ВСТРЕЧА НА МОСТУ    
     Старый заброшенный мост был похож на скелет динозавра, проржавевшие железные сваи напоминали рёбра этого, давно вымершего, животного. Под мостом протекала река, а на обоих берегах буйствовала осень, с каждым днём добавляя ярких красок в свою палитру.  День клонился к вечеру, небо хмурилось, готовое в любую минуту пролиться дождём.
     Мужчина ещё издали заметил чью-то хрупкую фигурку на самой середине моста. "То ли девушка, то ли подросток", — подумал мужчина. Он проходил по этому мосту почти каждый день, любуясь меняющимися красками сентября и предаваясь своим, не слишком весёлым мыслям. Никто и никогда не встречался ему на этом пути.
     "Откуда она взялась?" — спрашивал сам себя мужчина, подходя ближе и уже понимая, что фигурка на мосту принадлежала девушке. Девушка была одета немного не по сезону — в ярко красный пуховик, который подошёл бы скорей для зимних морозов, чем для ранней осени.   И стояла девушка  не на самом мосту, а по другую сторону его ограждений, отведя обе руки назад и держась ими за перила. Её поза не вызывала сомнений, и мужчина внутренне напрягся.  Решение надо было принимать немедленно.
     Девушка тоже заметила приближающегося мужчину.  Она смотрела на него с вызовом и неприязнью. Его появление явно не входило в её планы.
     — Красивая осень нынче, — заметил мужчина, остановившись на некотором расстоянии от девушки.
     — Мне всё равно.
     Девушка отвернулась от мужчины, будто сразу забыв о его существовании. Она чуть подалась вперёд, тело её напряглось, как бы готовясь к прыжку. Мужчина понимал, что стоит ему сделать шаг, и она совершит то, что задумала.  Оставались только слова.
     — А ты что, речкой любуешься или прыгать собралась?
     Видно было, что девушка несколько обескуражена таким прямым вопросом, заданным почти равнодушным тоном.  Она оторвала взгляд от поверхности воды и снова взглянула на мужчину. Он стоял совершенно спокойно, не предпринимая никаких действий.
     — А Вам какое дело?!
     — Вообще-то никакого. Ни отговаривать тебя, ни мешать тебе я не собираюсь.
     — Вот и идите своей дорогой.
     — Мне просто кажется, что, если ты надумала прыгать, то пуховик лучше снять.
     — Почему это?
     — Да потому, что он тебе утонуть не даст. В нём же воздух. Пока твой пуховик намокнет, знаешь, сколько времени пройдёт!
     — Как это? Я думала, что все, кто прыгает, сразу тонут.
     — Нет, моя дорогая, ты очень ошибаешься. Может, твой  пуховик — вообще  непромокаемый. И будешь ты болтаться в холодной воде, как красный поплавок.  И что дальше?  —  А дальше — простудишься и непременно заболеешь.  А оно тебе надо?
     — Мне всё равно!
     — Что значит всё равно?  Если задумала какое-то дело, то и сделать его надо как следует. Давай-ка перелезай обратно и снимай пуховик.
     Мужчина произнёс это таким твёрдым и уверенным голосом, что девушка, как под гипнозом, послушно перелезла через перила обратно на мост и начала было расстёгивать молнию на куртке, но задумалась.
     — Что же я, свой пуховик оставлю прямо здесь, на мосту? Он же совсем новый, я его для зимы купила.
     — Какая зима! Зимой он тебе не понадобится.  Зимой ты уже будешь того, тю-тю. Кто-нибудь другой подберёт твой пуховик и будет его носить.
     — С какой это стати?
     — С такой стати, что тебе будет уже всё равно.
     Девушка молчала и то открывала, то закрывала молнию на своей красной куртке.
     — А чего ты сегодня-то пуховик напялила в такую теплынь?  
     — Сегодня напялила потому, что вода холодная.
     — А что тебе за разница, какая вода? Ты же утонуть хочешь. Тебе можно хоть голой прыгать.
     — Ну, вот ещё, скажете тоже. Буду я тут позориться.
     — А перед кем позориться-то? Тут никого, кроме нас, нет. Я могу отвернуться или вообще уйти, если я тебе мешаю.
     — Нет, нет, не уходите. Вы мне совсем не мешаете. Мне даже с Вами как-то спокойнее.  И советы Вы мне правильные даёте.  Я же не знаю, как надо.
     — Послушай, девочка, у тебя свои дела, у меня — свои. Некогда мне тут с тобой прохлаждаться. Между прочим, что это ты топиться задумала? Столько всяких других способов существует.
     — А что другое-то? Вены порезать в ванной? Так я в съёмной комнате живу.  Мне хозяйка и помыться-то толком не даёт, стучать в дверь начинает. А Вы говорите вены резать... Повеситься тоже невозможно, всё такое хлипкое. Если не получится — потом урон возмещать. Больно надо. Снотворное выпить — кто мне его без рецепта продаст? Вот и выходит — только один путь.  
     — Вот со снотворным я мог бы тебе помочь. Как раз вчера у врача был, она могла бы мне выписать, сколько хочешь. Я человек немолодой, как ты видишь, и бессонница у меня частенько случается. Вот если бы ты мне раньше сказала…
     — Но раньше-то мы с Вами не были знакомы.
     — Это точно.
     Мужчина и девушка замолчали на некоторое время и, облокотившись на перила моста, неотрывно смотрели на протекающую внизу реку. Течёт себе и течёт, и всегда будет течь.  Что ей за дело до печалей человеческих? И осень вокруг — спокойна, величественна, прекрасна. Всё в ней гармонично, соразмерно, всё на своём месте. И только человеку нет покоя, мечется он и страдает и улетает куда-то, как опавший листок, подхваченный ветром.
     — Я, знаешь, снотворные таблетки не люблю, — продолжил мужчина прерванную тему. — Когда не спится, жизнь свою перебираю, как будто кино смотрю. Ночью, правда, это кино всегда чёрно-белое. А  сон может и цветной присниться, счастливый. Но это если сам уснёшь, без таблеток.
     —  А я вообще-то хорошо сплю, только сегодня у меня бессонница была где-то под утро. Всё думала, что да как.
     — Мне лично от бессонницы чаёк горячий с мятой хорошо помогает. Чаёк — самое милое дело.
     Мужчина снял со спины маленький рюкзачок.
     — Знаешь, я, когда на прогулки хожу, — а прогулки у меня долгие, врач велел, — всегда беру с собой термос и бутерброды. Как ты насчёт подкрепиться?
     — Нет, спасибо, я не хочу, — сказала девушка, сглотнув слюну.
     — Да, ладно тебе, поешь. Там, куда ты собралась, кормить не будут.
     Девушка недоверчиво посмотрела на мужчину: смеётся он, что ли над ней? Нет, его лицо оставалось серьёзным, спокойным и доброжелательным.
     — Ну, разве что чайку, — сказала девушка неуверенно, протягивая одну руку за стаканчиком с чаем, а другую за бутербродом. Бутерброды с сыром и докторской колбасой распространяли головокружительный аромат. Девушка вдруг поняла, как сильно она проголодалась со вчерашнего дня.  Сегодня даже мысль о еде не приходила ей в голову.  Какая еда, если задумала такое! Хлеб был мягким, чай душистым, а из-за туч выглянуло закатное ласковое солнышко.
     — Давай хоть сядем где-нибудь, — сказал мужчина, выискивая подходящее местечко.  В самом начале моста лежало несколько брёвен. На брёвна они и сели.  Девушка уже съела два бутерброда и украдкой поглядывала на третий.
     — Ешь, ешь, не стесняйся.
     — А как же Вы?
     — А я совсем недавно плотно пообедал.  Ещё не успел проголодаться.
     И мужчина похлопал себя по животу.
     — А я уже две недели всё время хочу есть.
     И девушка тоже похлопала себя по животу.
     Мужчина и девушка посмотрели друг на друга и впервые друг другу улыбнулись.
     — Я Вам ещё не сказала, что я беременна. Первые три месяца вообще ничего не ела, тошнило меня от всего, а потом вдруг такой аппетит проснулся — о-го-го!
     Девушка молча уминала последний бутерброд.  Мужчина отхлёбывал чай и тоже хранил молчание.
     — А мой любимый меня бросил, ну, тот, который отец ребёнка, — продолжила девушка, управившись с бутербродом. — Сначала я ему ничего не говорила, думала — пусть ребёночек немного подрастёт в животе, тогда и скажу. А когда сказала, мой любимый испугался и рассердился: "Какой ребёнок! Избавляйся срочно или мы с тобой расстанемся". Я ему сказала: "Не могу я душу живую загубить! Понимаешь, не могу!" И тогда мой любимый ушёл. Я целый день проплакала и решила: если уж погибать, то погибнем вместе — и я, и мой ребёнок. Думала, думала и надумала с моста прыгать.
     — А хочешь, я с тобой вместе прыгну? — произнёс вдруг мужчина каким-то абсолютно будничным голосом.
     — Вы!!!
     — А что тут такого? Возьмёмся за руки и вместе спрыгнем.  Я уже старый, жизнь свою прожил, всё повидал, везде побывал, жену два года тому назад похоронил. И тебе за компанию не так страшно будет.
     Девушка снова недоверчиво и вопросительно посмотрела на мужчину. Никогда не встречала она такого, как он, человека. Как его понимать? Что он, издевается? Нет, не похоже.  Всё то же спокойное и серьёзное лицо.
     — А что, у Вас никаких родственников нет, кроме жены? Ну, там дети, например?
     — Почему же.  Есть у меня сын, есть у меня невестка, есть у меня трое внуков, взрослые уже. Вот тебе сколько лет?
     — Мне девятнадцать.
     — Вот и им где-то около того. Только далеко они очень.
     — Ну и что же. Вот мои родственники тоже далеко — в Краснодарском крае — и мама, и папа, и бабушка, и дедушка, и две сестры.
     — О, какая ты богатая. А в Москву-то как попала?
     — В Москву? Обыкновенно. Сначала хотела артисткой стать, мне все говорили, что я красивая. Но ведь туда только по блату. Потом хотела секретаршей — там надо английский знать. Я его знаю,  но не весь, а им надо было, чтобы весь. Устроилась нянечкой в детский сад, там всё-таки кормёжка. Потом с Петькой познакомилась, ну, я Вам про него уже говорила. Петька — это и есть мой любимый. Потом забеременела. Вот и вся история.
     — Не слишком длинная история.
     — Если мне только девятнадцать, то откуда же ей длинной быть? А ваши родные где?
     — В Америке. Туда только на самолёте и доберёшься, а летать на самолётах мне нельзя из-за сердца. Так что почти и не видимся.
     — А Вы их любите?
     — Очень!
     — И я своих — очень! Они у меня самые лучшие!
     Мужчина взглянул на часы и начал укладывать в рюкзак термос, стаканчики, пакет от бутербродов.
     — Ладно, хватит разговоры разговаривать. Делу время, потехе час. Ну, так, что? Пойдём прыгать?
     Девушка бросила на мужчину испуганный и растерянный взгляд.   
     "Что это он такое говорит? Прыгать?  Куда прыгать? Зачем прыгать? Что он, с ума сошёл? Ведь всё уже изменилось, всё стало другим.  Здесь так хорошо, светит солнышко, бутерброды такие вкусные, пуховик для зимы такой яркий и тёплый. Я поеду домой и рожу им ребёночка, обязательно мальчика, а то всё девчонки и девчонки. А Петька увидит, что сын похож на него и будет умолять меня на коленях о прощении, и я его, может быть, прощу. Всё можно устроить так хорошо.  Но  как же мне отговорить этого старика? Как убедить его, что это ужасная глупость — прыгать с моста? Надо очень осторожно, очень спокойно, ласково".
     — Знаете, давайте пока не будем. Может, мои родные обрадуются моему ребёночку, а Ваши к вам в гости приедут. Зачем  нам торопиться? Этот мост ведь никуда не денется, правда?
     — Тоже верно. Куда ему деться. Поедешь домой, родишь ребёночка, будешь его в коляске катать, в распашонки одевать, в пелёнки заворачивать.
     — Сейчас в распашонки не одевают и в пелёнки не заворачивают.
     — Нет? А как же?
     — Сейчас сразу костюмчики и памперсы. Я уже один костюмчик присмотрела, очень красивый.
     — Ну, вот и хорошо.
     Мужчина и девушка сошли с моста на тропинку, прошли ещё немного вместе, и их дороги разминулись. Мужчина уже почти скрылся за поворотом.
     — Постойте, послушайте, а как вас зовут? — крикнула девушка ему вслед.
     — Александр.
     — Если у меня родится сын, я назову его Александр. Александр — это ведь защитник, да?
     — Что-то вроде того.  
     Девушка прощально махнула рукой, мужчина махнул в ответ, и каждый из них зашагал в свою сторону. Солнце садилось за горизонт, люди спешили по своим делам, разноцветные листья падали с деревьев и шуршали под ногами. Стояла ранняя осень.
      
     ГОЛУБАЯ ЧАШКА
     Летнее утро, бабушка ушла на рынок, меня с собой не взяла, оставила дома.
     Чем бы мне таким заняться? Можно поиграть, можно почитать, можно выйти во двор.
     Ничего этого не хочу.
     Сижу и смотрю на голубую чашку.
     Голубая чашка стоит на столе. В голубой чашке — розовый мусс.
     Мусс готовили вчера, и его было много — целая кастрюля.
     Мусс почему-то очень быстро съедается, наверное, потому, что в нём много воздуха. Сейчас осталось только то, что в чашке.
     Бабушка сказала: "Съешь после обеда".
     Сижу и любуюсь чашкой. Я всегда этой чашке удивляюсь. Откуда она взялась в нашем доме? Я не знаю. Чашка довольно большая, однотонная, голубая внутри и снаружи, из тонкого фарфора, с изящной ручкой. Блюдце, видимо, полагается, но у нас его нет. Среди всех наших простеньких тарелок, кружек, стаканов голубая чашка, как экзотический цветок среди поляны ромашек, как яркая бабочка среди серых мотыльков. Эта чашка погружает меня в какое-то туманно-мечтательное состояние.
     Бабушка пользуется голубой чашкой в воспитательных целях. Мне разрешается из неё пить по праздникам, за хорошее поведение и когда болею.
     Правда, сейчас у меня настроение совсем не романтическое, а очень даже приземлённое, в эту минуту меня интересует не столько сама чашка, сколько её содержимое.
     Бабушка на рынке, до обеда далеко, а мусса хочется нестерпимо. Я размышляю: "Этот мусс всё равно для меня. Какая разница, когда я его съем. Почему не сейчас? Лучше бы я съела его вчера, чтобы так не мучиться".
     Я беру чайную ложечку, зачерпываю мусс и отправляю его в рот, вторая ложка, третья, четвёртая. В чашке остаётся ровно половина мусса. До конца доесть я всё-таки не решаюсь. Хоть я и ослушалась бабушку, но только наполовину. Чашку хочется убрать с глаз. "С глаз долой — из сердца вон", — вспоминаю я бабушкину поговорку. В  комнате у нас вместо холодильника подпол — две снимающиеся половицы, а под ними яма с земляным полом. Снимаю половицы, ложусь на живот и опускаю чашку вниз. Чашка почти выскальзывает из моих рук, но я, с какой-то невероятной ловкостью, её ловлю и водружаю на место. Сердце бьётся непривычно сильно — боже, боже, я чуть не разбила голубую чашку.
     С рынка приходит бабушка, она почти не ругает меня за съеденный мусс, мы обедаем, и я доедаю оставшуюся половину.
     У бабушки хорошее настроение, у меня тоже, мы строим планы на после обеда. Вдруг я вспоминаю про свои злоключения с чашкой.
     — Бабушка, знаешь, я чуть не разбила голубую чашку!
     — Ну, молодец, что не разбила.
     — Сейчас я тебе покажу, как это было.
     — Не надо мне ничего показывать!
     Но меня уже не остановить. Я хватаю чашку, открываю половицы, ложусь на живот, опускаю чашку… Она выскальзывает из моих рук и…  разбивается на три части.
     Мои рыдания, бабушкины упрёки.
     Сколько их потом разбилось — чашек, рюмок, тарелок, но запомнилась почему-то только эта, голубая чашка из моего кунцевского детства.