Да, жизнь идёт. Иногда ни шатко, ни валко. Иногда проносится с такой скоростью, что не успеваешь оглянуться, как «Молодость тонкой линией // Прячется в облаках.». И наступает реальность, от которой невозможно уйти. С ней остаётся только смириться:
Ты слышишь, закрывают ставни?
Здесь обитает наша старость,
Глаза от страха закрываю
и проплываю.
А дальше ночь, и всё сначала…
«Смотри, в холодной белой дымке…»
А ведь было: «Голуби, кино, // Трамвайный шум, армейские побудки, // Учителя, дешёвое вино, // Измятый луг, дожди и незабудки.» А что будет в жизни? «Голуби, кино, // Свиданья на трамвайной остановке, // Зажмуренное летнее окно, // Нехитрые соседские обновки.» А чего не будет? «…знать не суждено, // Но думаю порою ради шутки: // – Какое счастье! – Голуби, кино, // Трамвайный шум, армейские побудки.» Однако лёгкая ирония
не придаёт лирическому герою оптимизма. Чувствуется невысказанный внутренний надрыв. И чем внимательнее читаешь стихи поэта, тем глубже проникаешь в абсолютно не киношную атмосферу московской жизни, да и страны в целом. Ностальгия обволакивает сердце и душу, проникая в переулки, площади, бульвары Москвы. Исчезая в них, она пытается отвлечь от себя внимание, оставляя нас наедине с поэтом. Читая его стихи о любви, об осени, весне, об исторических местах города, невольно становишься свидетелем тонкого и чуткого
восприятия московской жизни.
Максим Замшев, пожалуй, один из тех немногих поэтов, кто ментально прочно и навсегда обосновался в двадцать первом веке. Его поэзия недвусмысленно подчёркивает эту состоявшуюся принадлежность. И хотя в стихах о детстве, юности, молодости ностальгия по ушедшему времени явно присутствует («Запах детства на ладони // Въелся в линию судьбы»), она, на мой взгляд, является метафорой, содержащей в себе более глубокие переживания с осознанной потерей чего-то
большего.
Более четверти века своей жизни поэт отдал двадцатому веку. Преодолев пограничное состояние эпох, он вошёл в новое тысячелетие с духовно и эстетически осмысленным – и только ему собственным – творческим мироотражением и, не побоюсь сказать, прозрением:
Я жил в ладу с родной страной,
Смеялся, плакал, ошибался.
Что приключилось вдруг со мной?
России нет, а я остался.
«Я жил в ладу с родной страной…»
Разумеется, становление поэта происходит не на пустом месте. Максим Замшев сумел дробно впитать традиции русской поэзии. Поэтому он не чуждается перекличек с веком девятнадцатым и двадцатым. Поэт сосредоточил своё художественное внимание на концептуальных приобретениях отечественной поэзии как чисто формальных, так и образных.
В новой книге «От Патриарших до Арбата» собраны стихотворения, отражающие характерные черты его индивидуального стиля и поэтики.
Стихотворения, включённые в книгу, в основном ограничены Москвой, её жизненной атмосферой, её неповторимым духом.
Москва на протяжении двух прошедших веков представлена в русской поэзии достаточно широко. И, казалось бы, что нового можно привнести в её образ. Оказывается, можно. Ведь образ Москвы представлен Максимом Замшевым на рубеже двух веков. А эти годы вобрали в себя такое множество событий, что ещё не раз их придётся осмысливать не только поэтически.
Образ Москвы поэта по своей сути полифоничен. Переживания лирического героя тесно соприкасаются с общей атмосферой этих десятилетий. Что же всё-таки представляет собой лирический герой Максима Замшева? Прежде всего лирический герой – это не alter ego поэта, а его виртуальный посредник, за исключением, может быть, тех стихотворений, в которых заявленная тема совпадает с образом автора.
Знаменитые на весь мир исторические места города (Патриаршие пруды, Кузнецкий мост, Охотный ряд, Гоголевский бульвар, Сретенский бульвар…) не просто топонимические наименования, а те духовные артефакты, без которых немыслима Москва.
Поэзия Максима Замшева прежде всего рассчитана на изысканного и вместе с тем не предвзятого читателя. В книге есть место узнаваемым мифологемам и оригинальному историческому экскурсу.
Славное ложе в огне не горит…
Прав был Вольтер многомудрый,
Кто там изменник, а кто фаворит?
Утром откроется, утром.
«Может, Потёмкин, а, может, Орлов…»
или:
А Вронский умер в Сербии
Под воскресенье Вербное,
А Байрон умер в Греции…
Эх, хоть чуть-чуть согреться бы…
«А время коротается…»
Как известно, Максим Замшев в своё время окончил музыкальное училише им. Гнесиных. И это, безусловно, отражается на его поэзии. Имена многих великих композиторов (Бах, Дебюсси, Вивальди…) органично входят в ткань стихотворений, расширяя их тематический объём и пробуждая связанные с их музыкой эстетические чувства.
В стихотворениях поэт удачно использует музыкальную терминологию (скерцо, дискант, аккорд…), названия музыкальных инструментов (рояль, контрабас…), которые несут очевидную смысловую нагрузку.
Тема любви – одна из ведущих в книге. Вот один из примеров, как автор, используя музыкальные термины, раскрывает психологическое состояние лирического героя во временном отрезке. Три, казалось бы, разные по содержанию стихотворения, но они тематически объединены в одно целое, благодаря их ярко выраженному словоозвучиванию.
Я мостовые переделывал в рояли,
Я дирижировал оркестром подворотен.
Какую музыку твои шаги играли!..
Такого скерцо больше не воротишь.
«Я мостовые переделывал в рояли…»
«Скерцо» означает музыкальное произведение шутливого, игрового характера. Этим словом поэт выразил легкомысленное юношеское отношение к любимой девушке. И лирический герой понимает, что это «детское веселье» обернётся когда-нибудь для него взрослой расплатой.
Настой дождя на молодом безделье
Я расплескал в окрестностях Арбата.
Какое было детское веселье!
Какая будет взрослая расплата!
«Я мостовые переделывал в рояли…»
А расплата только и ждёт своего часа. И «чёрно-белый звукоряд» только лишь усиливает её ожидание.
Стеклянный шар. Любовь. Иллюзии.
И чёрно-белый звукоряд…
«Стеклянный шар на нитке тоненькой…»
За расплатой следует отчаянье. Лирический герой берёт «потаённый аккорд» и признаётся любимой в своих смертных грехах (заносчивости, гордыни) и, каясь, умоляет её:
Приходи ко мне утром во вторник,
Если ты не придёшь, я умру.
«Приходи ко мне утром во вторник…»
Таким образом, выстроенная осознанно «музыкальная» парадигма стихотврений создаёт драматическую коллизию любовных переживаний.
В одном из стихотворений поэт признаётся:
Что-то я пишу
Всё об осени.
Действительно, в книге много стихотворений, посвящённых этой зрелой поре года: «В октябре на Патриарших», «Рассвет умывается жёлтым и красным», «В осеннем чужом городишке», «Почернели костры от горя…»… Именно образ осени как раз и сопутствует зрелости лирического героя. Это его сакральное время года…
И всё-таки — как бы там ни было — жизнь идёт.
Иду по переулкам не спеша.
И век за мною, крадучись, незримо.
И жизнь идёт, – не так уж хороша.
Не так плоха. Одна. Неповторима.
«Иду по переулкам не спеша…»
Да, жизнь неповторима, любая жизнь, в том числе и московская. И, может быть, поэтому:
Не верь, не бойся, не проси,
Не обольщайся.
Мужчинам на Святой Руси
Не нужно счастья.
................................................
Была бы кожа у земли
Под утро влажной,
Была бы женщина вдали,
Что ждёт отважно.
«Не верь, не бойся, не проси…»
Главное, чтобы «все были счастливы с чудом и без чудес».
Вспоминается фраза К.Н. Батюшкова в письме к П.А. Вяземскому: «…что в счастливых стихах без счастия!»
Поэзия Максима Замшева дышит ностальгией, печалью, неразделённой любовью, порою отчаяньем, и, как мне думается, в этом её глубина и чистосердечность. И хочется ещё раз напомнить великие слова Н.А. Некрасова: «Кто живёт без печали и гнева, // Тот не любит Отчизны своей.»
Духовная атмосфера новой книги стихотворений «От Патриарших до Арбата» проникнута сыновней любовью к Москве и России.
|