1260 году Бремен присоединился к Ганзейскому союзу, державшему в своих руках всю международную торговлю на Балтийском и Северном морях.
Центральная площадь Бремена — Рыночная — с Ратушей начала XV века и романско-готическим собором Святого Петра (XI век) по праву считается одной из красивейших в Европе. Посередине площади высится каменная статуя рыцаря-героя Роланда, главный символ города и олицетворение его независимости. Имперский орёл на щите даёт понять, что городское право восходит ко временам Карла Великого и Бремен подчиняется только императору и ни одному другому светскому или духовному лидеру.
Однако теперь по всему миру город известен больше всего тем, что вокруг него бродила в сказках Братьев Гримм странная труппа. И, завернув за Ратушу с запада, вблизи фасада мы как раз и увидим то, что обернулось ещё одним здешним символом, — памятник знаменитым Бременским музыкантам.
Появился он в 1951 году. Скульптор Герхард Маркс изобразил своих героев стоящими друг на друге в форме пирамиды, в ту самую минуту, когда они заглядывают в окно к лесным разбойникам. "Осёл тихонько поставил передние ноги на подоконник, Пёс взобрался на спину Ослу, Кот вскочил на спину Псу, а Петух взлетел на голову Коту. И тут они разом закричали…"
Кстати, при подходе к памятнику вплотную, в глаза бросаются отполированные до блеска ослиные ноги. Дело в том, что существует поверье: если взять осла за обе ноги и загадать желание, то оно непременно сбудется. Но ещё с большей вероятностью желание исполнится, если коснуться носа того, кто расположен повыше. И вот изрядно потёртые носы животных свидетельствуют о том, что многие жители и гости города до сих пор верят в "волшебную силу" монумента. Правда, до Петуха дотянуться
сложнее всего…
Заметим попутно, что памятники весёлым, смелым и неунывающим Бременским музыкантам есть и в некоторых других германских городах, например, в Лейпциге, Цюльпихе, Эрфурте. Соответствующий сюжет был представлен и на почтовых марках, выпущенных ранее в ФРГ и в ГДР.
СКАЗКИ Братьев Гримм оказывали большое влияние как на фольклор чужих стран (известный советский этнограф В.Я. Пропп отмечал, что такие сказки, как "Красная Шапочка" и "Бременские музыканты" уже воспринимаются в русских деревнях как свои — народные), так и на литературную сказку (достаточно вспомнить пушкинскую "Золотую Рыбку", "Мёртвую царевну", "Жениха", где прекрасно просматриваются гриммовские сказки "О рыбаке и его жене",
"Белоснежка" и "Жених-разбойник").
В нашей стране "музыкантов" воспринимают, главным образом, через призму советской мультипликационной дилогии с элементами рок-н-ролла и культуры хиппи. Неудивительно поэтому, что большинство скульптур изображает героев именно этих мультфильмов-мюзиклов, то есть с включением Трубадура, Принцессы, Короля, Атаманши, гениального Сыщика, о которых у Братьев Гримм и речи не шло. Таковы, скажем, памятники в Петербурге, Липецке, Сочи, Хабаровске. Настоящим шедевром можно
считать "поющий" памятник в Красноярске: три раза в день — в 8.00, 12.00 и 20.00 — из динамиков раздаётся петушиный крик и куплет песни "Мы к вам заехали на час".
Итак, две совершенно разные сказки живут своей жизнью, неся в себе менталитет и реалии обеих стран. И это прекрасно, ибо благодаря своим школьным друзьям сегодня уже немецкие дети с удовольствием смотрят русских "Бременских" и гордятся тем, что этот сказочный Бремен находится не где-нибудь в тридесятом царстве, а у них в Германии.