Было бы грешно в этой публикации не вспомнить поимённо всех литераторов, кто благожелательно откликнулся на моё творчество. Это, прежде всего, поэты военного поколения — Александр Ревич, Николай Старшинов, Владимир Соколов, Михаил Луконин, Марк Соболь, Михаил Львов, Григорий Левин. Светлая им память.
     Поэты более молодые — Евгений Юшин, Вадим Рахманов, Александр Кацура, Илья Клейнер, Сэда Вермишева, Татьяна Кузовлева, Владимир Артюх, Ольга Грозная.
     Особая благодарность — Эдуарду Балашову, Ивану Голубничему, Максиму Замшеву, Владимиру Силкину.
     Спасибо прозаикам Владимиру Личутину, Леониду Сергееву, Виктору Пронину.
     Низкий поклон Надежде Ступиной и Петру Чекалову.
      
     МОНГОЛИЯ
     Своим рожденьем я обязан смерти
     Моей сестры в восточной стороне.
     До той земли немало километров,
     Там довелось на свет явиться мне.
     Скорбь матери по первому младенцу
     В меня в утробе, видно, перешла.
     Не потому ль так неуютно сердцу,
     И часто ноша счастья тяжела?
      
     КАРТЕЧЬ
     Суметь бы уберечь
     и сохранить живою
     Рассветною порою
     услышанную речь.
     И, видно, эта речь —
     неведомо откуда,
     Словесная картечь
     невидимого чуда.
     А, может, это свет,
     его и слышу речь я? —
     Не ведает рассвет
     души Замоскворечья.
     Здесь помнят этажи
     иные откровенья,
     Где я когда-то жил
     до моего рожденья.
      
     ОТЕЦ
     Это не предмет для разговора:
     Осень метит мокрые кусты,
     Острова Серебряного Бора
     В ранний час —  пусты.
     Это не предмет для разговора:
     Непривычно ранний листопад,
     Панорама стылого простора,
     Дождь, идущий невпопад.
     Это ли предмет для разговора —
     Осень, листопад или дожди.
     Вот зима наступит скоро —
     Сердце успокоится в груди.
     Острова Серебряного Бора —
     Нам давно известный край,
     Здесь осталась тайна разговора,
     Соберись, отец, — не умирай!
      
     ПЕЧАЛЬ
                 Памяти отца — Ивана Авдеевича, генерала, родом из деревни Чекалки Вятской губернии

     Обрушилось время. Пора листопада
     Настала в моём просветлённом лесу.
     Не надо кричать, надрываясь, не надо,
     Я грусть эту молча один пронесу.
     Листва облетает, меняется зренье,
     И можно увидеть вдали за рекой —
     Роняют листву все кусты и деревья
     Похожего леса — округи другой…
     И, значит, повсюду пора увяданья,
     И душу тревожит не только мою
     Летящая тихо печаль расставанья.
     Запомнил  её и в молчанье стою…
     Холодные краски стального заката
     Легли на поверхность волны,
     И смотрит отец отрешённо куда-то,
     И слушает раны забытой войны.
      
     *   *   *
     Ещё помнится редкая радость —
     Той рябины декабрьская горечь,
     Оттенявшая терпкую сладость
     В прилетевшую вьюжную полночь.
     Также помнятся детство и юность,
     А невольно пришедшая старость
     Сторожит обретённую мудрость ,
     Отвергая излишнюю святость…
      
     *   *   *
     Начиналось тихо утро,
     Обещало ясный день,
     И мою терпело мудро
     Целомудренную лень.
     А грехи минувшей жизни
     Растворились без труда.
     Даже горечь укоризны
     Не оставила следа.
     И невольная свобода
     Мне досталась для того,
     Чтобы купол небосвода
     На плечах носить легко.
      
     ОТРАЖЕНИЯ
     Наблюдаю отраженья
     Бесконечных облаков,
     Их бескровные сраженья
     Между скрытых берегов.
     Пусть и двойственны движенья —
     На воде и в вышине, —  
     Нет и тени униженья,
     Адресованного мне.
      
     ДОЖДЬ
     Шум дождя, смешавшись с шумом
     Молодой листвы в бору,
     Не мешает в час раздумий —
     Ночью ранней ли, к утру.
     Я приветствую ненастье,
     Даже скрывшее зарю,
     Но дарящее участье,
     Если с небом говорю.
      
     НА РАССВЕТЕ     
     Надежде Ступиной
     Не пойду на поводу
     Грешного совета,
     А отправлюсь по воду
     К логову рассвета.
     Зачерпну ведром воды
     Из глубинной теми, —
     Проглочу упрёк беды,
     Обуздаю время.
     И пробьётся робко свет
     Из высокой дали,
     И отыщется ответ
     На вопрос печали.
      
     ДУХ ВОСКРЕШЕНЬЯ
     ...А дух воскрешенья витал,
     Пока вспоминалось волненье,
     Которое вдруг испытал,
     Впервые вступив во владенье
     Томительной точности слов
     И тайной печали подтекста.
     Пока отрешался от снов
     Нелегкого праздника детства,
     Когда ощутил, что не зря
     Живу, коль могу подивиться
     Привычке,  с которой заря
     От ночи спешит отделиться.
      
     БЕЗ ПОМЕХ
     Поредела листва у рябины
     И как будто бы стали красней
     Загустелые капли-рубины
     Полновесно созревших кистей.
     Эти краски рябинной породы
     Не мешают увидеть вдали,
     Как неспешно плывут пароходы,
     Удаляясь за кромку земли.
      
     СЕРДЦЕ
     На перевале поздних лет,
     Когда слышна усталость,
     Трудней всего найти ответ:
     А сколько дней осталось?
     Не нужно сроки отмерять,
     А жить — по полной мере,
     И только сердцем примирять
     Свои удачи и потери.
      
     ГОЛОСА
     Ввечеру в обновлённой дали
     Время молнии ярой настало —
     Так кидалась на тело земли,
     Словно плетью кого-то хлестала.
     Дальний гром не казался помехой —
     С беспредельной его высоты
     Добиралось помятое эхо,
     Не теряя своей чистоты.
     А зарницы — тревожные птицы,
     Покидая навек небеса,
     До моей долетали страницы,
     И слова обрели голоса.
      
     ПРЕДЕЛ СУДЬБЫ
     Не суетливость, не поспешность —
     Азарт погони за мечтой:
     Постичь мифическую вечность,
     Представить лик её святой.
     И, зная сил своих ущербность,
     И арсенал убогих прав,
     Благодарю святую щедрость,
     Предел судьбы своей поправ.
      
     СУДЬБА
     Приучен с детства к созерцанью,
     С заёмной болью — обручён.
     И быть готовым к состраданью
     Самой природой обречён.
     И грешную судьбу приемлю —
     Пути другого не было и — нет,
     И не мешаю слать на землю
     Рассвету — чистый свет.
      
     ЗАКАТ
     Похоже закатное солнце
     На чашу с янтарным вином.
     И скоро оно разольётся,
     Окрасит хмельн? окоём.
     И запах дурманящий ночи,
     И воздуха приторный вкус
     Очнутся полней и короче —
     Раздвинут границы искусств.     
      
     ПОЛЁТ
     Звон счастливый колокольца
     Потревожил сон полей —
     Кольца радужные солнца
     Свет роняют веселей.
     Снегом хвастает равнина,
     Снегу сдавшаяся в плен.
     С небом праздничным сравнима
     В дни погожих перемен...
     Путь ни близкий, ни далёкий,
     Снег летит из-под копыт.
     Ощущение полёта —
     Смысл, который не забыт…
     Заметается порошей
     От саней послушных след,                
     Завершая день погожий,
     Укрепивший в сердце свет.
      
     ОДИНОЧЕСТВО
     Горечь тополиных почек,
     Влажный дух костра.
     Подступает к сердцу полночь —
     Творчества сестра.
     А среди явлений прочих —
     Яркий свет зарниц,
     Пробудивший среди ночи
     Задремавших птиц —
     Пусть рядком сидят на ветке…
     Веселей, конечно, жить,
     Если есть возможность с кем-то
     По душам поговорить.
      
     БЕЗГРЕШНЫЙ СВЕТ
     Полночный ветер — невесом.
     И я, молчанием теней обставлен,
     Гоню один и тот же странный сон,
     Где наглухо закрыты ставни.
     А хочется увидеть лунный свет
     И звёзд безгрешные сиянья,
     Чтобы исчез сомнений след,
     И помнилась дорога покаянья.
     И нынче, память не браня,
     Свой крест невидимый несу:
     Сомлев под натиском вранья,
     Душа упряталась в лесу.
      
     ВЬЮГА
     Ночь прошла реальной былью —
     С непогодой заодно:
     Посыпала снежной пылью
     Поля серое рядно.
     Скоро ль вьюга отшумела —
     Свет разлился по земле…
     Не дано найти предела
     Небу, скрытому во мне.
      
     ОТКЛИК
     Вчера был мокрый снег,
     Сегодня — дождь по крыше, —
     Он мне услышался во сне,
     Откуда-то слетевшем свыше.
     Но скоро солнышко взойдёт,
     Как водится в природе,
     И ранних птиц начнётся лёт —
     Очнётся свет в народе.
      
     ПЕРЕМЕНЫ
     Ветер ставни раскрывает,
     Ветка трогает стекло.       
     Время ночи истекает,
     Вот и вовсе истекло.
     Неторопко, но светает.
     Боль расслышать не даёт:    
     То ли птичий перелёт,
     То ли вечность пролетает?
      
     СЧАСТЬЕ ВОЗМОЖНО
     Доброе наследство:
     Поздняя капель
     Вспоминает детство,
     Пережив метель.
     Давняя примета
     В окончанье дня:
     Трудно до рассвета
     Выжить без огня.
     Следуя  веленью:
     — Знай, огонь, гори!
     Я кладу поленья
     В печку до зари.
     В замкнутом владенье —
     Пламени пора:
     Яркое виденье,
     Вымысла игра.
     Времени смещенье
     Властвует теперь —
     Живо ощущенье
     Будущих потерь…
     В небе обозримом
     Хорошо бы плыть —
     Только там счастливым
     И возможно быть.
      
     РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ
     Здесь жилым уже не пахнет.
     И повсюду — здесь и там
     Паучок, вполне домашний,
     Вяжет сети по углам.
     Пыль покрыла стол и полки
     Ровно выстланным ковром,
     А орудье для прополки
     Спит, забытое трудом.
     Не мешает мне сомненье,
     Я теперь уверен в том,
     Что хозяин здесь — забвенье,-
     Им пропитан отчий дом.
     Горе, радости, напасти —
     Всё исчезло без следа.
     Но разъять судьбу на части
     Я не зря пришёл сюда.
     Вспоминал я детство, юность, —
     Новой мыслью обожгло:
     И меня уже коснулось
     Птицы-вечности крыло.
      
     ПАМЯТИ ПОЭТА
                 …Вихри снежные крутя
                 А. Пушкин
      
     Не помню я, в каком часу,
     какого дня недели
     обрушила свою красу
     вся оторопь метели.
     И вот летят, летят снега,
     свои рождая страхи.
     Оделись сонные стога
     в нательные рубахи.
     И, завихряясь на весу,
     сто рукавов метели
     запеленали всё в лесу —
     рябины, сосны, ели.
     Не прекращаясь, падал снег,
     и даль скрывалась в снеге,
     и с ним сливался человек   
     на облучке — в телеге.                  
     И лошадь белая брела —
     сама — по белу свету.     
     Дорога скорбная вела
     к убитому поэту.
      
     ПОМИНКИ
     Белый снег над чёрным полем
     Вьётся, голову кружа.
     Немудрёное застолье,
     Осень поздняя — свежа.
     Только след заката — пёстрый,
     Дальше — мёртвая межа…
     Я кусок  горбушки чёрствый
     Отрываю без ножа.
     И шматок солёный сала
     Я на чёрный хлеб кладу,
     И сегодня, как бывало,
     Спирт водой не разведу.
     И по правилам разведки,
     Не теряя чуткий слух,
     Проглочу припасец крепкий,
     Затаю умело дух.
     Ненадолго — дозой малой —
     Память боли заглушу.
     И куском горбушки с салом
     Злую горечь закушу...
     Неизбывно это бремя  —
     Вспоминать, кого любил…      
     Виноват я перед всеми,
     Кто меня не пережил.
      
     ЖАЖДА
     Охолони, остерегись до срока.
     Пускай молчат до времени уста,
     Когда приспела жгучая морока —
     Испить росы с кленового листа,
     Испить воды из речки, из колодца,
     Водицы дождевой из колеи.
     Любую влагу вычерпай до донца,
     Но — непременно — жажду утоли.
     Так успокой горячее дыханье,
     Чтоб зноем затемненное сознанье
     Случайно не посмело осквернить
     Святое дело — правду говорить.
      
     ЧЕСТЬ ИМЕЮ
     Владимиру Силкину
     Жил, служил, изведал страха
     И сражений чуял пульс.
     Но судьба — слепая сваха —
     Заманила в мир искусств.
     И в краю стихов и прозы
     Вдохновенья слышу весть —
     Не страшусь любой угрозы
     Тех, кто продал свою честь.
      
     ТРЕВОГА
     В чистом поле снег клубится.
     Дует ветер низовой?               
     Заполошно всадник мчится
     С непокрытой головой.
     Преисполненный тревоги,
     За спиной оставив кров,
     Он, не ведая дороги,
     Снеговой крошит покров.
     И — нахлёстывает  плётка,
     Оставляя след огня
     На боках упругих, потных
     Запалённого коня.
     Видно, чёрная кручина
     Посетила чей-то дом.
     Вот и веская причина —
     Устремиться в ночь верхом…
     Скрылся всадник оголтелый,
     Пролетел и… позабыт
     Только след остался белый
     От стремительных копыт.   
     ……………………………..
     Ночь простёрлась от порога
     Вдаль — по улочкам пустым.
     Не рассеялась тревога,
     Растворился снежный дым.
      
     ВЁДРО
     А этот день был днём земного рая:
     Ни туч, ни облаков, ни ветерка.
     И буйство света, тени простирая,
     Ладонь ласкает каждого листка.
     Потоки, переполненные зноем,
     Возносят жаворонка  к небесам.
     А песнь его — явленье неземное,
     Созвучно приземлённым голосам…
     Пока жнивьё от скошенных хлебов
     Ещё живёт закончившейся жатвой,
     И снова травы в обществе цветов
     Сознание моё дурманят. Жарко!
     А ток воды почти неразличим,
     Слепит глаза неукротимым светом.
     И никаких нет видимых причин
     Быть недовольным белым светом.
     И вечер вновь на утренник похож:
     Всё тот же зной, и те же краски лета,
     И угрожает облакам  заката нож,
     Чтоб не мешались в час рассвета…
     Последний луч, меж облаков скользя,
     Верхушки сосен нежно освещает.
     Вдруг понимаешь: умирать — нельзя!
     И дальний гром об этом же вещает.