Знаменитейшая Троицкая дорога — часть древнего пути на Ярославль, исхоженная и изъезженная сотнями тысяч русских паломников, стремившихся на поклонение святыням Троице-Сергиевого монастыря. Среди них были и простые крестьяне, и мещане, и купеческие и дворянские семейства.
Особым пышным церемониалом обставлялись в XVI-XVIII веках царские и императорские выезды в монастырь (Лавру), для чего в определённых пунктах между Москвой и Сергиевским Посадом возводились путевые дворцы.
«Вон уж Пушкино… Переходим Учу по смоляному мосту. В овраге засвежело, пахнет смолой, тёплой водой и рыбой. Выше — ещё тепло, тянет сухим нагревом, еловым, пряным. Стадо вошло в деревню, табунками носятся овцы, стоит золотая пыль. Избы багряно золотятся…" Так говорится в повести И.С. Шмелёва "Богомолье". Действительно, в своём многодневном пешем странствии пилигримы никак не могли миновать большого и красивого села Пушкино, обитатели которого
весьма охотно предоставляли им стол и кров. Село лежало на берегах реки Учи — от её имени народная этимология и выводила здешнее название — по Уче, по Уше, Поушкино.
Однако многие краеведы связывают наименование села с Григорием Александровичем Морхининым по прозвищу Пушка. После того как в середине XIV столетия тверские правители потерпели окончательное поражение в борьбе за великокняжеский престол, летописи сообщают о выезде из Твери в Москву служилых людей (бояр). В их числе был и один из внуков Гаврилы Олексича, героя Невской битвы 1240 года, соратника князя Александра Невского — Александр Иванович Морхинин. Он и его родственники
заняли высокое положение среди московской аристократии, служили воеводами у Великого князя Ивана I Калиты, приобрели вотчины. А самый младший его отпрыск — Григорий Морхинин-Пушка — и стал далёким предком Александра Сергеевича Пушкина и родоначальником фамильного, широко раскинувшегося древа Пушкиных.
В состав владений Г.А. Пушки входили, видимо, и сёла с деревнями к северо-востоку от Москвы, вдоль Троицкой дороги. А знал ли А.С. Пушкин о существовании села Пушкино на Уче и ежели знал, связывал ли его название со своим родом?
На первый вопрос можно ответить утвердительно. В составленных поэтом конспектах для неосуществлённой "Истории Петра" имеется такая запись о произошедших в этих местах в 1682 году событиях: "17 сентября (в день Св. Софии) боярин кн. Михаил Иванович Лыков схватил старого Хованского на дороге в селе Пушкине и сына его на реке Клязьме в его отчине и привёл обоих в оковах в село Воздвиженское, где, прочтя им указ, без всякого следствия, им и стрельцам
Одинцову с товарищами отрубили головы".
Но вот что касается другого вопроса, то ни в бумагах Александра Сергеевича, ни в воспоминаниях его родных и друзей ответа не находится. И в архивах нет прямых документальных подтверждений о связи пушкинской фамилии с именем "старинного" подмосковного села. Самое первое, к слову, письменное упоминание о Пушкино содержится в Выписи В.И. Голенина: "А се Великого князя писец князь Василий Голенин село Пушкино и деревни того села описал лета 7007"
(1499). Выпись указывает, что в селе было 16 крестьянских дворов и к нему причислено 15 деревень. Если село это и принадлежало когда-то Григорию Пушке, то достаточно скоро оно становится митрополичьим, а впоследствии патриаршим.
Хотя сам Пушкин в Троице-Сергиевой Лавре так и не побывал, с начала позапрошлого столетия среди бесчисленных паломников всё заметнее становятся писатели, поэты, художники, шедшие не только поклониться мощам преподобного Сергия, но и запечатлеть величественные монастырские сооружения. Так, ещё 1803 годом помечены "Исторические воспоминания на пути к Троице и в сем монастыре" Николая Михайловича Карамзина. "Село Пушкино (в 26 верстах от Москвы)
известно в нашей истории тем, что в нём боярин Иван Андреевич Хованский, оклеветанный Милославским, был взят под стражу". И далее: "…многие крестьяне села Пушкина живут не в избах, а в красивых домиках, не хуже самых богатых поселян в Англии и других европейских землях". А "маленькая деревня Талица" запомнилась Карамзину разговором о смысле жизни со стариком "в возрасте около ста лет".
В мае 1830 года этой дорогой проехал 27-летний литератор Николай Михайлович Языков. Он, историк Михаил Петрович Погодин и ещё двое молодых людей были спутниками известной московской меценатки А.П. Елагиной и её дочери — "ревнительницы древлего благочестия". "Шли двое суток, — писал Языков брату, — осмотрели почти всё и возвратились посредством наёмной езды, зане нас настигло ненастье…" По воспоминаниям Погодина, поэт "на каждой станции оставлял
по стихотворению". До нас дошло четыре его экспромта и большое, как бы итоговое, стихотворение, сочинённое уже в Первопрестольной.
В том же 1830-м, но уже ближе к осени, слагал свои рифмы на Пушкинской земле 16-летний Михаил Лермонтов. Юный поэт проводил тогда каникулы у родни своей бабушки в усадьбе Середниково, недалеко от Петербургского тракта. В середине августа у Е.А. Арсеньевой появилось желание побывать на богомолье в Троице-Сергиевой лавре, и для того 13 числа, в компании молодёжи, вызвавшейся её сопровождать, она отправилась в Москву. Компанию составляли Мишель Лермонтов, дальняя его
родственница Сашенька Верещагина, её подруга Екатерина Сушкова, возможно, кто-то ещё.
Сушкова позднее вспоминала: "На следующий день, до восхода солнца, мы встали и бодро отправились пешком на богомолье; путевых приключений не было, все мы были веселы, много болтали, ещё более смеялись, а чему? Бог знает. Бабушка ехала впереди шагом; вёрст за пять до ночлега или до обеденной станции отправляли передового приготовлять заранее обед, чай или постели, смотря по времени. Чудная эта прогулка останется навсегда для меня золотым воспоминанием. На четвёртый
день пришли мы в Лавру изнурённые и голодные. В трактире мы переменили запылённые платья, умылись и поспешили в монастырь отслужить молебен". Случилось это, стало быть, 17 августа. При общем веселье в пути в мыслях Лермонтова складывались довольно скорбные стихи "Чума в Саратове", где он выражал тревогу за жизнь некой возлюбленной. В автографе поэтом проставлена дата: 1830 года, августа 15 дня. Расчёт времени даёт основание предполагать, что данные строфы Михаил Юрьевич написал при остановке в
селе Братовщина.
Каждый, кто следовал к Троице со стороны Белокаменной, ещё в начале XIX века замечал в Братовщине государев путевой дворец, выстроенный повелением Иоанна Грозного, позже неоднократно перепланированный и разобранный за ветхостью в 1819-м.
Весьма любопытное преломление таких впечатлений дано в известном романе М.Н. Загоскина "Рославлёв, или Русские в 1812 году" (1831).
"Пообедав и выкормя лошадей в Больших Мытищах, Зарецкий отправился далее. Если б он был учёный или, по крайней мере, сентиментальный путешественник, то, верно бы, приостановился в селе Братовщине, чтобы взглянуть на некоторые остатки нашей старины. Но наш гусарский ротмистр проехал весьма хладнокровно мимо ветхой церкви, построенной, вероятно, прежде царя Алексея Михайловича, и взглянув нечаянно но одно полуразвалившееся здание, сказал: "Кой чёрт! Что
это за смешной амбар!.." — "Злодей! — вскричал какой-нибудь антикварий. — Вандал! Да знаешь ли, что называешь амбаром царскую вышку, или терем, в котором православные русские цари отдыхали на пути своём в Троицкую лавру? Знаешь ли, что недавно была тут же другая царская вышка, гораздо просторнее и величественнее, и что благодаря преступному равнодушию людей, подобных тебе, не осталось и развалин на том месте, где она стояла? Варвары! (прошу заметить, это говорю не я, но всё тот же любитель старины)
варвары! Вы не сумели сберечь даже и того, что пощадили Литва и татары!"
Имена прославленных деятелей отечественной культуры, следовавших по Троицкому пути, можно перечислять и далее. Неоднократно возили в детстве в Лавру будущих писателей Ф.М. Достоевского и М.Е. Салтыкова-Щедрина. А кто-то (например, Николай Васильевич Гоголь) по дороге заворачивали в усадьбы Мураново и Абрамцево. Ещё дальше, в своё костромское имение Щелыково ехал из Москвы драматург А.Н. Островский.
Однодневный приезд в Пушкино Максима Горького засвидетельствован письмом К.С. Станиславского жене от 12 августа 1905 года: "…вчера — чудесный день, он был посвящён просмотру летней работы студии. В Художественном театре репетиции были отменены, и многие из труппы поехали в Пушкино: Вишневский, Книппер, Качаловы, Муратова, М.Ф. Андреева, Горький, Косминская, Грибунин и пр. День чудный. Забрали закуски. На Мамонтовке вся труппа вышла нас встречать. Общие приветствия,
оживление, трепет. Приехали и Савва Иванович Мамонтов и всякая молодежь: художники, скульпторы и пр. Завтрак импровизированный, игра в теннис, городки, обед в старинной аллее. Горячие споры, юные мечтания… Горький в ударе и говорит обаятельно". В это время в МХТ шла репетиция его пьесы "Дети солнца".
Похоже, луЧшие времена села Пушкино уже позади. Получившее в 1925 году статус города, ныне оно зажато между двумя непрестанно шумящими Ярославками — старой и новой — и с тревогой взирает на подступающие со всех сторон коробки многоэтажек. Но в старых кварталах, там, где чудом сохранились деревянные строения с резными наличниками и неизменными геранями за ними, — там мы пока ещё можем найти места, овеянные пребыванием Ф.И. Шаляпина, Л.В. Собинова, А.В. Неждановой,
М.А. Булгакова, В.В. Маяковского, К.Г. Паустовского, М.М. Пришвина,…
А в Писаревском проезде на месте детского сада стоял когда-то уютный, окружённый берёзами бревенчатый домик-мастерская, где практически всю жизнь провёл Евгений Иванович Камзолкин. Теперь об этом художнике мало кто знает, а ведь он был создателем в апреле 1918 года наиглавнейшей советской эмблемы — скрещенных Серпа и Молота! Конечно, изначально она возникла как элемент оформления столичной Серпуховской площади (в Замоскворечье) к празднику 1 Мая. Камзолкину и в
голову не могло придти, что сей удивительный по простоте и гениальный по выразительности символ будет помещён на государственные гербы и флаги СССР и союзных республик, станет воспроизводиться на печатях, официальных документах, униформе Красной Армии и Флота, марках, денежных знаках, ряде орденов и медалей и т. д. Кстати, герб города Пушкино советского периода также включал в себя изображение Серпа и Молота.
Вместе с тем, Евгений Иванович всегда был истинно православным человеком и не скрывал того. Дед и бабка художника — люди довольно состоятельные — поселились в Пушкино, недалеко от железнодорожной станции, ещё в середине XIX века, отстроили несколько дач и сдавали их внаём. (Писатель В.М. Гаршин в 1879 году сообщал матери свой летний адрес: "Москва, станция Пушкино Моск. Яросл. ж. д., дача Камзолкина"). Кроме того, они взяли в аренду участок земли и проложили
дорогу к шерстоткацкой и красильно-отделочной фабрике крупных промышленников Армандов. Так возник Московский проспект — главная магистраль современного Пушкино. Кроме того, Камзолкин-дед был бессменным старостой местного Никольского храма и вместе с супругой погребён за его алтарём. Подобного удостаивались совсем немногие горожане!
В 60-е годы дом Е.И. Камзолкина сгорел, и на месте пожарища возвели, как уже говорилось, детский сад. Лишь мемориальная доска на здании напоминает о мастере. Но, по счастью, уцелела большая часть его живописных работ, личные вещи, книги и архив, хранящиеся теперь в Пушкинском краеведческом музее.