Иван Голубничий
К.ф.н. «ВСЁ ПОВТОРИТСЯ В ПРОСТОТЕ…» Владимир БОЯРИНОВ. "В мире моих снегов". Сборник стихотворений.
—
М.: ООО "Авторская книга", 2014.
Книга русского поэта Владимира Бояринова "В мире моих снегов" представляет собой слишком большое собрание стихотворений, чтобы можно было сказать о каждом из них особо, да в этом и нет необходимости — четыре с половиной сотни страниц стихов требуют полного читательского "погружения", которого не заменишь литературоведческими комментариями. В рамках этих заметок мы ставили перед собой более общую задачу: определить преобладающие тенденции поэзии В.Бояринова
и обозначить средства и приёмы поэтического стиля, характеризующие его творчество.
Под стихами, составляющими книгу, не проставлены годы их написания, но читатель, внимательно следивший за публикациями поэта на протяжении последних полутора десятилетий, может увидеть, что в книгу вошли произведения разных, в том числе и самых последних, лет. Стиль В.Бояринова на редкость стабилен; при этом его лирический герой не только не теряет свежести поэтического взгляда, но и сохраняет авторскую зоркость, фольклорную метафоричность, глубину обобщений, языковую изощрённость,
стихотворное мастерство. Дарование В.Бояринова полифонично: он в равной степени убедителен и в лирическом откровении, и в эпическом обобщении, и в искромётной политической инвективе, и в доброй самоиронии…
Книга разделена автором на восемь частей, каждая из которых имеет отдельное название, определяющее, в достаточно широком смысле, содержание каждой из частей — "Если мир не станет плоским", "Странник", "Испытания", "Красный всадник", "Уже за холмами", "Направо войдёшь…", "Весёлая сила", "Росстани". Деление это имеет не столько жанровый, сколько, скорее, концептуальный характер; каждая из "глав"
представляет своего рода "книгу в книге". Этот приём позволил структурировать большое количество стихов и организовать их в единое целое. При этом стихотворения, тяготеющие к жанру, скажем, исповедальной лирики проходят через всю книгу, делая этот поэтический жанр в концепции книги в известной степени системообразующим. То же можно сказать о произведениях, имеющих эпический и (или) сказочный характер, каковых также немало в общем объёме книги.
Если постараться определить преобладающие тенденции поэзии В.Бояринова, то можно будет с уверенностью сказать, что определяющими её качествами являются, во-первых, лирическая исповедальность; во-вторых, народность (включающая в себя, наряду с активным использованием фонетических возможностей поэтической речи, мифологические условности и преувеличения, а также сказочную парадоксальность); в-третьих — актуальное поэтическое послание (не переходящее, впрочем, в публицистику). Качества
эти сосуществуют, а при необходимости — плодотворно дополняют друг друга. И это не удивительно, поскольку эти качества являются имманентно присущими лирическому герою, который, в свою очередь, в каких-то случаях тождественен автору, а в каких-то — нет. Разумеется, этими обобщёнными определениями не исчерпывается жанровое разнообразие поэта, но мы говорим о тенденциях, которые формируют общее впечатление, "держат" конструкцию книги, делая её собственно книгой, а не произвольно собранными стихотворениями.
В дальнейшем мы постараемся на некоторых примерах аргументированно подтвердить вышеозначенные тезисы.
Книгу открывает лирическое стихотворение "Сорвётся стылая звезда…", которое можно рассматривать как своего рода эпиграф ко всей поэтической композиции:
Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, —
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.
Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.
В этом стихотворении каждое слово и понятие несёт большую символическую и художественную нагрузку. В первой строфе утверждается хрупкость, непостоянство и, в сущности, онтологическая случайность всего земного; эта мысль эмоционально подчёркивается троекратным повторением слова "сорвётся". Традиционный в русской поэтической традиции тройной параллелизм утверждения подчёркивает важность высказываемого автором. Действующие образы — "звезда", "лист",
"слово" — в данном случае есть символические олицетворения бытийных категорий: "звезда" — небесное, высшее, запредельное, недоступное рациональному пониманию, но доступное лишь мистическому чувствованию, поэтической интуиции; "лист" — земное, живущее, материальное; и "слово" — средство, связующее небесное и земное, позволяющее выразить неясный восторг и радостную скорбь от безнадёжной радости всего сущего. "Всё повторится в простоте…" — выделенные нами слова
являются очередным действующим ключевым понятием стихотворения. В мире всё происходит в соответствии с простыми законами бытия, заложенными Природой; всё, что сверх того — является порождением земной суеты и не имеет значения перед Вечностью. Сама сфера духа, в сущности, проста для честного непосредственного понимания и сводится в конечном итоге к верному понятию о разграничении добра и зла. "В ночи с гнезда сорвётся птица…" — здесь образ птицы вбирает в себя всю глубину поэтического утверждения, целомудренно
оставляя за читателем возможность и право выбора уровня понимания философских вопросов, заложенных в поэтическом тексте. "И растворится в темноте", / Чтоб никогда не повториться". Выделенное нами слово, в композиции с растворившейся в темноте птицей, содержит в себе прозрачную и отдалённую отсылку к "Ворону" Эдгара По ("Каркнул Ворон: "Никогда!"…"), но, в отличие от "Никогда!" "безумного Эдгара" (А.Блок), русское "никогда" В.Бояринова
не несёт в себе безнадёжности; напротив, в нём звучит восторженная радость от того, что всё в мире, рождаясь и "растворяясь в темноте", стремится к какой-то неведомой, недостижимой, но возвышенной цели, которой человеку знать не дано — но дано смутно предчувствовать и выражать своё предчувствие в слове. Стихотворение, открывающее книгу, характеризует поэта В.Бояринова как лирика исповедальной ноты и высокой символической и художественной силы. Стихи такого плана составляют значительную часть книги.
В качестве примеров можно привести такие стихотворения, как "Божий день", "В мире моих снегов", "Солнце к берегу прижалось…", "Отполыхали зарницы…", "Узнают нас, браток, не по книгам…", "Уводила дорога меня…", "Я тишины не слышал величавей…" и ещё многие другие…
Пользуясь практически только традиционными русскими стихотворными техническими средствами, уклоняясь от метрических экспериментов, В.Бояринов в своих стихах убедительно опровергает модернистский тезис о некоей "обветшалости" классических форм. Ни традиционная метрика, ни необходимость знаков препинания не мешают его лирическому герою виртуозно владеть стихотворной речью и сохранять ярко выраженную индивидуальность. Выше упоминалось о том, что стилевой облик его поэзии
очень стабилен; эта стабильность как высокая точка мастерства является условием максимальной раскрепощённости в чувстве, мысли и слове.
Поэзия В.Бояринова обладает подлинной народностью, которая неразрывно связана и с имманентными качествами его лирического героя, и с глубоким знанием (и пониманием) фольклорных традиций, и с интересом автора к фонетическим возможностям поэтической речи. В.Бояринов интуитивно (а иначе и невозможно) чувствует логику мифологических условностей и преувеличений; чувствует ту грань, за которой гротеск органично становится реальностью, а невозможное обретает прочный статус единственно
возможного. Алгоритмы эпических жанров он комбинирует с традициями исповедальной лирики и демократичными условностями риторических игровых (смеховых) народных жанров.
В качестве характерного примера мы предлагаем рассмотреть стихотворение "Странник". Здесь как раз мы видим мастерское и вдохновенное комбинирование эпических алгоритмов и авторского творческого вдохновения.
В недалёком, казалось, былом
Встретил странника я за селом…
Выделенное нами слово ("казалось") ненавязчиво, почти незаметно подчёркивает временное несоответствие происходящего; т.е., лирический герой не до конца уверен, давно это с ним произошло, или недавно. После настоятельных предложений странник "срубил" лирическому герою "не дом, а хоромы", и ушёл, но ушёл как-то странно: "Посидел, покурил на порожке, / Пошептал что-то на ухо кошке…"; выделенные нами слова не утверждают напрямую, что странник
— гость не совсем обычный, но русские сказочные архетипы, заложенный в подсознание отечественного читателя с младенчества, позволяют понять это без прямого указания. После ухода странника цепь жутковатых и символических событий потрясла жизнь лирического героя.
…Скрипнет в полночь простужено дверь:
— Здесь дорога проходит на Тверь?
Кто остался в живых? Отзовитесь!
Мы спешим. — А куда? — говорю.
Отвечает израненный витязь:
— На вечернюю держим зарю,
Порубежье обходим дозором, —
Не грозит ли тевтонец разором…
"Мы спешим". Что за гости? Защитники Отечества, русские ратники. Витязь "израненный", и эта его черта является подтверждением того, что "обход порубежья дозором" связан с постоянными кровавыми стычками с врагом… Далее время словно "спрессовывается", события вдруг перескакивают через несколько столетий — и вот:
Снова за полночь хлопает дверь:
— Здесь дорога проходит на Тверь?
Здесь мусью промышляет разором?
— Третий месяц пожары тушу.
— Это волчий язык мародёра
Примерзает к Большому Ковшу.
— Что с Москвою? — спрошу у гусара
И закашляюсь в дыме густом.
— Мы на зарево держим пожара.
Остальное узнаешь потом…
Здесь открывается широта для духовного понимания, в котором невероятная стремительность происходящего перестаёт быть нереальной, как это бывает в эпосе и фольклоре. Выделенные нами выше слова ("Это волчий язык мародёра / Примерзает к Большому Ковшу") содержат удивительно сочный, зримый и осязаемый образ мучений агрессора, оказавшегося на грани выживания в стране, куда он пришёл, чтобы поработить её. Язык (волчий!), примерзающий к ковшу — и не просто ковшу, а созвездию!
— сообщает происходящему поистине космический смысл, отправляет "мусью" прямо на небеса. Инверсия, содержащаяся в предпоследней строке приведённого фрагмента, стилизует речь героя (в данном случае неназванного), умеренно архаизируя её и приближая таким образом к русской фольклорной традиции.
Чуть не с петель срывается дверь:
— Здесь дорога проходит на Тверь? —
На танкиста бывалого глядя,
Я знакомый увижу кураж.
— Что ты смотришь так пристально, дядя?
— Ничего, поблазнилось, племяш.
Но не вы ли к местам порубежным
Накануне и позавчера
Поспешали, по комнатам смежным
Просвистав как сквозные ветра:
"Ты завейся, труба золотая", —
И метель завивалась в кольцо.
— Это притча иль сказка пустая?
— Нет, до боли знакомо лицо:
И глаза голубые, и шрамик,
Еле видный над верхней губой…
Дверь скрипит. Появляется странник:
— Что, доволен, хозяин, избой?..
Здесь происходит смысловое и художественное сгущение, развязка большой художественной и нравственной силы; то, что в эстетике обозначается термином "катарсис". Троекратное, за короткий период, появление гостей, разделённых в истории и во времени, окончательно раскрывает былинный характер происходящего. Выделенные в последнем фрагменте слова ("…по комнатам смежным / Просвистав как сквозные ветра…"), "цепляющие" своей бытовой контрастностью по отношению
к концептуальной сказочности происходящего, соединяют эпическое с современным, опосредованно создавая преемственность былинно-эпическо-сказочной традиции с действительным контекстом современности. Странник оказывается тем самым человеком, который в давние времена ("В недалёком, казалось, былом…") "срубил" лирическому герою, от лица которого ведётся повествование, новый дом ("…не дом, а хоромы…"), а затем, на протяжении всех времён, от тех отдалённых, когда тевтонец "грозил
разором", до новейших (бывалый танкист), является, в трёх ипостасях — сказочным хозяином-охранителем. Круг художественной логики замкнулся, нравственный смысл повествования отчётливо проступает в ярких художественных образах. Живым дыханием национального эпоса дышит стихотворение, написанное современным русским поэтом. Произведения, созданные в подобной стилевой манере — на стыке эпоса и лирики, также составляют значительный пласт в книге В.Бояринова. В качестве примеров можно привести стихотворения
"Догадки", "Язычники", "Страницы Голубиной книги", "Гадюка", "Комариным писком прозвеня…", "В помине", "Ястребиное перо", "Жили-были"…
Стихи, содержащие в себе ярко выраженный игровой элемент, также составляют значительную часть книги В.Бояринова. Благодаря своей демократичности (социальной универсальности) эти стихи пользуются интересом и любовью широкой читательской аудитории. Следует подчеркнуть, что этот жанр поэзии требует не только таланта и остроумия, но ещё и таких качеств, как вкус и мера. Присущие поэту жизнелюбие, языковое чутьё и искромётное чувство юмора сообщают его стихам тот неподдельный заряд
оптимизма и душевного здоровья, которые являются необходимым элементом человеческого бытия. Наиболее ярким примером этой ипостаси лирического героя В.Бояринова является цикл четверостиший "Приходи рябину есть". Вот образцы этого жанра.
* * *
Меланхольные поэты
Пишут девушкам сонеты,
Я подам другую весть:
“Приходи рябину есть!”
* * *
Мы пообедали на пне,
И пень сказал по-свойски мне:
"Ребята, если захотите,
Без церемоний заходите!"
* * *
Если б всё что прочитал,
Я ещё и понял, —
Я давно бы умным стал
И давно бы помер…
Здесь есть и парадоксальность мышления (вместо сонетов — "Приходи рябину есть!"), и сказочный гротеск (говорящий пень), и частушечная ритмика, и народная лексика, и добрая самоирония — словом, всё необходимое для того, чтобы сформулировать и донести до читателя некий, достаточно абстрактный, но однозначно позитивный духовный посыл, выраженный в максимально свободной, порой иррациональной форме. Игровая (смеховая) мотивация позволяет поэту для достижения художественной
цели не фиксироваться на риторических стихотворных конструкциях, заключающих в себе прямую информацию, а передавать суть выражаемого в звучной игре слов, в радикальных противопоставлениях ("понял" — "помер"), в контрастах возвышенного и бытового ("сонеты" — "рябину есть")…
Повторимся ещё раз: это краткое исследование не претендует на полноценный текстологический анализ книги В.Бояринова "В мире моих снегов". Объём стихов, представленный в ней, с одной стороны, велик, а с другой — далеко не исчерпывает творческого багажа поэта, равно как и стилевые и жанровые особенности его поэзии, рассмотренные нами здесь, не исчерпывают его творческой характеристики. За рамками рассмотрения остались стихи любовного содержания, сюжетные стихи на разные
темы, патриотическая лирика… В нашу задачу входило определить лишь некоторые наиболее значительные, на наш взгляд, тенденции его творчества и проиллюстрировать эти тенденции наиболее характерными примерами. Но если говорить по большому счёту — едва ли не каждое стихотворение этой книги заслуживает отдельного исследовательского внимания. Явные и неявные смысловые пласты, яркая звукопись и ёмкая образность, а также многие другие качества делают поэзию В.Бояринова интересной и привлекательной как для широкого круга
читателей, так и для специалистов-литературоведов.