Как всё-таки богаты ближайшие окрестности Москвы заповедными уголками, хранящими память о событиях истории и культуры! Взять хотя бы Большие Вязёмы и соседнее с ними Захарово — эти старинные усадьбы овеяны именами Бориса Годунова и Петра I, князей Голицыных и Александра Пушкина, Николая Гоголя и Льва Толстого… Прогуляемся, читатель, туда ненадолго?
     По сравнению с другими подмосковными сёлами Большие Вязёмы не столь древни: название впервые встречается в документах середины XVI века. Этимология его, скорее всего, объясняется как "союз, связь одного пути с другим" — по аналогии с "Вязьма", "Вязь", "Вазуза". При Иоанне Грозном Вязёмы были последней станцией перед Москвой на Большой Смоленской дороге, так называемой "Останошный ям на Вязёме".
     Смоленка в ту пору являлась основным трактом, по которому направлялись в стольный град гости из Западной Европы. Обе стороны делали только первые шаги к взаимному сближению, и хозяева, и чужеземцы опасливо косились друг на друга. В этом плане характерен один эпизод, произошедший в конце 1564 года. Тогда здесь проезжали для мирных переговоров послы польского короля Сигизмунда-Августа. Иоанн Грозный, получив известие рано утром, отписал им быть в Москве до сумерек. Грамота была доставлена в Большие Вязёмы в час дня. Однако заносчивые феодалы сочли езду непозволительно скорой и отказались, говоря, что "им к Москве итти поздно". Последовал гневный окрик царя — в новой грамоте он отмечал, что "послы в его государстве чинят самовольство" и приказывал полякам "ночевати на Вязёме, а корм им и конской давати, толко бы им мало мочно сытым быти. А нечто учнут корм имать силно, тех пословых людей… бити гораздо, чтобы самовольства никакого не чинили". А дальше предписывалось, чтобы послы вышли из Больших Вязём на другой день "за два часа до света" и были бы в Москве часу в третьем либо в четвёртом. С Грозным шутки были плохи, и гордые шляхтичи предпочли повиноваться. Как сообщалось потом, "послы шли смирно и корму силно не имывали".
      
     По восшествии на престол царя Фёдора Иоанновича Большие Вязёмы отошли к его шурину, боярину Борису Фёдоровичу Годунову. Последний очень полюбил свою новую резиденцию и развернул здесь энергичную строительную деятельность. На рубеже XVI-XVII столетий местность представляла собою окружённый стеною людный городок с деревянным дворцом, тремя церквями, многочисленными службами, торжком (зданием ярмарки) и станом на столбовой дороге. Годунов всегда предлагал иностранным послам перед торжественным въездом в Москву останавливаться в его тамошних хоромах.
     Центром вязёмской усадьбы был монументальный Спасо-Преображенский "храм камин о пяти главах" с его колоритной звонницей. По преданию, церковь построена в один год с колокольней Ивана Великого и символизировала бурное возвышение рода Годуновых. Образцом для постройки явился, несомненно, кремлёвский же Архангельский собор. Чуть поодаль от церкви стоит стройная псковского типа звонница. Между прочим, про неё ещё триста лет назад писали, что она "особливого рода, каких нигде не видно".
     Годуновские Вязёмы включают также пруд и плотину на крохотной речке Вязёмке.
      
     Захвативший в 1605 году власть Лжедмитрий I тоже не обошёл своим вниманием это село. Однажды зимой он устроил здесь потешную битву с осадой крепости. В обороне сидели все русские бояре, а царь, предводительствуя  немецкой гвардией и отрядом польской конницы, пошёл на приступ. Воинам вместо оружия раздали снежные комки. Сначала потеха была чудесной, однако затем немцы добавили в снежки песку, льду и мелких камешков, отчего бояре получили множество синяков и выражали крайнее недовольство. Лжедмитрию пришлось прекратить игру и вернуться в Москву.
     Побывала в Больших Вязёмах и Марина Мнишек со свитой, направлявшаяся к своему жениху. Свидетельством пребывания гостей остались многочисленные польские и латинские надписи на внутренних стенах церкви Преображения. Интересно, что сама Мнишек в дневнике отметила: "Церковь воистину царская, великолепно украшенная".   
      
     В  дальнейшем село потеряло значение государевой резиденции и упоминалось лишь в связи с регулярными царскими охотами. Новая его жизнь началась только в 1694 году, когда Пётр I подарил усадьбу своему воспитателю — "дядьке" — князю Борису Алексеевичу Голицыну в благодарность за спасение во время стрелецкого мятежа. Именно Голицын был рядом с юным царём в критические дни августа-сентября 1689 года, подсказал ему мысль срочно бежать в Троице-Сергиев монастырь и оттуда руководить действиями своих сторонников.
     Впрочем, новый владелец не рассматривал Большие Вязёмы как свою главную вотчину. Основное внимание он отдал другому пожалованному имению — Дубровицам, где им была возведена красивейшая и совсем "неправославная" по облику церковь Знамения Пресвятой Богородицы. А нынешние посетители Вязём с удивлением узнают в длинном неказистом строении, примыкающем к храмовой ограде, бывший дом Б.А. Голицына. В XVIII веке дом этот был переделан в скотный двор и оставался таковым всё время существования усадьбы.
     Пётр I до конца жизни сохранял к своему "дядьке" глубокое уважение и дважды (в 1701 и 1705 годах) посетил Вязёмы. Ещё перед революцией в усадьбе показывали старую ель, которую именовали "деревом Петра".
      
     Золотой период для российского дворянства наступил с дней царствования Елизаветы Петровны. Указ же Петра III о дворянских вольностях окончательно освободил это сословие от обязательной службы, и оно могло устраивать свою жизнь по собственному желанию. А дворянство Московской губернии вообще было состоятельнее дворянства других губерний: в его рядах стояли такие магнаты, как Шереметевы, Юсуповы, Голицыны, Волконские, Трубецкие, Долгоруковы. И все они со вкусом расширяли и обустраивали свои знаменитые "подмосковные". Большие Вязёмы, какими мы знаем их сейчас, создавались именно в то время: при правнуке Б.А. Голицына, отставном полковнике Николае Михайловиче Голицыне. Прежде всего, здесь возник новый дворец с двумя флигелями. На фасаде его читается лепная дата: "МАIЯ 1-ГО ДНЯ 1784 ГОДА".
     Любопытно, что уже довольно давно дворец сей переименован местными жителями в "дом Пиковой дамы". Однако вопреки распространённому мнению, легендарная княгиня Наталия Петровна Голицына, прототип героини пушкинской повести, хозяйкой Больших Вязём никогда не была. Владел же ими её сын, Борис Владимирович, унаследовавший, кстати, усадьбу не по прямой линии, а по завещанию бездетного двоюродного дяди, князя Александра Михайловича Голицына. Но она часто наезжала сюда, осуществляя бдительный контроль над имуществом своего рода.
     Б.В. Голицын — человек высокообразованный — стремился превратить Вязёмы в "обитель поэзии и философии". Известно, что он явился одним из инициаторов общественных литературных собраний в Петербурге, получивших впоследствии название "Беседы любителей русского слова". В московском доме Голицына на Новой Басманной улице проходили первые в России общедоступные лекции по литературе, которые читал профессор-словесник А.Ф. Мерзляков — друг хозяина и частый гость в Больших Вязёмах.
     Когда грянула "гроза Двенадцатого года", усадьба оказалась непосредственно в зоне передвижения войск. К исходу третьего дня после Бородинского сражения, 29 августа, главная квартира русских войск находилась в Больших Вязёмах. Здесь М.И. Кутузовым был написан ряд приказов и писем. 30 августа главные наши силы отошли от села тремя колоннами, и в тот же вечер Вязёмы заняли французы. По преданию, и Кутузов, и Наполеон ночевали в усадебном доме, на одном и том же диване, с разницей всего в один день.
     Сам Голицын был одним из адъютантов генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли, и, тяжело раненный при Бородине, скончался в начале 1813 года. Прах его покоится в фамильной усыпальнице Донского монастыря.
      
     Новым же владельцем Вязём стал его брат, Дмитрий Владимирович — личность тоже весьма неординарная. Начиная с 1790-х годов, он принимал участие во всех крупных кампаниях русской армии. Во время войны 1805-1807 годов, будучи уже в чине генерал-лейтенанта, командовал крупными соединениями и получил известность как энергичный и предусмотрительный военачальник, опасности не боящийся, но и не желающий без нужды рисковать жизнью солдат. Более двадцати лет — с 1820 по 1844-й — Голицын был генерал-губернатором Москвы и оставил по себе добрую память.
     Он деятельно отстраивал Первопрестольную, возрождающуюся после пожара 1812 года, особое внимание уделяя городскому здравоохранению. Открытие 1-й Градской и Ново-Екатерининской больниц — его прямая заслуга!  
     В Больших Вязёмах Голицын собрал богатейшую библиотеку — в ней, в том числе была почти полная коллекция русских и иностранных книг Петровского времени. А каталогизацией тридцатитысячной библиотеки занимался литератор С.П. Шевырёв, женатый на внебрачной дочери предыдущего хозяина усадьбы, Б.В. Голицына. В гости к Шевырёву заезжал в 1849 году Николай Васильевич Гоголь с главами второго тома "Мёртвых душ".  
      
     Теперь, наверное, самый момент поговорить об ещё одном человеке, чьё имя самым тесным образом связано со здешними местами, — об Александре Сергеевиче Пушкине. Ведь всего пара вёрст отделяет Вязёмы от не менее знаменитого Захарова. Да, да, того самого Захарова, которое виделось юному лицеисту в царскосельских парках.
      
     Мне видится моё селенье,
     Моё Захарово; оно
     С заборами в реке волнистой,
     С мостом и рощею тенистой
     Зерцалом вод отражено.
      
     Эта скромная усадьба была приобретена, как известно, бабушкой поэта, Марией Александровной Ганнибал в 1804 году. Каждый летний сезон — с мая по октябрь — в течение шести лет всё семейство жило здесь. Пушкины провели в деревне даже зиму 1808/09 года. Неродовое, маленькое Захарово не представляло, конечно, блестящего дворянского гнезда, но тогда, в годы пушкинского детства, оно имело отпечаток высокой культуры.
     Юный Саша вместе с родителями, бабушкой и сестрой Ольгой постоянно ходил в Спасо-Преображенскую церковь слушать Воскресную литургию. И тут, в Больших Вязёмах, столь богатых историческими воспоминаниями, у него мог уже пробудиться интерес к прошлому — к Смутному времени, к эпохе Петра Великого…
     Считается также, что в романе "Евгений Онегин" прообразом имения главного героя стали Вязёмы, а имения Лариных — Захарово.
     У Пушкина был ещё маленький брат Николай. Они играли вместе, иногда ссорились. Когда же шестилетний малыш опасно занемог, Пушкину стало очень его жаль, и он подошёл к кроватке с участием. Больной братец, чтобы подразнить Сашу, показал ему язык.
     Он вскоре умер — 30 июля 1807 года. Могила Николеньки Пушкина находится у подклета вязёмской церкви. Больше ста лет она была забыта и пребывала в полном небрежении. Теперь надгробный памятник бережно отреставрирован.
     Весной 1811 года, по-видимому, в  связи с поступлением старшего внука в Лицей, М.А. Ганнибал продала Захарово дальней родственнице, о чём Пушкин очень сожалел. И в 1830-м, накануне женитьбы, Александр Сергеевич совершил туда ностальгическую поездку. А там, к слову, постоянно обитала Марья Никитина — дочь няни Арины Родионовны, вышедшая замуж за здешнего крестьянина.
     Пушкинский дом в Захарове не сохранился, на его фундаменте последний владелец Захарова помещик Нечаев построил другой, абсолютно похожий. Это здание сгорело относительно недавно и вновь восстановлено в 1999 году — к 200-летию со дня рождения поэта.
      
     Большие Вязёмы оставались владением Голицыных вплоть до революции, однако, как и другие дворянские гнёзда, в пореформенное время усадьба оскудела и была ли едва не заброшена. К 1918 году барский дом стоял в запущенном саду с заколоченными окнами. Потом тут сменили друг друга свыше десятка различных учреждений-арендаторов.
     Только в конце 1980-х силами местных краеведов началось создание музея, поначалу народного. С 1994 же года усадьбы Большие Вязёмы и Захарово образуют Государственный историко-литературный музей-заповедник А.С. Пушкина. В бывшем дворце Голицыных развёрнута впечатляющая экспозиция, посвящённая жизни Вязём в первой половине XIX столетия. Воссозданный же захаровский дом отдан под музей детства великого поэта.
     Вообще, на обширной здешней территории можно увидеть около тридцати культурных объектов. Неизменное внимание привлекает, между прочим, памятный знак в честь остановки в Вязёмах двух армий в 1812 году.
     Возродилась и приходская жизнь храма Преображения, где уцелели, несмотря на перипетии судеб, первоначальные фресковые росписи.