|
Один неостановимо движется к концу своей жизни земной, но другой, идущий с ним одной дорогой, неостановимо движется к началу жизни вечной.
Вся полнота Истины, то есть знание всех известных и неизвестных духовных и материальных реальностей — и законов, правящих этими реальностями, не по силам разуму человеческому. Но Поэзия в жизни сей — наше единственное, что даёт нам несказанное ощущение единства зримого с незримым на страшных перепутьях земных. И это единственное есть последний залог бессмертия души человеческой.
В ЧУЖЕРОДНОМ ВРЕМЕНИ
Скука — это уничтожение души по воле безволия.
Я опоздал родиться на столетье —
И в чужеродном времени живу.
Живу — и не мечтаю о бессмертье,
А грезил ведь когда-то наяву…
И маюсь, сам себя не принимая,
И отражаясь в сумерках воды,
Я ухожу околицею мая —
В последние забытые сады.
И чудится: иду себе навстречу,
Где всё — в неповторимом навсегда, —
Где душу отражает, словно вечность,
Живая, светоносная вода.
МОЙ ПОЧЕРК
Правда никогда не бывает обидой.
Остаётся себя перечитывать, —
И, на радость никчемным врагам,
На себя до конца не рассчитывать,
Пробиваясь к иным берегам.
Отрываясь от старого нового,
Отрекаясь от горьких побед,
Убиваясь порою без повода,
Отбиваясь от горестных бед.
И от прочего, прочего, прочего —
И порою одним кулаком:
От стихов графомана-рабочего,
От крестьянина с пыльным мешком.
И от прочего, прочего, прочего,
Что скопилось в потёмках души:
От неладного, жёсткого почерка,
От безумья в холодной глуши.
Но пустое — отбиться от прочего,
Отдаваясь убогим страстям,
Как угрюмой порою полночною,
В Царство Божье взойти по костям.
И пустое — на милость рассчитывать,
Погружаясь в незримую тьму,
И не стоит себя перечитывать,
Чтоб поверить себе самому!
В НЕПОТЕРЯННОМ
Увы, но возможности наши не ограничены нашим воображением.
Я смог от нежити отбиться, —
И пусть порою был неправ…
Но Солнца луч не осквернится,
На падаль смрадную упав.
Но я, увы, не луч небесный, —
Я не избыл свой смертный страх!
Объятый въявь земною бездной,
Теряю душу в зеркалах.
Но прозревая свет незримый,
И побеждающий себя, —
В потерях я — непобедимый, —
И непостижный — для жлобья.
И пусть в затылок дышит старость,
И в душу смотрят зеркала.
Я — и — в потерянном останусь —
Вне смраднодышащего зла.
И Солнца луч не осквернится,
На падаль смрадную упав…
Я смог в себе не повторится, —
И что с того, что был неправ?!.
Ё — НЕ МОЁ
Художник, ищи не красоту, а ищи себя в Боге!
Но если ты ничего не найдёшь, то красота сама найдёт тебя, — и без пощады уничтожит!
Вся эта жизнь, как будто не моя,
И не мои — родимые края.
И мордо-рыла, якобы людей, —
В зелёных долах памяти моей.
Болит, болит угрюмо голова,
Вползают в душу мёртвые слова…
Всё не моё — и я почти не я —
В горящем алфавите бытия.
И бытиё с надёжной буквой "ё" —
По чьей-то воле, будто не моё…
И буква "ё", вот-вот по воле злой,
Враз обратится пеплом и золой.
Скрипят, скрипят незримые врата.
Уходят в Лету лучшие года…
Всё не моё — и я почти не я, —
И страшен алфавит небытия.
И страшно жить, и страшно умирать,
Как в бурном море камни собирать…
И наяву, и в грёзах, и во сне —
Всё — не моё, — но это всё во мне!..
* * *
Чем больше пытаешься понять своё прошлое, тем меньше понимаешь самого себя.
Я издали, во тьме похож на человека,
И на свету, вблизи, почти что человек.
Но вот душа угрюма, как калека,
Как будто нет прощенья нам вовек.
"Прощенья нет! — бормочет мне лукавый, —
И что с того, что ты большой поэт?!"
Но Храм встаёт над полем златоглавый, —
И непрощённых в этом мире нет.
А там в ином?! В ужасном и чудесном?..
Там огнь безумный или благодать?
То не дано пред бездною, над бездной,
Земным прощёным раньше срока знать.
И в тусклом поле у седого стога,
Вдруг озарит всю душу резкий свет:
"Нет человека — значит нет — и Бога!
Коль Бога нет, то человека нет!"
ПОРТРЕТ ДУШИ
С искренним уважением к лирическому герою этого стихотворения но не больше…
Тяжело душе в ночи бессветной.
Жутко на отшибе бытия.
Как рулон бумаги туалетной, —
Рвано убывает жизнь твоя.
Хоть на миг прозреть бы жизнь иную!
И забыть картины-миражи…
Но не вставить в раму золотую —
Рану, как портрет твоей души.
Мало этой жизни! Слишком мало!..
Сплюнешь через левое плечо.
И бормочешь: "Мама мыла раму…
Может быть, не вымыла ещё…"
ХОЛМЫ ЛЮБВИ
В истинной Поэзии нет правил, только исключения, ибо Правда Божия — в Любви.
Созвездья тёмные дрожат.
Холмы равнину сторожат.
И горы тёмные вдали —
Навек омыла кровь Земли.
Нам горы мир не принесут!
Но правду утвердят холмы!..
И выйдем мы на Божий Суд —
Из ледяной, незримой тьмы.
Ну, а пока, любовь моя, —
Всё это морок бытия.
Но выйдем мы на Божий Свет —
Из тьмы незримой и глухой.
И никого на свете нет —
Кто знает всё о нас с тобой…
Но знает всё Господь о нас, —
И нам не страшен Судный Час.
Бесплодны горы на крови,
И — впереди — холмы любви…
* * *
Чем больше объяснений этой и иной жизни находит человек,
тем дальше от него тайна возникновения жизни этой и жизни иной.
Земная круговерть
Всё неземное рушит…
Вцепилась жизнь, как смерть,
Как враг, вцепилась в душу.
И бездною влеком,
Я — миру — не хозяин,
Как одинокий дом —
В дыму крутых развалин.
Но всё ж ещё стою,
Считая дни, как годы, —
У бездны на краю —
В безумии свободы.
И я, забыв про страх,
Про неземную стужу,
Вцепился в жизнь, как враг,
Как смерть, вцепился в душу!..
ВИСОКОСНАЯ НОЧЬ
Не надо провожать меня на самолёт, который давно улетел — и разбился.
Не надо провожать меня на корабль, который давно отплыл — и утонул.
Не надо меня провожать на поезд, который не придёт никогда.
Никому не надо меня провожать! Я сам покажу вам последнюю дорогу в никуда,
по которой возвращаются только те, кого не провожает никто, кроме Бога…
Маюсь вновь в седой ночи бессветной.
Что за ночь, как високосный год!
Жизнь идёт, проходит та и эта,
Но безумье о любви поёт.
Где-то нынче молодость и гордость?
Что за ночь, страшнее, чем в тюрьме!
И поёт во мне безумный голос —
Над незримой бездною во тьме.
Всё плотней над бездной мрак безлунный,
Будто Солнцу больше не взойти…
Не спастись в седой ночи безумной
От себя — и душу не спасти.
Но навек в седой ночи бессветной —
От меня — любовь моя спасёт…
Жизнь идёт, проходит та и эта, —
И, быть может, всё же не пройдёт…
ЛЕРМОНТОВСКИЙ МОТИВ
Увы, но подавляющее большинство людей не знают,для чего они живут на этой Земле, —
и совершенно не понимают, да и не желают понимать, что они вообще здесь делают!
И!.. И!!. И!!! Я не знаю что такое человек. Да и знать не хочу!..
Ужасно, если человек вдруг покажет всё!!!, на что он способен!..
Сколько можно жить одним упорством, —
И не ждать от жизни ничего,
Покрывая суетным притворством —
То, что не смущает никого.
И довольно почестей и славы!
И душа, как голова болит,
Будто я лежу в морозных травах —
И снежинка на меня летит.
Всё огромней чудо снеговое,
Всё огромней снежные глаза…
И далече где-то надо мною,
За снегами, Божия Гроза.
И никчемна суета притворства,
И никчемны строчки и слова…
Но душа жива ещё упорством,
Но душа — вне времени жива.
Как поэт, погибший в поединке,
В травах обмороженных лежу,
И в упор гляжу в глаза снежинке, —
И тяжёлый взгляд не отвожу…
ЖРЕБИЙ
Свободен ли я?! Не знаю! Свобода — это отсутствие страха.
Но человек без страха всё равно, что человек без совести, то есть — нечеловек.
А я не хочу быть нечеловеком — да и другим не советую.
Так что вопрос моей свободы-несвободы открыт во времени, как бездна, как настоящее, которого нет,
как прошлое, которого как бы нет, как грядущее, которое не наступит никогда!..
Всю ночь куковала кукушка, —
И зов пробивался сквозь сон, —
И чудилось: я — на опушке
Каких-то нездешних времён.
Кукушка считала — сколь прожил,
И сколь ещё — не проживу,
Но верилось: там — в невозможном —
Я встречу себя наяву.
И сердце от боли не ныло,
И билось, как встарь, горячо,
И верилось: всё это было,
И сбудется где-то ещё…
И чудилось: вечное лето,
И чудилось: вечно живу, —
И верилось: было всё это
Когда-то со мной наяву.
Всё сбудется — рано иль поздно,
И сроки не так далеки…
И верилось полночью звёздной —
В свой жребий, себе вопреки…
Я И ВРЕМЯ
Чем я отличаюсь от сонма нынешних пишущих?!
Да немногим! Я ищу себя в Боге, а они, так называемые пишущие, ищут Бога в себе.
Трачу время, которого нет, —
Но с оглядкой, расчётливо трачу…
И спасаю удачу от бед,
И спасаю беду от удачи.
И живу, никого не виня,
Что навек моё время пропало.
Но пропащее время — меня —
Тратит так, что и вечности мало!..
НА ГРАНИ
Человек безжалостно использует своё тело ради чего угодно, но ещё безжалостней
он использует неизвестно для чего свою бессмертную душу.
Я устал быть последним и первым.
Жизнь встаёт громоносной волной.
Но боюсь малым словом, неверным,
Заступить за предел роковой.
Я всё время на грани, на грани,
А порою — за гранью почти…
Но топчу эту землю ногами,
И срываю цветы по пути.
И душа забывает про тело,
И страшна без души круговерть…
Но не страшно душе над пределом,
За которым — безумье и смерть…
Но не верю на грани иного,
Что всё это творится со мной,
Будто вышел из дома родного,
Чтоб уже не вернуться домой.
И не помню о том, что на грани,
И порою за гранью почти.
И топчу эту землю ногами, —
Чтоб дорогу на Землю найти.
ЗАЛОГ
Рукописи не горят?! Прекрасно горят! И сгорают, и, слава Богу, что иные сгорают!!!
Пусть себе горят, ибо истинным Словам огонь не страшен.
Наши годы ещё не прошли,
И порой нам до боли легко…
И стою я у края земли,
Но до неба ещё далеко.
Всё исчезнет в незримых мирах, —
И в другом не воскреснет другой…
И за белою тьмой — только прах,
Да ревущий огонь неземной.
Но восходят слова из огня,
И душа не спасёт свою плоть…
Как же так — ни тебя, ни меня?!
Не допустит такое Господь!
Сам Господь сокрушит пустоту!
Сам Господь наши души простит!
И земную твою красоту
В неземную навек обратит.
Я стою у земли на краю,
Но душа, словно небо, со мной,
И в душе — твою душу храню,
Как залог красоты неземной…
ЧУЖОЙ ВЫБОР
Обидно, когда тебя не понимают. Но страшно, когда тебя вдруг понимают
до конца, до самой последней твоей глубины, ненавидящие тебя!..
И как после этого не воскликнуть в сердцах: "Сколько надо, столько и можно!"
В литературных подворотнях
Я с изначала не в чести.
Но всё упорнее сегодня
Они мелькают на пути.
Я стал почти своею тенью,
Но слышу, как из сучьих ртов, —
Исходит злобное шипенье:
"Лев Котюков… Лев Котюков…"
О, как отвратны, до блевоты,
В стране несбыточных идей,
Тупые морды патриотов
И либеральных главарей.
Я, может быть, никто сегодня,
И, может, хватит лишних слов…
Но слышу вновь из подворотни:
"Лев Котюков!.. Лев Котюков!.."
Меня упорно выбирают,
И выбрав, с аппетитом жрут…
Ужасно, что не понимают,
Но жутко, ежели поймут.
И в чёрном времени, безбожном,
Я сам себя забыть готов…
Но сколько можно, сколько можно:
"Лев Котюков!.. Лев Котюков!.."
СНЫ ГРЯДУЩЕГО
Все хотят жить не хуже всех, даже лучше, чем все!
Каждый в самом себе — лучше всех… И, наверное, лучше самого себя.
Я сжигаю душу в разговорах.
Эх, душа моя, — бездымный порох!
И вот-вот она сгорит во мне…
Но, как Свет, спасает Слово душу, —
И слова-полову властно душит —
Наяву, в грядущем — и во сне.
Бьются в травах золото-стрекозы.
Дышат светом ледяные розы.
И во мне не эта жизнь прошла…
В этом мире быть неловко лучшим,
И душа давным-давно в грядущем,
Но — не в снах грядущего — душа!..
ВЧЕРАШНЕЕ
В жажде сохранить малую родину мы теряем Родину большую,
забывая, что наша истинная Родина — Господь!
О, как я боюсь сказать лишнее! Но говорю!
О, как боится некто услышать лишнее! Но слушает!
И оба мы несчастны в своей глупости, ибо она сильнее нас, больше нас, больше нашего страха — и больше жизни нашей.
И всё же, всё же надо очень опасаться людей, которые боятся услышать лишнее.
Назойливо нудят: в былое путь заказан,
И хватит ворошить неловкое старьё.
Вчерашним, друг, живёшь! Пора войти бы в разум!
И что с того, что всё — давно уж не твоё…
Согласен, — что с того?! Я сам себя не стою…
Во времени былом застыла кровь моя, —
На тропах ледяных, под чёрною листвою…
И что с того, что я — давно уже не я.
Крапивой душу жгут заброшенные пашни.
Живые мертвецы поют в саду моём.
Живу вчерашним днём! Был славен день вчерашний!
Живите, дураки, грядущим страшным днём!
МОИ СТИХИ
Истинное Слово вне прошлого, настоящего и грядущего.
Истинное Слово — это вечное Сегодня, ибо Слово вне времени и пространства.
Поэзия, как вечность, объемлет наше бытие и небытие.
Но мы, зачастую, не замечаем поэзии, как порой не замечаем чистый воздух, которым дышим.
И, слава Богу, что не замечаем, ибо обратить чистый воздух в отравленный — человеку раз плюнуть.
Задыхаюсь во тьме, как в пустыне,
Как во льдах, — у Земли на краю,
Будто горькою кровью полыни —
Враз омыло всю душу мою.
Будто больше не будет отсрочки.
Но стихи всё растут, как трава, —
И слова обращаются в строчки,
И становятся плотью слова.
И слова мою душу сжигают,
Но куда-то всё дальше несут…
И от смерти стихи не спасают,
Но от жизни, быть может, спасут…
ГДЕ-ТО ОСЕНЬЮ В РОССИИ
Не надо доказывать тем, кого никогда уже не переделать, что ты лучше, чем они.
Впрочем, если тебя самого уже не переделать — доказывай!, дабы казаться
хотя бы себе, многогрешному, что ты лучше себя самого.
…Где-то осень моя золотая
Вновь в стога обратила траву…
Но живу, сам себя забывая,
Будто жизнью иною живу.
Будто в стог с головой — и на вилы,
Будто нечего больше терять!
Но бессмертным — и тем не под силу —
Эту жизнь на иную сменять.
ПАРАД ПЛАНЕТ
(Как бы сонет)
Господь забирает к себе молодыми тех, кого очень любит, дабы там —
в незримом, — по воле Господней, они оставались вечно молодыми.
А всем остальным остаётся глухо стареть и тускло надеяться хотя бы на вечную старость.
Всё свершилось с парадом планет,
И двоятся в огне зеркала…
Словно тьма — всепрощающий свет,
И осыпалась ночь, как зола…
Нашей жизни давно уже нет,
Да и нашей она не была.
Что же было? Не скажет никто.
Если скажет, — уверен, — соврёт…
Но душе безотчётно легко,
Будто вечное лето грядёт,
И в раскрытое настежь окно
Чёрный дым всесожженья ползёт.
И вдыхает душа горький дым, —
И нельзя умереть молодым…
ВЕЧНОЕ МОРЕ
В метро всегда входит больше людей, чем выходит, но об этом все почему-то упорно молчат.
А вот из трамваев, наоборот, выходит людей всегда больше, чем входило, —
и об этом тоже никто ни гу-гу…
Впрочем, из самолётов тоже выходит людей больше, чем нужно.
А вот об этом очень громко говорят, но только потом, когда самолёт разбился.
И не надо истошно орать мне в лицо,друг мой, что бессмертье не ведает потерь!
Ведь мы давно не в армии, мой друг, о, как давно!..
Мне с младенчества грезилось море,
Где простор затаился в просторе,
Где сердца не страшит забытьё…
И огромнее счастья и горя
Было вечное море моё.
Но прошла жизнь былая, как смерть, —
И, увы, не до моря теперь!..
Не до моря, мой друг, не до моря!
Мне б в несчастье отбиться от горя…
И давно не страшит забытьё.
Тайна вечности — в Божьем просторе,
В тайне вечности — счастье моё.
Я — не камень на илистом дне!
Грезит в море любовь обо мне…
|