Максим Замшев _ ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ПЯТЁРКИ И АВТОР
Московский литератор
 № 6, март, 2014 г. Главная | Архив | Обратная связь 



Максим Замшев
ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ПЯТЁРКИ И АВТОР
Александр ВАСИЛЬЕВ. "Мои пятнадцать пятилеток". — М.: "У Никитских ворот", 2014.


     Книга Александра Васильева относится к жанру мемуарно-биографической литературы. В последнее время этот жанр выходит на первые роли в литературном процессе.  Я связываю это с тем, что определённое постсоветское раскрепощение сознания привело к тому, что мы можем спокойно читать разные жизнеописания, будучи уверенным, что они лишены идеологического глянца, а порой просто откровенного вранья. Александр Васильев своей творческой работой доказывает, что среди признанных мемуаристов он вовсе не  затерялся, создав произведение оригинальное, искреннее и местами захватывающее почти как детектив.
     Его книга "Мои пятнадцать пятилеток" — это рассказ о собственной жизни. Кто-то скажет: ну всё понятно! На старости лет перо потянулось к бумаге, чтоб запечатлеть свой образ для детей и внуков. Я, кстати, не вижу в этом ничего постыдного, но Александр Васильев подходит к решению своей художественной задачи, как профессиональный литератор. Почему я так уверен в этом, и по каким признакам это можно определить?
     Начнём с того, что автор уже в предисловии обрисовывает свою цель, и она сразу же восхищает и своей масштабностью, и при этом  заявленной авторской скромностью. Васильев стремится показать не себя сквозь призму истории страны, а в свою биографию вплести в то, чем дышала и жила наша Родина в его время, начиная от частностей и заканчивая глобальными, изменившими историю человечества моментами.
     Композиционная структура, на беглый взгляд, проста и неприхотлива. Повествование, написанное семидесятипятилетним человеком, делится на пятилетки. Сам Васильев говорит, что это традиционное мышление советского человека. Ну что ж! Согласимся с ним. Хотя в этом цифровом делении мне видится  ещё нечто загадочное, какая-то приданная извне периодичность, заставляющая происходить те или иные события в строго определённые отрезки. Думаю, и автор это понимал и прибегнул к такому композиционному ходу  умышленно.
     Пересказывать сюжет книги бессмысленно. Скажу лишь то, что жизнь главного героя не только изобилует любопытнейшими фактами, но и даёт представление о том, как жил технический интеллигент в советской стране, как менялось его бытие и мировоззрение, как он воспринял крушение советской власти, в чём разочаровывался и на что опирался. В этом плане книга будет очень познавательна для молодых людей, поскольку многие из них судят о времени, описанном в книге, превратно, исходя из  ангажированных сериалов, изобилующих разного рода необъективностями.
     Можно было бы автору пройти по очевидному, не лишённому дилетантского налёта пути: рассказать о своей жизни хронологически — от рождения до нынешнего времени.  И ничего в этом не было бы зазорного. Но Васильев органически не переносит трафаретов. Ни в жизни, ни в литературе. Да, хронология, конечно, присутствует. Но весь сюжет связан смысловыми нитями историй, которые всё время тянут читателя вперёд, а в конце их мерцают огоньки будущего, растравляющие воображение.
     Помимо этого, очень многие события из своей книги Васильев комментирует отвлечённо, с философскими выкладками и интеллектуально отточенными выводами. Иногда эти  рассуждения смещают композиционный центр тяжести, создавая своеобразную полифонию, наполняют голос автора иным тембром, иными интонациями. И это выглядит весьма самобытно. Не остаётся Александр Васильев в стороне от политики, от мировоззренческих  оценок. Все события, которые он видел своими глазами, такие как война, смерть Сталина, оттепель, перестройка, он оценивает очень лично, очень заинтересованно и честно. Понятно, что не все со всем согласятся, но убедительность и страстность авторских доводов, безусловно, запомнятся каждому читателю.
     Ещё одно важное качество повествования — это его предельная искренность. С уверенностью  можно сказать, что автор нигде не лукавит, нигде не напускает на себя никакой позы, наоборот, в книге много с горьких сожалений, разочарований и самое главное, нет ни капли желания кого-то обвинить в своих бедах. Васильев не кивает на систему, на людей, на обстоятельства, он напряжённо анализирует моменты, где он сам был не прав, где мог, а не проявил свои лучшие качества. Причём показано всё это не умозрительно на примере заунывных рассуждений, а в живых ситуациях, след от которых остался на всю жизнь.
     Запоминается тон, с которым Александр Васильев описывает людей, встреченных им за жизнь. На первом плане, конечно, родственники. К ним автор испытывает такую теплоту, что читая посвящённые им страницы,  поневоле проникаешься этим духом взаимного уважения, этой толерантностью, этого неприятием никакого насилия. И даже непростые, подчас драматичные перипетии своей личной жизни автор облекает в очень деликатную форму, боясь затронуть кого-то, кого-то несправедливо задеть. Вспоминая о себе мальчике, он говорит, что никогда не мог ударить человека, и сохранил это ощущение и по сей день. И здесь речь не только о физическом воздействии, его нежелании травмировать других — ни делом, ни словом — качество настоящего интеллигента.
     В текст в самых разных его местах вкраплены стихотворения авторского сочинения. Все они очень открыты в проявлениях эмоций и говорят о том, что Васильев не мыслит свою жизнь без поэтического слова, что стихи сопровождают его всю  жизнь. Это подтверждает и помещенная в конце книги в качестве вклейки любопытнейшая поэтическая матрица, где автор пытается выявить закономерности между возрастом человека и состоянием его души. По его мнению, из сочетания возраста, состояния души и  поэтических строк можно составить нечто единое, где все пазлы соответствуют друг другу.  Что ж! Приём заслуживает внимания, и выдает  в авторе сильного логика.
     Ещё одна сильная сторона книги — это передача разных жизненных атмосфер, которые довелось пропустить автору через себя. Первые дни жизни на Красной Пресне, предвоенная Москва с её напряжением и некой неразберихой, детство в эвакуации с его лишениями и выстраивании на фоне этих лишений особой системы взаимоотношений и  ценностей. Стоит подчеркнуть, что восприятие окружающего мира происходит не через призму событий и переживаний взросления и последующего бесконечного становления, а сквозь некую романтическую эстетическую дымку. И это сразу возвышает текст, напитывает его собой музыкой. Так, двор на Пресне в книге единствен, и в то же время типичен. О таких дворах пели Визбор и Высоцкий, писали Аксёнов и Битов. Когда он повествует об экспедициях  в горы в шестидесятые, о духе товарищества и геройства, вспоминаешь знаменитые фильмы Хуциева. И даже о смутных девяностых он пишет с точки зрения человека, осознающего, что это была крайне болезненная, но необходимая прививка. Никто не давал гарантии, что больной выживет. Риск был огромен. Вероятность ошибки почти стопроцентна. Но мы выжили. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что многие  в мире не хотели, чтобы наша страна вновь, в который уже раз в истории поднялась из руин.
     Мы живём в новой России и, к счастью, в ней стала возможна такая интересная и полезная книга, как "Мои пятнадцать пятилеток" Александра Васильева.