Екатерина Глушик __ ДВА РАССКАЗА
Московский литератор
 № 7, апрель, 2015 г. Главная | Архив | Обратная связь 


Екатерина Глушик
ДВА РАССКАЗА


     ПРОШЕНИЕ
     Для себя просить что-либо Ксения стеснялась. "Иди, попроси", — уговаривали подружки во дворе или детском саду, когда кто-то, а то и Дед Мороз, угощал чем-то или раздавал подарки. Ксении было неудобно. Надо ведь заслужить. Даже Деду Морозу надо рассказать стишок, и тогда будет честно что-то получить, а не просить.
     Она и голодной могла остаться за обедом в садике, если вдруг ей забывали ложку положить. Попросить неудобно: вдруг ей специально не положили? Может, ей и не полагается. Взрослым виднее, кому что нужно и положено.
     Со временем такая застенчивость прошла. Но просить для себя Ксения так и не научилась. Даже полагающееся по праву.
     А вот за других ходила и хлопотала так, что отвязаться от неё, если она требовала причитающееся кому-то, было практически невозможно. Случайно узнав, что лоджии в их доме должны быть застеклены, что было предусмотрено при капитальном ремонте, Ксения добилась, чтобы это было сделано. Дошла до вице-мэра. Он очень удивился, когда узнал, что у них в квартире ни балкона, ни лоджии нет. Чего так хлопотала? Ей предлагали, мол, давайте вам застеклим, и не гоните пургу. Все деньги давно освоены, то бишь присвоены. А  она, мол, как смеете? У меня и балкона-то нету. И поразила этим признанием государственных людей.
     Родня у Ксении была большая, дружная: собирались по праздникам, помогали друг другу, чем могли. "Свой своему поневоле брат", — говорила ещё бабушка, а потом и мама. Когда была в чём-то необходимость или приходилось по-родственному отвечать за проступки, например.
     За родных Ксения тоже ходила и просила. Но не по инстанциям. А на службы в церкви. Или в монастыри ездила. Поскольку родни много, то получалось, что и просила много. И чтобы не очень обременять просьбами, она старалась хоть как-то уменьшить количество просьб. Но за кого не попросишь? За племянников — непременно. За братьев-сестёр — обязательно. Они нуждаются и в здоровье, и в благополучии. Это вообще никому не лишнее. А за дядю, перенесшего инсульт? Как же не попросить? В первую очередь. За тёщу брата, страдающую отдышкой? Конечно, та и из дома-то редко выходит. Какое там в церковь идти! И хотя тёща эта — вреднейшая баба, но может, потому она и злая такая, что болеет? А подруги? Они и молиться-то не умеют. Хорошие девчонки! Но не без греха. А отмаливать-то и некому!
     Так и получалось: станет Ксения молиться, просить здоровья — список длиннющий. Укорачивает его собой. Затем благополучия просит. Список почти тот же самый. И тоже, чтобы хватило сил и терпения у Господа выслушать и снизойти, укорачивала. Ей и не надо благополучия. Лишь бы у родных и близких всё было хорошо, чтобы подружки — в счастье и благополучии жили.
     Занятия спортом, безусловно, способствовали тому, что здоровье Ксению редко подводило. Голова то и дело побаливала. Но вычитала она, какой сбор трав надо пить, травы сама собрала, попила — и о болях забыла. Двоюродной сестре тоже посоветовала. Трав надавала. Той тоже помогло. Так что со здоровьем всё в порядке у Ксении, можно и не просить. К тому же не пьёт, не курит.
     Не сказать, что благополучие было. Но и грех жаловаться. Закончив исторический факультет, сначала работала в школе. А когда стало непонятно, что и за историю преподавать, как трактовать события, которые сама помнишь и оценку даёшь совсем не такую, как по учебникам требуют, ушла в архив работать. Место нашлось, хотя в городе — тотальная безработица. Повезло. Там подучила английский. И стала переводами подрабатывать. А потом и репетиторством. Тоже пришло благополучие. Хотя и не просила. И чего просить, если совершенно случайно, неожиданно всё пришло? Она, когда язык подучила, случайно узнала о старике, которому надо помочь перевести книгу немецкую. Это в сфере его научных интересов. А денег у него нет на переводчика. Ксения пожалела этого профессора, влачащего, как и все учёные, жалкое существование, но выписавшего книгу на немецком, потому что там что-то важное для него. Рассчитывал, что коллеги по университету помогут. Но время рыночное, всё только за деньги, и время даром терять никто не захотел. Ксения с оговорками взялась: мол, она выучила не в совершенстве, но попробует. Работа оказалась огромной: пришлось словарь терминов купить. Очень дорогая вещь: выписывала из Москвы. Над одной страницей часами сидеть приходилось. Но потом бойко всё пошло. Затем переводила письмо профессора тому немцу-автору. Немец ответ прислал — снова здорово! Уже и не рада была, что взялась помогать. А как откажешь? Немец вызвал профессора к себе в Германию лекцию читать. А тот условием поставил, что поедет с переводчицей, с Ксенией. Так Ксения в Германии побывала. Заработала неплохо. Совершенно неожиданно. И прославилась как переводчица. К ней обращались и платили по самому высокому тарифу. Надо же! На ровном месте подобрала. Люди учатся в аспирантуре годами, добиваются признания. А ей — на блюдечке с золотой каёмочкой судьба преподнесла.
     Родные и близкие часто обращались к Ксении за помощью: с больным ребёнком посидеть, ремонт помочь сделать, огород вскопать. А то все немощные да больные, или  голова кружится на стремянке стоять. Ну а о материальной помощи Ксению и просить не надо: всегда давала то взаймы, да и просто так, лекарства покупала, вещи необходимые. Если люди нуждаются, да ещё и близкие, как не помочь?
     Родные и друзья, бывало, тоже просили. В молитвах. В церквях и монастырях. Им не верилось, что это помогает. Но вон Ксения ходит, просит. И всё у неё ладится. Вот они просят то же самое: и здоровья, и благополучия. А как не было, так и нет. Да ещё и остатки былого теряются. Нет, не сказать, что в нищете или сплошных немощах живут. Но хотелось бы побольше иметь: и здоровья, и денег. Тоже понимают, что просьбами обременять нельзя. Лучше просить немного для немногих. Вернее будет. Вот и просят для себя. Но что-то не слышит их Господь, не нисходит! Хотя просят и они за себя, и за них просит молельщица и добродетельница Ксения. За Ксению же не просит никто. А чего за неё просить? У неё и так и здоровье есть, и благополучие. Да такое, что на других тоже хватает. Какое-то она слово знает, а секретом не делится.
      
     ЛЮБИМЫЙ НАВСЕГДА
     Она всегда возвращалась к нему. Что бы ни происходило в жизни, куда бы её ни забрасывало, с кем бы ни встречалась. Всегда возвращалась. К своей первой любви.  
     Это только казалось, что отлюбила, что забыла, что отболело всё, и больше не причинит ни радости, ни страданий…  Но вдруг, ни с того, ни с сего — волна. К сердцу, и оно стучит, в душу, и она мечется, к дыханию, и оно замирает, к глазам, и вот он, Серёжа: стоит, идёт, улыбается…. Идёт не к ней, улыбается не ей, стоит, ожидая не её. Но это ей сейчас не важно. Тогда было важно, а сейчас значимо то, что эти воспоминания остались. И она живёт этим чувством, этими воспоминаниями. Как он идёт по улице. Как улыбается, слушая кого-то на общешкольном комсомольском собрании. Как он стоит и ждёт... С цветами.
     Эти волны чувств могли приходить, как цунами, и через год, и через  три, и через 5 лет. Как дремлющий вулкан. После затишья, успокоения, радостного ощущения освобождения от многолетних оков, когда жизнь, думается, наладилась, всё обустроилось, в самые неподходящие моменты это живое, сильное, отдающееся во всех закоулках души и памяти чувство обрушивалось на неё, вселялось совершенно по-хозяйски, располагалось везде, в каждой клеточке тела буквально.
     Именно в ней это чувство любви к Серёже жило, как нигде вольготно, широко, будучи полным господином. И знало: его не прогонят, не изживут. Даже если захотят. Оно в любой момент может придти и будет единственным. Даже если кто-то в сердце и есть, он — временный, и будет вытеснен. Без всяких усилий, одним фактом своего существования, разрушив всё, что казалось прочным, налаженным
     Чувство было всегда одним, но действовало по-разному: то раздавливало и лишало сил, то словно очищало от лет, переживаний, горестей, все они уходили, и Аня испытывала юношеское ощущение безмятежности, счастья, непознанной пока радости, которая обязательно будет, и будет такой, какова уже познанная: чистая, всеохватывающая, волнующая. Когда смеёшься всем своим существом: голосом,  глазами, губами.
     …Эта первая любовь пришла к ней в 8 классе. До этого, разумеется, была пылкая любовь: первоклассницы к другу брата, 20-летнему Коле Корнееву. Аня краснела, когда тот приходил в их двор, болтал с её старшим братом, а она шла мимо и стеснялась почему-то, краснея и переходя на бег. А дома, прячась за занавеску, смотрела на Колю, не подозревавшего, что его поедает глазами влюблённая первоклассница.
     Как-то в дверь постучали, она открыла, а там стоял Коля, спросивший брата. Она от неожиданности и захлестнувших её переживаний сначала остолбенело молчала. А когда поняла, что ни на один вопрос (дома ли брат и когда придёт) не сможет ответить из-за того, что потеряла дар речи, расплакалась и убежала в комнату, оставив дверь открытой. И удивлённого Колю.
     То, что влюблена в Сережу из 9 "а" класса, осознала неожиданно: на школьной линейке Аня смотрела на противоположную сторону актового зала, где выстроилась шеренга девятых классов, и увидела его, сто раз уже виденного. Но Аня вдруг покраснела, разволновалась. Не вспоминала об этом минутном волнении несколько дней, пока не увидела его в школьном коридоре — и ещё большее волнение. С тех пор все мысли — увидеть, встретить.
     Догадывался ли он? Она очень боялась этого: что узнает. Стыдно. Если бы существовал датчик вибраций влюблённого тела, то Серёжа понял бы, что так трясти девчонку, проходящую мимо, может только очень серьёзный повод. А она ни разу не смогла даже поднять на него глаза, когда проходила мимо или оказывалась рядом.
     Они жили недалеко друг от друга. Когда он закончил школу, видеть его она уже не могла так часто, как раньше, но иногда всё-таки встречала Сережу, идущего домой или из дома. Порой она даже отваживалась остановиться и смотреть ему вслед.
     А в соседнем с Аней доме жила Маринка, Сережина одноклассница, с которой он стал дружить в 10 классе. Это было почти непереносимо: Аня жила на первом этаже, поэтому, уча уроки, читая, сидела у окна и поглядывала на улицу. И часто наблюдала, как Сережа и Маринка идут: он провожает её домой или заходит за ней, и они идут куда-то. Сначала просто ходили рядом, потом стали гулять, держась за руки.
     Аня страдала, не зная, как быть: смотреть на них или нет. Видеть их вместе было мучительно, но не смотреть на него, когда он был в поле зрения, не могла. Даже если он не один.

     От жажды умираю над ручьём
     Из слёз своих. Я по тебе тоскую.
     Я знаю, встретил девушку другую,
     И не со мной сейчас, а с ней вдвоём.
     Любви река вас с лёгкостью несёт,
     И не знакомы вы с тоской и горем.
     Окружена я слёз печальных морем,
     А слёзы выпьешь — жажда не пройдет.
     Я знаю, как безжалостен удел
     Того, кто любит, но кого не любят.
     Так пусть твоя любовь
     счастливой будет,
     Чтоб слёз своих ты пить не захотел.
     Ты счастлив будь.
     Будь счастлив не со мной.
     Мечте моей тоскующей не сбыться.
     А кто-нибудь, услышав, удивится:
     От жажды умирает над ручьём?
     Из слёз своих.
      
     Это она написала о себе. Прочитав Франсуа Вийона "От жажды умираю" — сразу написала своё.
     Потом Аня переехала на другую квартиру, и не встречала Серёжу вообще. После школы даже хотела поступать не в университет, как планировала, а в механический институт, где Серёжа учился, чтобы хоть иногда видеть его.
     Однажды мама, пришедшая с работы, стала рассказывать, что в кафе напротив их  конторы играли свадьбу. И Аня поняла, что это Серёжа женился на Маринке. Услышав слово "свадьба", подумала: они поженились. В том кафе каждый выходной играли свадьбы, но мама никогда не рассказывала о них, как и вообще не пересказывала эпизоды из чужих жизней. А в тот вечер стала вдруг говорить о чьей-то свадьбе, добавив: "Первый раз такую невесёлую свадьбу видела. Жених очень грустный. "Горько!" кричат, а он даже не встаёт. Невеста стоит, а он сидит. Гости говорят: "Маринка, сама его целуй!"
     Ну, точно, это они поженились. Маринка и Серёжа. Аня знала это.
     И когда её одноклассницы, с которыми они после окончания школы встречались едва ли не каждый выходной, пришли, сидели сочувственно притихшие, а потом Ольга  почти загробным голосом сказала:
     — Аня, мы, твои подруги, должны тебе сказать, — перебила ту:
     — Серёжа женился? Я это знаю.
     — Тебе уже  кто-то сказал? — спросила подруга.
     — Нет, знаю, и всё. Просто знаю.
     Она никогда никого не расспрашивала о нём, но получалось так, что кто-нибудь рассказывал о Серёже: работает, двое дочерей, начальник цеха…
     За всё время после школы видела его только пару раз. И даже не в родном городе, а в Москве, куда Аня перебралась. Шла в Большой театр на балет, зима, впереди идут грузноватые в своих дублёнках мужчина и женщина. Аня думает: "Это Сережа с Маринкой. Приехали и в ГУМ идут за покупками". Взяла и окрикнула: "Маринка!" Пара обернулась. Завертела головами. Аню в толпе пешеходов они заметить не могли. Именно Маринку Аня окрикнула: всё-таки в такой ситуации женским голосом удобнее женщину окликать.
     Потом ещё раз Серёжу видела, тоже в Москве. Он  шёл с каким-то парнем по Тверской прямо навстречу. Аня отвернулась, чтобы не заметил: вспомнит, что лицо знакомое, в школе одной учились. А как она поздоровается? Волнением выдаст себя, и будет выглядеть, как дурочка. Когда они разминулись, пройдя мимо друг друга, Аня отошла к рекламной тумбе, стоящей на тротуаре, встала возле неё и смотрела вслед удаляющемуся Серёже. Сколько раз она смотрела ему вслед!  
     Так что всего пара послешкольных эпизодов, мимолётные встречи.
     И эти непереносимые наплывы чувств… Ведь и замуж собиралась, и любила так, что весь мир готова была к ногам бросить своего любимого и любящего. А вот и не пошла замуж, да и минуло время — даже остатков былых волнений нет, а первая любовь не отпускает. Задремлет, уснёт, но потом с новыми силами навалится, как и не менялось ничего!
     …Позвонила однокласснице, Ольге. Болтали ни о чём и обо всём. Давно не общались, накопилось новостей. И во время разговора Аня необъяснимое напряжение испытывала, словно боялась, что Ольга сообщит что-то. Та уже под конец, помедлив немного, сказала:
     — Ты знаешь… Знаешь, я тебе в прошлый раз не стала говорить… Это ещё месяца три назад… Этот, Сережа… Он… Говорят, сердце. Год-то високосный. Сердце. У всех сердца… Буквально у всех. У нас мужик тоже совсем молодой на работе…
     И Аня на другом конце провода, не дослушав, заплакала.
     …Всё удивлялась, почему напевает и напевает песню "Нежность", слова которой "Опустела без тебя земля, как мне несколько часов прожить", вдруг всплыли в памяти.
      
         Только пусто на Земле одной
         Без тебя, а ты...
         Ты летишь, и тебе
         Дарят звёзды
         Свою нежность...
      
     И когда напевает, слёзы застилают глаза, именно застилают, а не текут. Постояв в глазах, уходят обратно. И жгут изнутри. А выплакать она их не может.
     Удивлялась: почему? Ведь всё хорошо, все близкие живы-здоровы.
     Это она так думала. Она просто не знала, что живы не все.