Есть острая ситуация в искусстве, про которую не любят говорить даже самые храбрые искусствоведы. Это касается творчества первейших гениев и вообще лидеров художественного процесса определённых времён — и дальнейших судеб всего того, что они позволяли себе в своей творческой свободе.
"Я люблю смотреть, как умирают дети", — говорит Маяковский. "Да, я мертвец", — говорит Блок в толпу. "…кого-нибудь зарежу Под осенний свист", — говорит Есенин. "Я пил из черепа отца", — говорит Юрий Кузнецов.
Как отнестись ко всему этому?
Первейшие или первые таланты, учителя жизни и нравственности — и такое.
Мы относимся спокойно. Ну да, мол, поэт чудит. Вовсе он никогда не смотрел, как умирают дети. (Та так оно и было). Это художественный приём, это "низовой" контраст к "высокому" и т.д. Надо видеть весь контекст и т.д. Поэт свободен и т.д.
Так-то оно так, да чего-то тут недосказано.
В новейшее время все эти штуки начал Бодлер. Название-то — "Цветы зла" ("Fleurs du mal"). Цветы — зла.
Ну и далее пошло-поехало.
Но вопрос сейчас в другом.
Вопрос простой: что же, все эти шутки так и сходили искусству с рук?
Тот самый вопрос, который не любят задавать, в котором не любят разбираться.
Ответ тоже простой: да нет, не сходили. И дело тут не только в том, как кончилась сама жизнь Маяковского и многих других. Есть следствия не прямые, а косвенные, что столь часто в искусстве. Да, Гоголь ("Вий"!), Маяковский и другие и своей жизнью ответили за свою художественную любовь к "безднам". Было так и с поэтами иного калибра, как например с талантливым Павлом Мелёхиным, который всю жизнь бравировал шутками со смертью (послал в Литгазету телеграмму о своей смерти, и это было напечатано), и кончил, наконец, тем, что шагнул в окно с девятого этажа, приняв его за первый, на котором жил до этого.
Но, да, есть и иное.
"Шутки" гениев и лидеров влияют на людей слабых и несильных в творчестве. Жизненная отличительная черта их в том, что, во-первых, духовные игры гениев они понимают буквально (что, конечно, противоречит сути творчества), во-вторых, принимают как руководство к своим бытовым действиям. Ну, например, дружба Грибоедова с Булгариным. Казалось бы, ну и что? С кем хочет, с тем и дружит. Так-то так, да не так. Булгарин был человек неглупый и небесталанный, но начисто лишённый литературной нравственности, которая вообще-то порою важнее, чем нравственность бытовая, и впоследствии в русской традиции даже породила термин: "творческое поведение". Сколько вреда нанёс Булгарин русской литературе "под крышей" Грибоедова, непрерывно ставя его имя в эпиграфы, сноски, "замечания по ходу" и т.д., — уму непостижимо. Впрочем, читайте эпиграммы Пушкина…
И вот уже появляются сотни партийных стихотворений, поэм и "партийных книжек", а то и просто доносов, исполненных "в традициях Маяковского", который не имеет к этому никакого отношения и заплатил за свои "шутки" своей судьбой и жизнью. А эти не платили судьбой, а получали литературные дивиденды и говорили:
— А что? Маяковскому вон что можно, а нам нельзя?
И вот появляются сотни "поэм" "Двенадцать", которые и не поэмы и вообще не стихи, но в которых пафос — "Гуляй, братва, все помрём".
И вот появляются "последователи" Юрия Кузнецова, которые ухитрились и творческим наследием его завладеть, и раздают направо и налево оскорбления нормальным людям: вон, Кузнецов и отца и Пушкина не жалел, а мы что ж?
А вы то ж, что вы не кузнецовы, но вам же не до этого…
Да ещё ловкие критики из ловких газет тут же и подначивают вас: давайте, братцы, не боги горшки, без вас литпроцесса нет, а вам и премии и прочее…
Да что там?
Явление мирового масштаба…
Тексты Шекспира "сокращают", оставляя там лишь разные хулиганства вне контекста; вообще классиков мордуют как хотят, людей XVI века одевают в джинсы и пиджаки и т.д.
Художественные гении и лидеры!
Ведите себя… осторожнее.
Помните, что вокруг вас, и особенно ныне, — гиены и шакалы, которые тут же бросаются дОГРЫЗАТЬ раненых вами оленей и лосей…
Правда, вместо оленя может встретиться лев или тигр…
Но редко.
12 февраля 2012.
|
|