Татьяна Летнева __ ЦЕЛОВАЛА ОСЕНЬ ХРУПКИМИ ГУБАМИ ЛИСТОПАДА…
Московский литератор
 Номер 19, октябрь, 2012 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Татьяна Летнева
ЦЕЛОВАЛА ОСЕНЬ ХРУПКИМИ ГУБАМИ ЛИСТОПАДА…

     
ЦЕЛОВАЛА ОСЕНЬ ХРУПКИМИ ГУБАМИ ЛИСТОПАДА…
     
     Целовала осень хрупкими губами листопада…
     Ветер — вечный странник, пилигрим исканий, бархатом касаний обнимал бесстрастно. И скрывало слёзы марево прохлады. И рябины гроздья ярко-красным маком, вкусом горьких ягод залетали в душу строчками восторга, грусти, заклинаний. Закружило снова листьями обета. И берез клонило кронами от ветра. Вот и бабье лето нас не обмануло: опьянило светом и теплом ухода. Август переплёлся осени цветами, пылом, жаром, духом уходящих в осень дней — воспоминаний.
     Целовала осень хрупкими губами листопада…
     Продлевает лето осенью Всевышний. Запахами парка вновь не надышаться. Вновь не наглядеться тишиной заката, шёпотом осенних листьев под ногами. Бабочки случайные — как привет от лета и раздумий море… Радость моя, где ты? Где свершенья, осень, в вихре дней печальных? Листьев обещанья — кружевом обмана… Мимолетность жизни и любви печальной…
     Целовала осень хрупкими губами листопада…
     Как же это странно… Где витают мысли, чувства беспредельно? Кто мы — люди, птицы, бабочки, деревья? Вечностью одеты горы, звезды, небо… Холод и величье… Трепет, опасенье, только нет в них чувства… Буйство красок лета — только нет мечты в них, только нет ответа…
     Целовала осень хрупкими губами листопада…
     Только осень, осень в сердце и в природе… Рыжая колдунья, прима увяданья… Осень — чаровница, бестия, плутовка, страсти кружевница.
     Жизни мирозданье, перемен снисканье, время — лет мельканье и души страданье… Так целуй же осень мигом опозданья, продлевай мгновенье сладостью обмана!..
     В чем судьбы спасенье? Ангел мой осенний, думами крылатый, всё ж спустись пониже, обернись туманом, каплей дождевою, тёплой тучей встречи, лучиком надежды… Прикоснись словами, как слезой доверья. Будь со мной как прежде, будь ко мне поближе! Лишь душа готова к испытаньям снова, прежде чем услышит голос, что снисходит свыше…
     Целовала осень хрупкими губами листопада…
     Обещала, обещала, обещала…
     
ЭКСПРОМТОМ ПО ВРЕМЕНИ...
     
     Человек придумал часы. И сказал: это время.
     Только ВРЕМЯ беззвучно смеётся. Время — ветер и кроссы. Бесконечность вопроса. Подъемы и спуски. Крутые откосы. С которых взлетать или падать. А часы мирно тикают... ТИК... или... ТАК... В такт.
     Время неуловимо, незримо, мгновенно. Всем ожидающим мчится на смену... И тягуче. Взобраться на кручу, обращаясь к векам, выдохнуть в бесконечность: время, ты — вечность! А по жизни бежать и отсчитывать дни, месяцы и недели. Мысли, как гонки... не надоели? Думать... Господи, опять не успели... Улетели... во взрослость.
     Не успели даже понять, не успели родиться... заново сердцем, чтобы влюбиться. Ощутить себя птицей. Вопреки влиться и раствориться... или разлиться в лужах дождя во время цветенья. Время — миг возрожденья.
     Ночь. Расцветают каштаны. Так странно... А часы тикают... ТАК. Пониманию в такт. И на небе тоненький месяц. Звёзды — ходиками на кухне, кошки глазами подмигнули лукаво... Видишь, сияем, крошка! Думать о времени свысока — слёзы, не углубляйся пока... Подарить себе розы. Мысленно. Ароматом времени.
     Что букет... Денег нет... Обнаглеть... Обратиться... Всевышний! Деньги или время жалеешь? Молчит. Думаешь, все же ответит? Улыбаюсь... и себе отвечаю...
     Временем разбогатеешь... Временем никогда не созреешь... Мало всегда. Всеобъемлюще и могуче. Нет времени круче! Капелька или mikron. Сиксилион! В механизме часов — трон. И сидит там времени БОГ. Он очень строг. Так конкретен. Размыт. Он улыбкой умыт. Памятью тайны укрыт. Время нетленно, но человеков не видно... жизнь пролетает мгновенно...
      БОГ мой, молю, дашь ли свой след оставить на дороге часов... Бес-ко-неч-ной Вселенной?
     ВЫШИВАЮ СЕРЕБРЯНОЙ НИТЬЮ ЗОЛОТУЮ ЛЮБОВЬ НА СИРЕНЕВОМ ФОНЕ. Технологией человеческой жизни. Полётом весны… Нет, уточню: временами года — огнем! Не кнутом, а доверием! Жизни и смерти Временем. Человеческих чувств. Отражением бесконечным... невидимых буйств. Дождевыми каплями или брызгами солнц. Время — Бог напрямую втекает к нам дом, в мастерскую души... Нет, пиши... разумом... Знать, круголями вопросов ис-су-шиииит... Но раздумием душ... СЕРДЦЕМ СЛОВ ДЫШИТ... Слышишь?..
     
СЕРДЦЕ ПОЛНИТСЯ ВОЛОГОДСКИМ КРУЖЕВОМ…
     
     Плач по Рубцову
     "Поверьте мне: я чист душою…"
     Николай Рубцов
     Не была я в Вологде, не была и в Мурманске, только сердце полнится вологодским кружевом... И снежинки падают, как стихи небесные, и снега узорчато вьюжат думы кружевом, слёзы и кручинушка в завываньи кружистом. Голос ветра северный смыслом одиночества и губами холода шепчет стужей-памятью сироте детдомовской, сироте средь волока.
     Лихо, горе-горькое собирал, как ягоды, бедность, обездоленность, отчий дом вне времени, лишь снегами Севера да слезами тайными и стихами светлыми наполнял дыхание.
     Всё богатство пламени — сердца стук и искренность, свет Любви в безбрежности — "колыбельный плач". И стоит навечно он в середине Вологды бронзой — глыбой памяти над судьбой тишь просвета возносясь в веках. Ему мать суровая — Сухона пресветлая, и отец — сияние — инеем Самылкова, да мороз Архангельска в серых облаках. Шарф, что Тотьмой-Тотьмушкой связанный, завязывал, что дорогу-пустыню, словно жизнь далекую, да пальто потёртое, чёрное и длинное — беспризорность мук. Ох, ты, горе-нужида, жизнь бедна да впроголодь, лиходейка-смертушка от любимых рук.
     Исчерпал Николушка нищету телесную, только белым золотом был поэта дух. И любовь — печаль к снежной его Родине, что летит душою — эхом в стынь морозную, а ответом истинным — предсказанья слух.
     Эх, страна безбрежная, несказанность русская, кружевная Вологда — чудная краса! На Земле бесчувственной трудно быть поверженным, если сердце страстное верит в чудеса! Молчаливой пристанью, лодкою стыдливою, словесами светлыми ты Любовь безбрежную в Небесах хранишь.
     Стала смерть крещением, страшным испытанием — жизнь в снегах недолгая, да тоска по матери, по отцу заступнику, по любви — участию, как сестрою — Толшмою плачем разлилась. Под волной ударами гулким песнопением, словно церкви колокол о холодный, нордовый, безучастный брег бьётся сердце русское. Растеклась безудержно, расплескалась брызгами, моряка беспечного разлиха душа.
     Из копирки голубем самолетик поиска символом мистическим ввысь взметнулся истово, но гонимый ветрами закружил в безвременьи сажею печной. И пропал в безбрежности, снежных настах Вологды, во полях молчания, будто бы чужой. Сколько было выпито горя — лиха скорбного, терпким ожиданием — думами скитания…
     Только светом полнится песнь любви и в снах: и к природе северной, и к дождю, и просекам, к листопадам осени, серым тучам Родины, красной "сомородине", тусклым небесам.
     Бесприютность долгая да тоска печальная, да огонь — несбывчивость расписала даль. Так откуда свет такой и тепло бескрайнее в ледяных, сверкающих, голубых снегах? Вновь летит над пропастью яркой искрой памяти ночью чёрной, звёздною, словно рысь неистова по сугробам крадется, так пурга метельная не страшна и в днях. Вихрь души завьюженной, как огонь во стуже он, сердцем чистым дюжинным растопил снега.
     Столп стихов останется, на ветру не склонится, через лихолетия затвердел в веках. Торжествует радостью и над страшной бездною северным сиянием его "Диво дивное" и звездой-пристанищем в мыслях и мечтах, и тепло ответное рвётся вдаль бескрайнюю — во сердца стучит опять Русь узорным кружевом.
     Грусть-печаль растоплена и поземкой стелется чистота безбрежная, незабвенье нежное слёз соборно пролитых. Да в тиши Отечества сквозь морозность лютую шепчет ветер памятью имя Николай…