Сергей Крюков __ РАССКАЗЫ
Московский литератор
 № 19 октябрь, 2016 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Сергей Крюков
РАССКАЗЫ

     КАБАН
     Колёса ЗИЛа привычно гудели на Мурманском тракте, по которому мы, я и мой шофёр Сашка, возвращались в Москву, закупив семь тонн мороженой рыбы в порту. Вообще-то в "будку" грузить более шести тонн не положено, но… Как всегда — по-русски. Опломбировали кузов, чтобы гаишники не цеплялись, выпросив пломбиратор прямо в гостинице, где я снимал номер. У меня всегда был запас пломб в машине.
     Выехали в ночь. Весь вечер я прошлялся по Мурманским рыболовным магазинам, выискивая полезные норвежские диковинки. В Москве в девяностые ассортимент куда скуднее был, а цены зашкальные.
     Сначала я пытался заснуть, но безуспешно. Глаза слипались, а сон не шёл. Так мы и травили разные байки, кто о чём. Я рассказывал "водиле" о своих рыбацких подвигах, а тот втихомолку посмеивался, мол, ври-ври, да не завирайся. Знаем мы вашего брата-рыболова, в рыбацких байках и уклейка иной раз осетром оказаться может...
     Мы уже почти пересекли Кольский полуостров, когда забрезжил рассвет. Окрестности подёрнулись туманом, клубами выхватываемым фарами машины. Впереди показалось просторное место для отдыха перед небольшим мостом. Александр плавно сбросил скорость и спустил машину с дороги.
     — Вот тебе река, сказал он, — покажи, на что ты способен. Сказками кормить каждый может!
     Понятно было, что спутник мой шутит: рыболовных снастей у меня не было. Остановился он — умыться и перекусить. Но меня задел его вызов. Провоцировало и то, что накануне мне посчастливилось приобрести в магазине моток лески и большую французскую блесну-вертушку, четвёртый "мэпс". В Москве таких крупных вертушек я не встречал в то время даже на "Птичке".
     Играть, так играть! Размотал леску, привязал блесну и понял, что в таком виде без удилища забросить далеко и точно эту снасть не удастся: слишком лёгкая. Тогда я вспомнил про свинцовые пломбы. Достал три штуки из "бардачка" машины и привязал их выше блесны. Снасть получилась убогой, но, раскрутив рукой, её можно было забросить довольно далеко. Я попробовал это сделать на обочине дороги. Блесна улетела метров на двадцать пять. Близковато, конечно, но ширина реки, возле которой мы остановились, едва ли превышала тридцать пять, так что пробовать стоило.
     Рядом со стоянкой располагался тихий залив реки, на поверхности которого то здесь, то там красовались листья кувшинок. Зацепись крючком за прочный черенок листа — и прощай блесна. С удилищем я бы смог её провести, лавируя между кустами растительности, но в данном случае…
     Зашёл на мост, чтобы осмотреть основное русло. По обе стороны от дороги, перпендикулярно ей, открывался стремительный порожистый поток бурого цвета, выдающего болотное торфяное происхождение. Слева от моста, насколько охватывал взгляд, речку окружали каменистые берега, сплошь заросшие невысокими деревьями и кустарником. Справа картина была несколько иной: за кустами правого берега видна была прореха, вероятно, искусственного происхождения. Попытки забросов с моста результата не дали, и я решил поискать выхода к обнаруженному прогалу.
     Вернувшись к месту стоянки, я увидел тропу, проложенную в сторону реки, по которой и вышел к ней.
     Рассвет уже пробивал туман, и мне хорошо были видны все речные закоулки. Вода, несмотря на бурый оттенок, была абсолютно прозрачной. Ложе реки составляли многочисленные порожки и перекаты. Русло менялось по ширине таким образом, что рыба, будь она в реке, должна была бы располагаться ближе к моему берегу, на участке с приличной глубиной и достаточно ровным течением, где ловля моей снастью была невозможной. Всю среднюю часть русла занимал довольно мелкий перекат, который рыба могла пересекать лишь время от времени. Но опытный взгляд бывалого рыболова зацепился за располагавшийся почти у самого противоположного берега объёмистый валун. Вода переваливалась через глыбу тонким слоем и огибала с обеих сторон, образуя в яме под ним вихрящиеся водовороты. Я знал, что в таких местах любит держаться рыба, выжидая корма. Но камень был так далеко!
     Куда деваться! Испытывая привычную для таких случаев нервную дрожь, я размотал с катушки достаточный запас лески, надёжно укрепив катушку с остатком лески в камнях, перебрал леску, удостоверившись, что на ней нет узелков и она ни за что не цепляется, и, изо всех сил раскрутив блесну, отпустил леску.
     Когда ловишь на блесну с грузилом, для того, чтобы блесна, замедляющая свой полёт из-за большей, чем у грузила, парусности, не зацепилась за леску, последнюю необходимо в полёте подтормаживать. На мелкой воде это нужно ещё и для того, чтобы сразу после падения блесны начать её движение, не позволяя блесне погрузиться и зацепиться за дно. Легко и просто это делать, когда леска выбрасывается с барабана катушки, установленной на удилище, да вдобавок есть запас по дальности заброса. А когда цель — на пределе заброса, а удилище — голубая мечта, имеешь то, что имеешь.
     Мне удалось придержать леску рукой перед падением блесны в воду. Но блесна каких-то полметра не долетела до ямы и, предательски звякнув, плюхнулась в воду. Если вожделенная рыба до того момента и паслась в яме, то теперь уж точно должна была уплыть.
     Но делать нечего. Я выбрал леску на берег, удостоверившись в том, что вращение иноземной снасти при проводке заводится с пол-оборота, и, выждав несколько минут, повторил попытку.
     Леску я решил не притормаживать. Будь что будет.
     Блесна взвилась от броска и по параболической дуге опустилась в полуметре за камнем. Теперь необходимо было срочно выбрать слабину лески, уже опускавшейся на поверхность воды, и начать движение блесны, не давая ей погрузиться.
     Как ни странно, мне это удалось. Блесна завелась и по дуге стала пересекать толщу воды в яме, лишь на мгновения срывая вращение в водоворотах.
     Сильный рывок лески, который я ощутил где-то через секунду, был, на самом деле, для меня полной неожиданностью. Да, понятно, что теоретически шансы на поклёвку были, но, памятуя о том, что я впервые ловил на подобной реке, ловил без положенной снасти, да ещё вдобавок наделал ненужного шума, эти шансы были близки к нулю.
     Рыба, как ей и положено, пытаясь освободиться, выпрыгнула из воды, и я увидел чудо чудное, диво дивное. На леске, как бумажный змей на нити, взвилась коричневая красавица с контрастными тёмно-бурыми плавниками. Ничего подобного я прежде не видел — и сейчас не мог понять, что за хищник сидел на крючке. Рыба тянула леску, вырывая её из моих рук, а из-за отсутствия удилища я не мог плавно гасить рывки. Хищница могла сорваться в любой момент. Единственным шансом благополучно её вытянуть было — чего бы то ни стоило, развернуть рыбину к себе и попытаться стремительно выбирать леску на берег, не позволяя хищнику вернуть инициативу.
     Важнее всего сейчас для меня было, чтобы мой "провокатор" Сашка увидел, что действительно в реках водится крупная рыба, которую и впрямь можно поймать. Я закричал изо всех сил, призывая на помощь.
     Но рыба, наконец, послушалась меня: через минуту я подвёл её к берегу и, ступив одной ногой в воду, подхватил красавицу под жабры левой рукой и, продев большой палец под жаберную крышку рыбины, изловчившись, выбросил её на берег. Выпрыгнув из реки, я подхватил добычу двумя руками и отбросил подальше от воды. Рыба трепыхалась, высоко подпрыгивая, когда в проёме деревьев показался бегущий Сашка.
     Увидев подпрыгивающую красавицу, он остановился, опешив. Более удивлённого и восторженного лица я в жизни не встречал.
     С воплями: "Кабан! Кабан!" — Сашка вновь побежал в мою сторону. Отцепив блесну, мы внимательно разглядывали трофей. Перед нами бился огромный язь, принявший окраску торфованных вод. Суть иллюстрация мимикрии как таковой.
     Всю оставшуюся часть дороги я слышал время от времени повторяющиеся в разных вариациях одни и те же слова: "Кабан!.. Ну, и кабан!.. Ай да кабан!..".
     Дорога домой была, как никогда, короткой.
     Через неделю Сашка, светлая душа, на день рождения подарил мне икону.
      
     УРОК ТЕЛЕПАТИИ
     Даром провидения в той или иной степени обладают все.
     К чудесам это уже давно не относят. И на кострах давно не сжигают ясновидцев, обвиняя их в колдовстве. А ведь были времена…
     Многие могут похвастаться ощущением дежа-вю.
     Многим снились и снятся сюжеты, толкуемые сонниками. И самое интересное — в том, что толкование зачастую сбывается.
     Матери, царство ей небесное, в один из её дней рождения вечером явилась "Пиковая дама", чёрная женщина. Как оказалось, в этот момент умерла её мать, моя бабушка.
     Жене как-то приснился зять в огненных брызгах во время какой-то вспышки. На следующий день в машину зятя врезалась "десятка", сработала подушка безопасности, от взрыва пиропатрона которой искры опалили его лицо и свитер.
     Мои сны для меня всегда наполнены содержанием. Чаще всего они выражают как бы "материализацию" моих мечтаний. Но иногда…
     Однажды я увидел во сне страшный в своей жестокости бой кошки с собакой, который закончился обоюдной смертью. Проснувшись от ужасного сна, я поведал об увиденном жене. "Собака — друг, кошка — враг, ты потеряешь друга и врага", — ответила жена. Наутро была с треском уволена из фирмы, где я тогда работал, начальница производства, уличённая в хищениях. Мы с ней когда-то дружили, но в последнее время — терпеть друг друга не могли. Мой рассказ об увиденном сне вызвал резонанс в фирме. Говорили, что я напророчил конфликт. Если бы я мог!..
     Как минимум, три случая написания мною стихов были заочно сопряжены с реальными событиями или предвещали их.
     Но сон, о котором я хочу рассказать подробно, особняком стоит на фоне других.
     Как-то летом, в выходные, я отдыхал с женой на даче.
     Люблю собирать грибы. Но заканчивался жаркий июль, время и вообще не балующее грибников, а в тот год — особенно. В начале-середине месяца показался незначительный слой, но быстро сошёл на нет. Две-три недели в лесу не было даже сыроежек и поганок. Природа ждала дождя, но, по-видимому, ждать ей предстояло ещё долго. А от хорошего дождя до грибов — ещё не меньше недели, а то и все две. Поэтому в лес мы не ходили: что зазря слепней да комаров кормить!
     Но в одну из этих жарких июльских ночей мне снится, что пошёл я за грибами в свой любимый лесок, быстро прошёл опушку, где обычно задерживался (уж больно урожайной она была), и прямиком поднялся в средний массив. Да не правой стороной, где поднимался обычно, а левой, вопреки всей понятной и привычной мне лесной логике. Шёл, как одержимый, как заговорённый, как сомнамбула или зомби, пока в сумрачном свете, едва сочившемся сквозь густые кроны елей, не обнаружил только что пробившийся из листвы на поверхность толстенный палец любимого мной подосиновика. Дальше сон оборвался, рассвет разлепил мои глаза.
     Казалось, увиденный сон опять-таки "материализовал" мою мечту. Но на этот раз всё было так реалистично и правдоподобно, что каждая деталь сновидения надёжно запечатлелась в сознании. Это не позволяло мне думать ни о чём другом.
     Я встал, выпил кофе и, не обращая внимания на укоры и уговоры жены, быстро подхватился и пошёл в лес. Окружавшая реальность в тот момент была для меня сном, а всё, что я видел, слышал, ощущал — было лишь воспроизведением увиденного во сне ночью.
     Быстрым шагом я миновал деревенские дома, вышел на луговую дорогу и, не заходя в попутные перелески, прямиком направился к любимой тропке, по дуге выводившей меня на обширную опушку, где под могучими елями в грибную пору обычно бывает грибов больше, чем в общей сложности по всему основному лесу.
     Но на сей раз опушка не удостоилась от меня даже скользящего взгляда. Я шёл, как заговорённый, к намеченной цели, и ничто, я знал это, не могло бы меня остановить.
     Точно как в увиденном сне, левой стороной леса я поднялся в основной массив, прошёл хорошо знакомые полянки, продрался сквозь частокол сушняка, переправился через овражную низинку, полубегом скатившись по пологому склону и взлетев по крутому противоположному, прошёл, всё ускоряясь, три ряда елей, цепко задевавших одежду нижними высохшими ветками… И вот, за низким орешником, наконец, должно было открыться то самое вожделенное место…
     Я замедлил шаги. Отогнув ветку орешника, я увидел… да, да, тот самый подосиновик. Он стоял точно в том месте, что и во сне. А где, спрашивается, он мог бы ещё стоять! Только один маленький нюанс отличал его от приснившегося: он подрос, шляпка его раскрылась, а ножка стала несколько тоньше. Лесная сушь явно не была ему на пользу. Он развивался ускоренно, боясь не успеть реализовать своё предназначение — рассеять грибные споры. Я бы и не срывал его, но не принести доказательство ясновидения домой было невозможно.
     Долго я ещё слонялся по лесу и опушке, пытаясь составить компанию единственному грибу.
     Всё было тщетно.
      
     ПОХВАЛА
     Как-то, было дело, приехал я летом с женой к её родителям. А жили они на самом дальнем краю Орловщины, от Москвы — полтыщи вёрст с гаком. Тестя, царство небесное и светлая память Евгению Арсеньевичу, после окончания ВУЗа, а учился он в Туле на оружейника, направили по призыву Родины в составе пятидесятитысячников в колхоз на поднятие советского сельского хозяйства.
     В тридцатые годы направляли двадцатипятитысячников, а после войны — вдвое больше, иначе никак города прокормить не получалось.
     Поначалу поставили его главным инженером совхоза в доброе село Верховье, а потом повышали-повышали, да и повысили до директора "Сельхозтехники" в захолустном райцентре Долгое.
     Дом Арсенич там отстроил себе славный, каменный. Живи да радуйся, если найдёшь, чему. Хорошо хоть, телевидение уже не в диковинку было, в сёлах можно было аж три программы поймать. Можно было. Если очень постараться. При хорошей антенне с приличным усилителем. Только поднять эту антенну нужно было на такую высоту, что дух захватывало на неё смотреть.
     Вот и решил я тестю с тёщей подарок сделать. Знатную антенну сконстролить. Благо, подручного материала в "Сельхозтехнике", да и вокруг неё, валялось — от вольного.
     Вот и натащил я во двор труб всяких да всяческих. И стал с ними колдовать.
     Тут из дома тесть вышел. Он не работал уже в то время, только попивал потихоньку, да корвалол потягивал. Высадит пузырёк — и на боковую, мол, устал да сердце барахлит…
     Так вот. Вышел Арсенич, увидел мою возню, да и спрашивает — что, мол, я тут задумал.
     Говорю, антенну решил переделать.
     Старик махнул рукой — дескать, пустая затея: Чтобы антенна сигнал хорошо ловила, её, знаешь, какой высоты делать надо! — зря только пачкаешься. Отдохнул бы лучше перед завтрашней дорогой в Москву! Тем более, что "ящик" — ни к чёрту…
     Сказал — да и пошёл в дом.
     Но — если я берусь…
     В общем, попримерял я трубы друг к другу, попримерял, да и состыковал. Сынженерил, как сумел, даром, что ль, два высших образования получал!
     И осталось дело за немногим. Верёвкой втащил верхний конец на крышу, снял с прежнего штока саму антенну, притянул её проволокой к концу трубы — и потихоньку выставил конструкцию вертикально вдоль стены, благо ветра не было. Хомутами от прежней антенны прихватил новый телескоп к стене и, подняв его в креплении максимально высоко, зафиксировал всё той же проволокой. Да и шурупы у хомутов затянул — мама не горюй!
     Слез с крыши по деревянной лестнице, подхожу к крыльцу, а тут как раз и тесть вышел проветриться. Иди, говорит, отдохни, плюнь ты на эти железки! Пойдём лучше по стопочке пропустим.
     А я и отвечаю: Конечно, как раз и повод есть.
     Арсенич спрашивает: И — какой?
     Да, говорю, антенну обмыть бы не мешало.
     Тесть молча обошёл дом — и взглянул на моё сооружение.
     — Охренеть! — сорвалось с его уст.
     Лучшей похвалы я в жизни не слыхал.
     А "ящик" оказался не так уж и плох…