НЕПОЛУЧЕННАЯ ПОЧТА
Время от времени мне снится один и тот же сон: я подхожу к двойной двустворчатой двери дома моего детства и юности, который давно уже снесли, сровняли с землей. Рассказывают о том, как громко тогда мяукали коты и гуркали голуби, жившие там, на чердаках двухэтажного, красного кирпича дома, построенного в тридцатые годы двадцатого века для рабочих железнодорожных мастерских города Т. Этот дом был построен на месте взорванной в революционную эпоху церкви. Когда мы,
дети, играли во дворе "нашего дома", кое-где ещё проступали из земли остатки фундамента этой церкви. Не помню, чтобы кто-нибудь из нашего двора был счастлив и удачлив, даже если "выходили в люди". В нашем дворе жили, в основном, советские начальники, парторги, директора, врачи, даже бывшие дворяне. В соседнем дворе, в основном, жили незлобные пьяницы, дети войны, пившие денатурат, который свободно продавался в магазинчике недалеко от проходной завода, уроды-живодеры, шпана, рецидивисты, дебоширы.
Иногда, по разным причинам и без них, происходили поножовщина и мордобой, гулял весёлый подвыпивший пролетариат вагоноремонтного завода. Среди них были и мы. Дом-то был всего на восемь квартир, по четыре квартиры в каждом подъезде, стены толстые по полметра. В каждой секции подъезда, т.е. двери, ведущей в четыре квартиры, на втором этаже был роскошный балкон, или вернее сказать, веранда с большими окнами. На этой веранде в послевоенные годы хозяйки сушили бельё, постиранное руками фронтовичек для своих
мужей-фронтовиков, на стиральных досках с хозяйственным мылом. Помню, как каждое утро, в шестидесятые годы, наверное, около шести утра, мать и отец поднимались, без будильника. Мать готовила скромный завтрак — яичница, жареная картошка, бледный чай. Помню, что в первые мои годы, когда я себя помнил, я думаю, когда мне было семь или десять лет, в квартире стояла каменная печка, которую нужно было разжигать дровами, которые хранились в сарае недалеко напротив дома. И всё это воспринималось как должное.
Отец брился жёсткими лезвиями "Нева" или "Балтика", которые могла выдержать только жёсткая шкура на лице фронтовика. Помню, когда я уже служил в советской армии, я брился такими лезвиями с холодной водой и мылом в казарме, в туалетной комнате. Это было серьёзное испытание для молодой кожи и едва пробивающейся щетины. Порезы, раздражения кожи, обычное мыло, никакого крема для бритья, но других лезвий мы, простые русские советские ребята, не знали. Это я теперь могу ими бриться, наверное, без
порезов, когда кожа на лице загрубела как подошва на женской туфельке. Мать носила модные шляпки, отец — модные фетровые шляпы и к носкам у него были подтяжки на резинках! Видимо у него этот шик остался со времён его учёбы в Одессе, откуда он попросился на фронт. Потом у них были китайские(!) светлые плащи. Это было первое десятилетие после войны. Мне снится сон, что я в этой квартире. Выхожу из своей маленькой комнатушки, которая в детстве мне казалось большой, которую мы делили со старшей сестрой. Подхожу
к нашей входной двери и начинаю проверять почту, которую каждое утро почтальон нам бросал в щель, прорезанную во входной двери. Смотрю: газеты… "Правда", "Советская Россия", "Крокодил", "Весёлые картинки". Они все падали через щель на небольшую полочку, встроенную между дверей. Многие попадали вниз и забили почти всё пространство между дверей. Смотрю, там много газет, наверное, за многие годы. Никто их не вынимал. Я начинаю их разбирать — и вдруг нахожу среди них какое-то
письмо, которое, судя по дате, несколько лет уже лежит там. И я понимаю, что это то самое письмо, которое должно открыть новую страницу в моей жизни, принести мне счастье, что-то сообщить мне важное. Пытаюсь на конверте разобрать имя и фамилию, того, от кого это письмо пришло, я пытаюсь его вскрыть и прочесть, что там написано… и просыпаюсь. Думаю, думаю… слёзы готовы навернуться на глазах. Я не узнал что-то очень важное или просветляющие какие-то слова, исходящие, написанные каким-то очень дорогим для
меня человеком, который должен был быть со мной, а я прошёл мимо него и не заметил… и не заметил, не ответил на письмо. Я не ответил на его или её письмо и теперь не знаю куда писать. Просыпаюсь в смятении, в догадках, тоске, безысходности. Но потом начинается день, всё на время забывается. А потом, через некоторое время опять мне снится этот сон…
ТРАНСГУМАНИСТ
Стою у моего "пивного дерева". Клён с четырьмя(!!!) причудливо плотно переплетёнными стволами и большой кроной немного загораживает меня от дороги, от солнца летом, от дождя и ветра осенью, от метели зимой, а поздней весной, став спиной к стволу, около клёна хорошо греться на солнце. Стою у дерева пью пиво. Начало лета. После сильного дождя с грозой вся городская московская природа буйно расцвела, распустились листья, молодые, зелёненькие, липкие. По земле,
по асфальту ползут всякие букашки, другие существа летают между листьев, перелетают от дерева к дереву, садятся на кусты дворового шиповника. Приступили к выполнению своей генетической программы. Настойчиво ползут, летят, цветут, прорастают, отчаянно борются за жизнь.
Ходят люди, ездят машины… не замечают, давят, губят, калечат живые существа, убивают живое. По какому праву? Чем они лучше?! Отпил пива из пивного стакана. Представляю, что эти жучки, паучки, насекомые, птицы, бабочки, кошки, собаки и всё живое думает о человеке. Они сознают свою беспомощность перед глупостью и тупой жесткостью человечества. Как они ненавидят и презирают его бессмысленное глумление над ними, над беспомощными детьми природы. Как они ненавидят само существование
человечества. Иногда эта ненависть прорывается у собак, и они, объединившись в стаи, могут растерзать человека, ребёнка, может быть мстят за жестокость, побои холод и голод, которые они получают или от человека, когда их выбрасывают на улицы, стреляют, бьют, травят догхантеры. Ненавидят, но смирились, собрали всю свою космическую волю и дерутся, дерутся за свое существование, зная, что многих из них, раздавят, затопчут, искалечат, но надеются, что пусть хоть небольшая их часть продолжит свой род, свой вид.
Для них это неравный бой, и их победа заключается не в уничтожении человека, а в выживании хотя бы небольшого их количества. Они выполняют своё предначертание, они обязаны вести свою линию жизни в бесконечном космическом пространстве, не сознавая того божественного плана, который выполняют они и который выполняют маленькие человечки, которые для Создателя ничем не отличаются от них и, возможно, отданы сами себе на уничтожение, сжигая себя в страстях, переживаниях, вызванных своими же ошибками, то есть,
глупостью, алчностью, заканчивая жизнь в угрызениях совести, одиночестве или слабоумными стариками… В попытках дать объяснение всему с точки зрения своего так называемого "разума" человечки при этом непременно впадают в ошибки, считая свои выводы и решения правильными, то есть разумными, и при этом ползут, летят, карабкаются, кусаются, грызут, уничтожают себе подобных и себе не подобных. Живут по неизвестным им законам, сами не сознавая того, стремясь, как и вся природа, к выживанию. С какой целью?