Илья Числов __ НА РУБЕЖЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ХРИСТИАНСКОЙ ЭРЫ
Московский литератор
 № 12, июнь, 2015 г. Главная | Архив | Обратная связь 


Илья Числов,
председатель Общества Русско-Сербской дружбы,
составитель первой двуязычной Антологии сербской поэзии,
главный редактор Собрания творений
святителя Николая Сербского на русском языке


НА РУБЕЖЕ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ХРИСТИАНСКОЙ ЭРЫ
О восторженно-мифологической поэзии Ранко РАДОВИЧА

          
     Имя этого поэта хорошо известно нашим читателям. Три книги на русском языке, многочисленные литературные награды и признания, неоднократные публикации, включая участие в сборниках и антологиях. Тем не менее, несмотря на такой солидный послужной список, награждение орденом Есенина представляется нам событием исключительной важности в творческой жизни автора. Прежде всего, потому, что имеет особое значение в контексте сегодняшних русско-сербских литературных и культурных связей.
     В Сербии в целом, а тем паче — в Черногории, есенинская тема звучит, не умолкая, вот уже девять десятилетий. Популярность русского крестьянского гения далеко превзошла известность других зарубежных поэтов, а из местных первенство у него может оспорить разве что сам великий Негош — личность универсальная и, дерзну утверждать, обладающая безусловной харизмой не только лишь по причине своего уникального поэтического дара. Речь, таким образом, идет о вещах архетипических, т.е. о том, что составляет самую суть национальной традиции и души двух народов.
     То, что русское национальное естество невозможно представить без поэзии Сергея Есенина, на славянских Балканах понимают уже давно. Сам облик златокудрого рязанского юноши ассоциируется в глазах тех же сербов с их устойчивыми представлениями о братской России, которые не переломить и не трансформировать никаким русскоязычным посланцам "московской литературной общественности", спешно объявляющим себя "друзьями сербов и черногорцев" и "исследователями сербской культуры". (Хотелось бы, чтобы столь же органично, полно и широко вошла со временем в сербскую жизнь и поэзия Николая Рубцова, равно как и ряда других настоящих русских поэтов, от Павла Васильева — до Юрия Кузнецова.)
     Современная жизнь, постоянно вбивающая клинья между русскими и сербами, объективно способствовала, как это ни парадоксально, более глубокому и пристальному интересу к Сербии у нас в стране. Героический пример единоверного и единокровного народа, сумевшего сохранить национальное достоинство в условиях повсеместного попрания оного в нынешней порабощенной Европе, невольно заставил задуматься и об истоках подобной стойкости.
     Сербы русскую классику знают превосходно. Мы же не только Дучича и Црнянского не знаем как следует, но даже и о Негоше не имеем еще полного представления. Между тем, тридцатилетний переводческий опыт подсказывает автору этих строк, что именно сейчас стержневая составляющая сербской культуры, национальной традиции и самой жизни братского народа может быть с максимальной точностью (и пользой!) усвоена русскими людьми.
     Ранко Радович громко заявил о себе в посттитовскую эпоху, когда крах "социализма с человеческим лицом" высвободил небывалые силы и энергию, ясно обозначив контуры исконного и действительно вечного. В отличие от признанного корифея современной сербской поэзии Матии Бечковича (р. 1939), и крупнейшего поэта сербской Боснии Райко Петрова Ного (р. 1945), равно как и многих других мужественных хранителей национального характера в условиях чужеродной оккупации славянского духовного и культурного пространства, Радович, их младший современник, живший и творивший в эмиграции, безусловно, обладал большей свободой самовыражения, хотя и меньшим диапазоном воздействия на читателя. Широкая известность приходит к нему гораздо позднее. Но время это судьбоносно-промыслительным образом совпало с рубежом не просто веков, но и тысячелетий. В героическую стихию юнацкого непокорства, горького сарказма и жгучего презрения к недочеловеческой условности поэт сознательно привносит древний восторг бытия, упорядочивает национальную мифологию, обращаясь к ее солнечным праистокам. Образно говоря, для него "святосаввскую радость никогда не затмевала косовская печаль".
     Поэзия Ранко Радовича проникнута христианским оптимизмом. Ничуть ни в меньшей степени, чем, скажем, творчество другого ревностного поборника классического стиха (!) Милосава Тешича (р. 1947), ныне признанного мэтра, а в далекие 80-е (когда я впервые обратил внимание сербских коллег на его феномен) еще мало известного стихотворца. При этом Радович — поэт исключительного лирического дарования — сохраняет всю глубину эпического восприятия, т.е. выступает в привычном для сербской традиции качестве, не покидая векового русла.
     Критики нередко говорят о герметизме и эзотеризме поэзии Ранко Радовича, приписывают ей "магическое и алхимическое воздействие" (Миле Медич). Не останавливаясь сейчас подробно на данном моменте, отметим лишь, что автор никогда не ставил себе цели изобретать некую тайнопись или полифонию. Неологизмы его, как правило, имеют под собой исконную, древнюю основу, просто зачастую изрядно подзабытую самими носителями языка. "Неясность", "неразгаданность" значения в данном случае может быть отнесена к безусловным художественным достоинствам, роднящим авторскую лирику с народной поэзией.
     В России глубокий интерес у читателя вызвали прежде всего две поэтические книги Ранко Радовича: "Нежность" и "Страхор". Поскольку последнее слово, возможно, также нуждается в "расшифровке", процитирую несколько строк из своего предисловия к русскому изданию: "В самом названии сконцентрировано сразу несколько смыслов. Это и страх Божий, и глубинный трепет души пред Всевышним, пред могучим дыханием Северного ветра, как, впрочем, и перед темной стороной собственного "я". Такие имена носят Стрибожьи внуки. И те, кто дерзко противятся их новому выбору…"
     Выбор Православной Сербии в пользу правды Божией и национальной правды русский человек всецело поддерживает. Думаю — каждый. Независимо от его отношения к "наследию Стрибожью". Противятся же только те, кому и наша, русская, культура и традиция — как кость поперек горла. Но таковые агрессивные потуги суть явления временные и периферийные. Всех этих местечковых горе-славистов и "переводчиков", не знающих толком сербского языка, рано или поздно сметет "могучим дыханием Северного ветра".
     Славянскому же поэту Ранко Радовичу хочется пожелать долгих лет жизни и новых творческих успехов, тем более что в последние годы он все активнее выступает и на общественном поприще. А это — также немалый вклад в русско-сербское литературное и культурное сотрудничество.