Вышел в свет новый поэтический сборник под названием "Рябина" известного поэта, прозаика, публициста, ответственного секретаря нового, но уже завоевавшего широкую известность, литературно-исторического журнала "Великороссъ" Николая Головкина.
Широка тематика сборника, но главная его черта — это непосредственное ощущение автором той исторической миссии, которую должен нести талантливый человек в современную жизнь, и что без исторического проникновения в глубины веков литературное творчество не может обрести в нынешнем веке прочных корней, которыми и должна питаться литература двадцать первого века.
Наши предки всегда связывали исторические события и текущее время в одно, где духовные и ратные победы одерживали русские воины, по Божьему промыслу. Поэтому в самом начале сборника читатель встречается с основополагающим стихотворением "В перекрестии дорог…", от которого, как от солнца, идут лучи в нашу повседневную действительность:
В перекрестии дорог
Путь всегда укажет Бог.
Сердцем только б помолиться:
Господи, куда стремиться?
Может, здесь остановиться —
добрым людям послужить,
призван так ты жизнь прожить.
Божий Промысел — неведом.
Мы пройдём.
Идущим следом —
не прервать бы с прошлым нить
и о будущем молить,
отведя молитвой беды.
В перекрестии дорог
да укажет путь нам Бог…
Характерно по замыслу, исполнению и близко исторической теме стихотворение "Птица-память". Здесь и: "Словно вдовы, плакучие ивы, в вечной скорби склоняясь к воде, разглядеть в ней хотят тех, красивых, что ушли… Отраженье, ты где?!" И, как находка, повторяющийся рефрен-строфа, цементирующая как саму структуру стиха, так и заставляющая читателя проговаривать ещё и ещё основную мысль автора, как заклинание, запоминать её и, невольно, "отправлять" в
подсознанье:
Затуманилась гладь зеркальная.
Ничегошеньки не видать.
Память близкая — память дальняя
отражением может стать.
Талантливо написано стихотворение "Евстафий". В нём автор предполагает, что троицкий иконописец Евстафий Головкин, в 1591 году воплотивший образ Игумена Земли Русской — Сергия Радонежского, благословившего святого благоверного великого князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву, является далёким предком поэта.
Вот она связь времён через века. И что может быть отраднее для поэта, чем хотя бы в предположении иметь "такого", пусть даже дальнего, но родственника.
Николай Головкин прекрасно понимает, что беречь своё имя, его достоинство — не простой звук для истории. Поэтому появляются стихи с подзаголовками, поясняющими их возникновение, как "Неизвестному солдату", "Фронтовая фотография", "Свет доброты", "К имени своему", в которых, так или иначе звучит тема родства не только семейного, но в историческом плане и со всем народом:
Из тысячи имён —
одно воскреснет в сыне.
Неписаный закон,
чьи корни в толще лет.
Наверно, подсказал
родителям, что ныне
я — буду Николай.
Во мне продлится дед.
Всё наше бытие —
приливы и отливы.
Нет смерти у имён
Пока потомки живы.
Неуспокоенная мысль поэта прорывается сквозь "дым и смрад", разносящиеся над родиной. Его живой голос протестует против всего, что "не так": "Жизнь России сегодняшней — кома. Нет страны. Нет проблемы. Нет Дома…" Нет, стихи не пишутся к какому-то определённому событию, они всегда в болящей душе поэта за то, что происходит:
Горят леса — горит Россия.
И здесь, и тут тревожный счёт.
Что уповать — придёт Мессия?!
Нет, нового изгнать Батыя
собраться должен сам народ…
В разделе книги "Ещё ночь, но будет утро…" есть стихотворение, посвящённое маме:
Хмур нынешний день в переписке,
Туман.
Только сердцу и зрим
родным берег мой,
а мне — близких.
Всё памятью мы озарим.
Не чужд мне тот берег,
им — этот.
Здесь корни семьи,
там — рождён.
Надежда увидеться к лету —
несбыточный, кажется, сон.
Бумаге доверят вдруг руки
(вздохнувшим строкам вопреки!)
минувшие дни без разлуки —
пожатье над буйством реки.
В этом полифоническом стихотворении всё "зашифровано", но сквозь этот "шифр" проступают и любовь к матери, и боль за разрушенную страну, и неустроенность души человека, оказавшегося одной ногой на "том берегу", а другой "на "этом", где его истинные корни. Эта тема, так или иначе, проходит через всю книгу: отражая прямо или косвенно драмы, связанные с развалом страны.
Несколько необычна и образная система автора. Умение в двух-трёх строках создать запоминающуюся картину бытия с философским подтекстом привлекает читателя. К примеру, "И гул самолёта над рощей. И птиц голоса. Волшебное что-то. В мир почка открыла глаза". Или вот такой образ:
Свет в окошке —
Божий свет! —
радует нас
изо дня в день,
проникая
в наши души
через оконный
крест.
Раздел сборника "Сердца мелодия" посвящён женщине, но, скорее всего через её образ — самому чувству любви. Стихи "Ты — близка и далека…", "Боль и быль — не рядом в словаре….", "Разлука — как вечная спутница…", "В той, не случившейся судьбе….", "Амфора", "Песня", А как заканчивается стихотворение "Слышать лишь сердцу дано": "Тихо на Млечном пути. В полночь открыто окно. Голос далёких светил сердцу
лишь слышать дано…".
На мой взгляд, до предела короткое, простое, но глубокое по смыслу стихотворение о любви "И Ангел так порою строг…":
И Ангел так порою строг.
Уж не сердитесь,
Докучаю.
Шлю эсэмэс Вам.
А предлог?
Люблю Вас
жду,
молюсь,
скучаю.
Книга прочитана! Что оставит она в душе читателя, над чем заставит задумается? Мне кажется, что он будет вновь и вновь обращаться к этим стихам, искать в них не сразу дошедший до него смысл. Но в этом и секрет поэзии Николая Головкина: жить ей долго на радость всё новому читателю. Хочется поздравить поэта с удачей и пожелать ему искромётного и незабываемого творчества.
|