В моих новых стихах я вновь и вновь пытаюсь объять необъятное: сравнить космос человеческой души с космосом бесконечного мира. Или хоть в малом найти гармонию между ними. Даже стремление к этому я ценю и храню в себе, как надежду на лучшее.
КРЕСТОВЫЙ ПОЛЕТ
Может, многие слышали, да мало кто знает,
Что России иногда на Земле не бывает.
И в это время, на большой высоте,
Она летает на горящем Кресте.
Зачем летает? При чём здесь крест?
И чем пустота заполняется эта?
Но без Неё так печально… глянешь окрест —
Вроде всё есть, а ничего нету.
ЛЕРМОНТОВ
Живу в одной из древностей печальных
Из будущего чувствуя Ваш взгляд.
Здесь все кипят в хмелю национальном.
Я их люблю, но этим дням не рад.
Опять корабль в космос запустили,
И гайки отлетают, как всегда.
В стране — бардак и снова — "или-или"...
И на звезду ругается звезда.
А где она, Россия, в самом деле?
В забое, на войне иль в кабаке?
Вновь к свету жизни роем полетели,
Но автомат по-прежнему в руке.
Какой там свет маячит в отдаленье,
Коль от него в глазах людских темно.
Но я твержу: "Не станем населеньем —
Останемся народом все равно!"
Ведь если осмотреться по-земному,
То Лермонтов повыше всех стоит.
Я рад: и над моим печальным домом
Порой звезда с звездою говорит.
ЗАЛОЖНИК
Москва, любимая, невеста,
Мне, видно, мстят твои враги:
Моя гитара под арестом
За квартирантские долги.
И мою душу с лютой силой,
Как фотку свадебную тать,
Кромсает время, что решило
С чужими век наш вековать.
Оно и срам назвало Раем.
Неужто, мне завещан срам:
Любить того, кем презираем,
И честь оказывать врагам?!
Москва, любимая, ведунья,
Наш мир волшебен, время — дым!
Что там гитара, сам иду я
К судьбе заложником крутым.
Кем буду вызволен — не знаю,
Но всё ж тоскую по любви.
Она из будущего края
Рукою машет мне: "Живи!
Твой крест — играть и петь Мессию,
Пока до смерти не продрог,
И до конца любить Россию,
Как эту землю любит Бог.
НОВОСЕЛЬЕ
На что пенять? Я все еще пою
В стране, где не проходит запах крови.
Ни в ком уже родню не узнаю
Под общей историческою кровлей.
Я заново придумываю дом
И тех, кого любил, и жизнь другую,
И, лишь очеловеченный вином,
О настоящем в мире вновь тоскую...
Мой трезвый русский, глядя на меня,
Испытывает радостную муку:
Он вырвался из этого огня.
Он вроде звук, но я уже сверх звука.
Сверхзвуковой меня не глушит вой.
Привет вам, неприветливые будни!
На что пенять? Я все еще живой,
И я такой, который просто будет.
ЗАКАЗНЫЕ СНЫ
Я сам себе заказываю сны.
Но, мчась до галактической весны,
Бездомье, именуемое мной
Застряло на дистанции земной.
Досадный обнаружился облом…
Я весь разбит недавним тяжким сном:
В одном лице явилась мне Она —
Не мать, не дочь, не шлюха, не жена.
Я Родину материализовал,
И захмелев, Ее поцеловал.
Примерзли губы — боль, обида страх!
Я отшатнулся с кровью на губах.
Какой урок! Какой крутой подвох!
Пусть остается словом, словно Бог.
Я этот сон непрошеный порву,
Как письма боли рвутся наяву,
В которых в некуда спешит домой
Бездомьем именуемое мной.
ЭПОХА
Задаром трачу время Бога,
А ты свою транжиришь всласть.
Порхаешь с карканьем, эпоха,
Как труп поклевывая власть.
Но тратишь ты не время Божье,
Не в этом времени жива.
А мне еще простят, возможно,
Все легковесные слова.
Еще нажму родимый клавиш
И как на древность оглянусь
На все, что ты сегодня славишь
Не слыша стон, не видя грусть.
БУТЫЛОЧНЫЙ ДОМ
Он жил на берегу большого водоема.
Имел моторку, грядку возле дома.
Рыбешкой торговал — на курево хватало.
Но в Перестройку ощутил, как это мало.
На яхтах проплывало много люду.
За борт бросали винную посуду.
Вдруг осенило: луковое горе —
Сдавай бутылки — в озере их море!
Без промедленья принялся за дело:
Нырял сто раз на дню остервенело,
И складывал бутылки в штабеля.
Вновь осенило: это ж стены, мля!
Сложил бутылки, словно кирпичи.
Сверкали в них вселенские лучи.
Попёр турист на диво поглазеть.
Он брал валютой даже за клозет.
Размах, смекалка — вот и результат —
На дне еще две родины лежат...
Тут грянул гром! И дождь! И после грома —
Осталось битое стекло на месте дома.
Хозяин ахнул и заматерился,
Потом махнул рукою и напился.
И, говорят, смотался на Канары:
Замучили стеклянные кошмары.
МОИ СТОЛИЦЫ
Города блуждают во мне, как миры:
Разрушаясь и восстановляясь.
Что-то есть в этом действе от детской игры
И восторг, и жестокость, и зависть.
Осужденные временем вдруг прощены.
Оскорбленным вернули их имя.
В двух Берлинах родными росли пацаны,
А в одном сразу стали чужими.
И мой Киев пустил бы меня под откос,
И мой Омск бы, я знаю, послал меня к чёрту,
Лишь за то, что рожден я не там, где я рос,
Что в третьем любил, а умру в четвертом.
Но простите, столицы мои, и, как мать,
Не печальтесь над жизнью моей и словами.
Может, в будущем граде начнет не хватать
Нам того, что промчалось над нами.
МЕТЕЛЬ
Метель, метель — метание снегов
На взгляд, на ожидание, на зов.
Она воссоздаёт на вираже
Порушенное в мире и душе,
Метель, метель — видение лица:
То дочь мою увижу, то отца,
И кажется, судьбу преодолев,
Снег сыплется не с неба, а с дерев.
Метель, метель — Россия во плоти.
Спешу, спешу, а всё на полпути.
Так памятна страна чужих дорог,
Где не был я, как дома одинок.
ДЫМ ОТЕЧЕСТВА
Дым Отечества, ты ли опять
Настоялся на осени крепко?
Ты ли, Русь, обрела тепловозную стать
И грохочешь могучею сцепкой,
Сквозь пространства земные гудя,
Позади огневого пробега
Оставляя горячие капли дождя
И взвихрения жгучего снега?
Дым Отечества, в гуле колес
Слышу песню Баяна и воина.
И нельзя в этот миг удержаться от слез
И в слезах им внимать недостойно.
***
В стороне заметенных путей
Я под вечер с собакой гуляю.
Здесь зимой не бывает детей,
И я многое псу позволяю.
Здесь нам вольная воля, мой пес,
Лай досыта на снег и вагоны,
На беспомощность ржавых колес,
Кучи проволок, рельсы, баллоны.
Но таинственно металлолом
Громоздится на фоне заката.
И мне кажется всё это злом
Переломано, взорвано, смято.
Здесь, где вечером даже от стен
Веет гибелью цивилизаций,
И похожи на ветки антенн
Уцелевшие ветки акаций.
И для сердца острее вдвойне
Ощущенье какого-то знака.
Здесь порою так тягостно мне,
Словно в мире — лишь я и собака.
НА КРЕЩАТИКЕ ОСЕНЬ
На Крещатике осень настроила струны.
Я под сердцем шафрановый звон сохраню.
Может быть, потому
что с беспечностью юной
Вновь опавшие листья теряют родню.
Напросился я в гости к хозяйке аллеи,
Чтоб она и мою осветила печаль.
Знаю, листья друг друга совсем не жалеют,
И мне этого в мире по-прежнему жаль.
Вижу промельк судеб на Андреевском спуске,
Где сорвешься и — в космос, лови — не лови...
Там ещё украинка на грустном, на русском
Просит милостыни, как последней любви.
На Крещатике осень настроила струны.
Я под сердцем шафрановый звон сохраню.
Может быть, потому
что с беспечностью юной
Потерял я свою золотую родню.
ВЕЧЕРНЕЕ
Слушаю птицу в лесной тишине.
Темень, как дым.
Но отзываются звуки во мне
Светлым, родным.
Кличешь кого ты? С какой стороны
Должен прийти?
Здесь прокатило четыре войны,
Спутав пути.
Время, уйми на мгновенье свой гул.
Птицу услышь.
Я ожиданье ее обманул,
Ты — возместишь...
Ты ей вернешь... но деревья, шурша,
Застят рассвет.
Птица не птица, душа не душа —
Взмыла — и нет...
ЯВЛЕНИЕ
Двадцатый век закончился, как водка.
Корабль России снова на мели.
Зашёл я в ресторан, а там красотки —
За доллары и даже за рубли.
Из наших дур не выйдет проституток.
Уж сколько я об этом толковал...
Вдруг женщина с дитём вошла и круто
Направилась в престижный трезвый зал.
Я наблюдал за ней — явилось НЕЧТО.
Она на стену взгляд перевела,
И я туда ж уставился беспечно,
И в удивленье встал из-за стола.
Всё явственней на белом проступало
Её изображенье, но дитя
На фреске странной рюмкой не играло —
Смотрело в зал, слезинкою блестя.
Я разглядел мадонну. В полусвете
Табачный дым свивался в чёткий нимб.
И шлюхи в страхе замерли, как дети,
И дева грустно улыбалась им.
Напрасно в размагниченном прогале
Я жаждал притяженья верных глаз.
Она ушла. Ее мы проморгали.
И всё-таки — Она была средь нас!
ВОПЛОЩЕНИЕ
Помолюсь голубиным карнизам
Москворецкому небу, капели.
В этом цвете, лазурном и сизом,
Чьи-то судьбы еще уцелели
И блаженствуют в солнечной неге,
И приветствуют птичье соседство.
Что ж моя вспоминает о снеге,
Словно это — дочернее детство?
Что ж моя удержаться стремится
В самом хмуром краю поднебесья?
Если птица — то глупая птица.
Если песня — то грустная песня.
Но молюсь я Москве, как Богине,
Воплощенной в светлейшую душу.
Где никто никого не покинет
И никто ничего не разрушит.
После страхов, смертей, революций
Вновь спешу я к живому, к родному —
Возвратиться, побыть, прикоснуться
И влюбиться в дорогу от дома.
ПРОЩАНИЕ С ЭРОЙ РЫБ
Эпохи Рыб кончаются, как миф.
Отплавали в пучинах наваждений
И девочки крутые, как Юдифь,
И мальчики — искатели сражений.
Эпохам новым, видно, суждено
Наше стремленье ввысь очеловечить:
Не плыть против течения грешно,
А жить, все время Космосу переча.
Немую речь сомнений отпою
И я, без сожаленья и печали.
Чёрт с эрой, где за голову мою
Кому только любви не обещали!
Чёрт с миром, где в страстях сгорела плоть,
На миг лишь обретя иконоликость!
О, Водолей! Спустись к нам, как Господь
И на стенанья наших душ откликнись.
СТИХИ ИЗ ЖЁЛТОГО ДОМА
Тысячелетье третье встретил
Я в жёлтом доме, господа.
Мои глаза при белом свете
Сошли с ума, как никогда.
Они вернулись слишком поздно —
Во тьме и словно не ко мне.
Но по-другому разве можно
Сходить с ума в моей стране?
Потряс сестёр я в робах синих
И белоснежный персонал,
Но лучшей женщиной России
Горячку белую назвал.
***
В рощах остуженных — робость дочерняя.
Кротко стоят облака.
Лишь поезда пролетают вечерние
Дальше — в иные века.
Я вспоминаю края, где над прожитым
Сродный мой высится дом.
Родина милая! Где же ты, кто же ты?
Может, узнаю потом.
Светится станция крохотной вехою.
Мимо гремят поезда.
Сколько уже их отсюда уехало...
Быстро — и навсегда.
МАРСИАНСКОЕ СЧАСТЬЕ
Под гимн "пингвинов" шагаю вперёд.
Гагарин мне машет с небес рукою.
Судьба горит, но прошу я взлёт.
Страна отвечает: "Взлетай над собою!"
Взлетаю, лечу, позади — шлейф огня.
Впереди — свобода, покой, озаренье.
Марсианское счастье глядит на меня —
То ли с восторгом, то ли с презреньем.
Но мне всё равно: я не бизнесмен,
Не политик и не толкач товара.
Любовь не купишь: я прошу взамен
Моё Отечество, любовь и гитару.
Союзник мой в жизни — не метеорит
И даже не злая футбольная бутса.
Уже не судьба, а душа горит,
Но русские — не сдаются!
МОЯ ПЛАНЕТА
Планета, коронованная льдом,
В твой сон попал я ненароком…
И до сих пор тоскую о Высоком,
Но где любовь моя и дом?
Опять всё под вопросом: эти сны,
Отечество и жизнь сама, и воля,
Моё инопланетное подполье.
Бреду вдоль тьмы, как вдоль стены.
С тобою не познать вовек тепла,
Но сохраню твоё величье,
За всё, чего сумел достичь я,
Когда лишь ты со мной была.
А может быть, совсем не я, а ты
Мой сон однажды посетила?
Кто полюбил небесное светило,
Тому смешно бояться высоты.
РАДОСТЬ ЦВЕТА
Не плачь, душа, под шум дождей,
А плачь под шорох звёзд падучих,
Чтоб грустной девочке моей
Не полюбилась твоя участь.
Мне в одиночестве позволь
Не знать, не слышать эти звуки:
Её растаявшую боль,
Мои замёрзшие разлуки.
Играть в соцветия комет
Я научил её беспечно.
Любовь проходит — счастья нет,
Но радость цвета в мире вечна.
УЛЫБНИСЬ МНЕ
Деньги — у власти. Обложенный данью
Дней, торгующих красотой,
С рублём в кармане, спешу на свиданье.
К заветной, к единственной, к той…
Русский путь, как всегда, заклятый:
За нищету прощения нет.
Но я богаче их, всех вместе взятых:
"Крёзов" ничтожных побед.
Улыбнись мне, как солнышко, сердцем тая,
Я набираюсь могучих сил.
Люблю! Преклоняюсь! Ты — моя святая!
Бог за всё заплатил.
В КОЛОМЕНСКОМ
Ты любишь игривых и умных?
Так вот я тебе — напоказ
На Пасху прикинулся юным
И радость крестил, словно спас.
Оттёрли меня от религий
Двадцатого века волхвы,
Но мои промелькнувшие миги
Не сшибли ничьей головы.
У душ наших равные шансы
На свет и кромешную тьму —
Уж лучше прослыть самозванцем,
Чем быть ни чему, ни кому.
Пусть новые горе-пророки
Пугают нас Страшным судом.
Запомним счастливые сроки!
Узнаем, что будет потом!
ПОБЕДА
Незащищённостью своею защищён,
Брожу среди предательства времён,
Медалей, барабанов и знамён.
Победа!
Мой взгляд, летя вперёд сквозь нищету,
Меж будущим и прошлым сжёг черту.
Душа парит в утратах, как в цвету.
Победа!
Вчера ещё другую целовал
И Родину хранил и воспевал —
Всё разметал судеб девятый вал.
Победа!
Сегодня побеждённым быть хочу.
Святой любви поставил я свечу,
Пусть мир, скорбя, молчит, но я кричу:
"Победа!"
|
|