Юрий Газин
В ОГНЕННОМ НЕБЕ ВОЙНЫ. Из воспоминаний авиационного механика
|
ШЁЛ 1944 ГОД. 5-я Воздушная Армия. Наш 786-й авиаполк боевых машин, так называемых летающих танков Ил-2, стоял на территории Румынии, у самого берега реки Прут.
В апреле 1944 года в результате успешного наступления на Правобережной Украине войска 2-го Украинского фронта (командующий фронтом Р.Я. Малиновский) вышли на рубеж городов Яссы, Оргеев и перешли к обороне. Войска 3-го Украинского фронта (командующий фронтом Ф.И. Толбухин) вышли на реку Днестр и захватили на его западном берегу несколько плацдармов. Этим фронтам, а также Черноморскому флоту и Дунайской военной флотилии была поставлена задача провести Ясско-Кишиневскую стратегическую наступательную операцию с целью разгрома крупной группировки немецких и румынских войск, прикрывавшей балканское направление.
Раннее майское утро. Самолёты уже готовы к вылету на боевое задание, бомбы подвешены, пулемёты и пушки заряжены полным боекомплектом. Мы, механики, проверив работу моторов, ждём лётный состав. По прибытии экипажей, докладываем командиру самолёта о готовности к вылету. Я помогаю лётчику надеть парашют, сесть в кабину самолёта и запустить мотор. Сам ложусь на плоскость крыла самолёта и держусь за ствол пушки, в это время лётчик рулит на старт. Один за одним взлетают самолёты полка. Перед самым взлётом механик, слезая с крыла и заглянув под хвост самолёта, убеждается, что хвостовое колесо — так называемый "дутик" — застопорен (если не застопорен, то при взлёте, самолёт может развернуть в любую сторону). Я выхожу вперёд, чтобы лётчик меня увидел, и прикладываю руку к козырьку, тем самым показываю, что всё в порядке, можно взлетать. Самолёт взлетает.
Так было и в этот день. Самолёт я проводил. Полк в полном составе ушёл на боевое задание. Через два часа экипажи начали возвращаться с задания. Вернулись все, кроме моей "двадцатки". Я обошёл все экипажи. Спрашиваю, где Мещеряков, мой командир. Но, как говорится, никто не заметил потери экипажа. Тяжело и грустно стало на душе. Это самое тяжёлое время для меня и для всех, чей самолёт не возвращался. Но вот садится один самолёт и быстро сворачивает в сторону. Санитарная машина рвётся к самолёту и все бегут к нему. А у самолёта разбит козырёк (колпак) задней кабины стрелка, и всё в крови, стрелок ранен в голову. А про моего командира Мещерякова и его стрелка мы узнали позже, уже после взятия Румынии. В одном из подвалов, где держали пленных, на стене было начертано два парашюта и фамилии моего экипажа. Значит, они покинули подбитый самолёт и попали в плен. Они остались живы, но в полк больше не вернулись. О том, что они были освобождены из плена, я узнал уже — аж в 1980 году на встрече ветеранов полка в городе Подольске Московской области.
Некоторое время в полку было затишье в боевых вылетах. Назначили банно-хозяйственный день. На берегу реки Прут была организована помывка личного состава. Я и мой старший товарищ — Музыченко (старше меня на три года), переплыв речку, встали на отмели, а в это же время наш воздушный стрелок (фамилии, к сожалению, не помню) с того берега кричит нам: "Я плыву к вам!". Мы не знали, что он плохо плавает. Он доплыл до середины речки, и вдруг поплыл обратно. Мы не поняли в чём дело, и тут, не прося помощи, он стал тонуть. Мы кинулись к нему, но сильное течение его быстро относило от нас. Мы подняли тревогу и весь полк стал искать нашего товарища. Но всё было тщетно, тело мы так и не нашли. Так погиб, бесславно — не в бою, наш товарищ.
Пока я был без самолёта, в полку произошёл ещё один малоприятный случай. У командира полка, майора Валенюка, его молодой стрелок украл бритвенный прибор. Он был осуждён товарищеским судом и отправлен в штрафной батальон. Меня вызвал командир и дал задание вместе с нашим мотористом сопроводить виновного до места назначения. Мне было тогда 18 лет. С двумя автоматами ППШ мы отправились в дорогу. Инструктаж был строгий — чтобы не теряя бдительности, спали поочерёдно и доставили его без происшествий. Штрафная часть находилась на территории Бессарабии и передвигаться надо было на попутках. Когда мы уже достаточно далеко отъехали от полка, я увидел у стрелка раскаяние в глазах и провёл с ним душевную беседу, после чего в нарушение всех инструкций, данных нам, я напрямую сказал ему: "Витя! Ты, конечно, убежать сможешь от нас. Не такие уж мы строгие конвоиры, ты же нам всё-таки свой человек. Но учти, что тебя снова поймают, и ты будешь осуждён ещё строже. Но с тобой пострадаем и мы. Если ты нам дашь слово не подводить нас, то будем ехать по-доброму, как товарищи". Он дал согласие: "Ребята, я вас не подведу".
До штрафной части мы добирались двое суток. Дважды ночевали в сёлах. И был у нас такой эпизод. Остановили мы попутную машину. Витя заскочил в кузов, а мы не успели, и машина быстро уехала. Мы растерялись и расстроились. Но тут подъехала вторая попутка, мы сели, едем. Смотрим, на дороге стоит наш Витя и ждёт нас. Не подвёл! Наше конвоирование благополучно закончилось. Сдав его местному командованию, мы отправились обратно. В г. Бельцы мы решили пополнить свои запасы и подкрепиться, и отправились на местный базар. Но там нас задержал военный патруль, и привели нас в комендатуру. Стали спрашивать, почему мы разгуливаем с автоматами по базару. Я показал наши документы. Но оказалось, что наши автоматы не записаны в наших красноармейских книжках. "Мы отберём у вас ваши автоматы" — сказал комендант. Я ответил: "Что ж, отбирайте, но дайте нам документ — на каком основании вы их забрали". "Ну, ладно, идите, — сказал комендант, — но больше с автоматами по базару не ходите". После этого мы уже спокойно вернулись в свой полк.
Через некоторое время я получил другую боевую машину и нового командира самолёта — лейтенанта Клочко, со стрелком сержантом Бережным. Начались новые бои — в Румынии. Полк стоял под городом Брашев. На задание должно было уйти звено из трёх экипажей: лётчики ст. л-т Щербак, ст. л-т Ступак и л-т Клочко. Вернулись с задания только Щербак и Ступак.
Машины, как решето — пробиты крылья, фюзеляж, но все живы. Из рассказов этих командиров — их встретил сильнейший зенитный огонь. Самолёт Клочко перевернулся от попадания снаряда зенитки и рухнул на землю. Это была уже вторая моя потеря. Острой болью она отозвалась в моём сердце...
В дальнейшем самолёты нашей части принимали участие во взятии столиц Бухарест, Будапешт и Вена. Под Будапештом наша часть стояла в пяти километрах от пригорода Буда. Экипажи делали по десять и более вылетов в день. Через наш аэродром советская артиллерия била по городу. В этих вылетах потерь не было. Но пробоин от огня вражеских зениток было много. И технический состав всё ночное время занимался ремонтом, чтобы машины к утру были готовы к вылету. Аэродромы по мере наступления наших войск менялись часто, благо, что нашим машинам не нужны были большие площадки, было бы поле поровнее — и аэродром готов. Лётный состав размещался в ближайших посёлках, а техсостав — под самолётами.
И вот в таких условиях наш полк прошёл через Румынию, через Венгрию — возле озера Балатон. У меня был уже третий самолёт и третий экипаж: лётчик ст. л-т Александров и воздушный стрелок сержант Патрин. Очередной вылет на задание. Самолёт из-за повреждения мотора при обстреле зенитками врага — идёт на вынужденную посадку на своей территории недалеко от города Кичкимет, где располагался штаб нашей авиадивизии. Командир и стрелок, забрав с собой парашюты, пришли в штаб и остались там ночевать. Ночью на город был налёт гитлеровской авиации и при бомбёжке лётчик Александров был ранен, а стрелок Патрин погиб. Его похоронили недалеко от нашей части у озера Балатон, под фанерной звездой.
В это же время нашему полку было присвоено звание гвардейского — и он стал называться 188-й гвардейский штурмовой авиационный Будапештский полк. Полк был награждён орденом Суворова и Александра Невского, и стал именоваться 188-й гвардейский штурмовой авиационный Будапештский орденов Суворова и Александра Невского полк и входил в состав 12-й гвардейской штурмовой Росславской авиадивизии орденов Боевого Красного Знамени, Богдана Хмельницкого дивизии.
После взятия Будапешта мы уже продвигались почти без потерь.
Скоро была взята Вена. Наша часть стояла в десяти километрах от Вены.
8 мая 1945 года я со своим товарищем ст. сержантом Цхаребовым патрулировали посёлок, где располагался наш лётный состав. Зайдя в дежурную комнату, мы услышали на улице невообразимую беспорядочную стрельбу, и подумали: "Что случилось? Неужели где-то немцы прорвались?" Мы выскочили во двор и увидели небо в паутине трассирующих пуль. Окна в домах все раскрыты, все что-то кричат — мы поняли, что это ПОБЕДА!!!
Выскочил наш начальник штаба майор Шпинчевский и тоже кричит: "Победа!", и тоже стреляет в воздух из пистолета ТТ. Рядом стоит часовой. Он на него: "Ты чего не стреляешь?" "Товарищ майор! Я на посту!" "Стреляй! ПОБЕДА!!!"
Мы идём в свою часть через аэродром. Ясное утро, солнце. Идём и стреляем из винтовок Мосина. Выбегает девчушка-связистка и летит к нам с раскрытыми объятьями: "Ребята! Какие вы счастливые! Вы дожили до Победы! Дайте, я тоже стрельну!" Мы дали ей пострелять. В полку началась грандиозная пьянка!..
В 1980 году я был приглашён на встречу ветеранов нашего полка в г. Подольск Московской области, где спустя много лет я снова встретил командира экипажа Александрова, командира эскадрильи Долгих, лётчиков Ступак, Щербак, своего друга Цхаребова и многих, многих других однополчан.
|
|