Геннадий Козлов
СИЯНЬЕ ГЛАЗ ТВОИХ
|
ГЛАЗА
О, Господи! Да что за наказанье!
Иду, а ты, незримая, вокруг.
Откуда ты с такими вот глазами
В моих печалях появилась вдруг?!
Скажи: "Колдунья!", — не поверят в это
И рассмеются: "Эка ты хватил!"
Не могут быть у русского поэта
Слепы глаза от неземных светил!
Прошу тебя, возьми мои печали,
Прошу тебя, возьми мое тепло…
В начале было слово, но в начале
Сиянье глаз твоих произросло.
ДЕРЕВНЯ
Не хандрила, не ведала лени,
Гнула спину с утра до темна,
Не вставала она на колени,
Никогда не вставала она.
И пощады себе не просила,
Как могла она, так и жила.
Что же вы говорите, Россия
Сотни лет на коленях была?!
Поживите с её, не вините,
Испытавшую голод и тлен,
Свою спину прямую согните
До её не согбенных колен.
ЖУРАВЛИ
Улетел последний клин
Через русский город Клин.
Откружил над Спасской башней,
И над Клязьмой, и над пашней,
Над болотом и прудом,
Оставляя старый дом.
Только крылья журавлят
В поднебесье шелестят.
Только голос вожака
Как надрывное: "Пока!"
Улетели журавли
От меня и от земли.
Улетели, улетели
От мороза и метели.
КРУГИ
Бросил камень-круги по воде.
В этом озере нет водяного,
Но круги это тоже-к беде,
Что за спинами прячется снова.
Вот возьмёт и придавит к земле,
Беспощадную весть напророчит.
Вижу трещины, как на стекле,
На воде, что срастаться не хочет.
МЕЧТА
Мечтаю написать сонет,
Где в строчках слов печальных нет.
В котором светлые слова
И только радость торжества.
И в тот сонет хочу вплести
Тебя, чтоб под руку вести.
Чтоб не жалела в час ночной,
Что согласилась быть со мной.
Чтоб от тебя и от сонета
Свет исходил и было лето.
МИМОЛЁТНОЕ
Мы с тобою встретимся едва ли
В суете столичной городской.
Ну, прощай и поминай, как звали,
Обретай дыханье и покой.
Ничего друг другу не должны мы,
Никогда мы не были вдвоём,
Потому мы и проходим мимо,
Потому себя не узнаём.
МОНАСТЫРСКИЕ СТЕНЫ
Мне кажется, стены такой толщины
Все души от скверны упрятать должны.
Наверно, хранили они от врага,
И память о предках, и наши снега.
Не зря они белыми были, как снег,
Что долго молились на свете за всех.
Прощали заблудшим и зло, и хулу,
Не кланялись холоду или теплу-
Не трескались стены, и ныне стоят,
И столько слепого безмолвья таят!
ОСЕНЬ
Ворвалась к нам осень дождиком грибным,
Листопадом в рощах, ветром озорным.
Небом не приветливым-тучами на нём,
Звёздами падучими и коротким днём.
Птичьими печалями, что летят на юг,
Мокрыми заборами, что стоят вокруг.
Голыми деревьями в городском саду,
И водою мутною в маленьком пруду.
Грязью непролазною, полчищами луж,
Зыбкою погодою, ощущеньем стуж.
Да и просто памятью по былой поре . . .
Бродит словно маятник, осень в октябре.
В Боровском
Пафнутьевом монастыре
Зажгу свечу и поклонюсь иконе,
Вгляжусь в глаза, глядящие с неё.
И в этот миг меня никто не тронет
И не прервёт молчание мое.
Молись, душа, достаточно грешили
Объятые томлением уста,
Дрожи, душа, когда нисходит в силе
Распятие с церковного креста.
Какой покой сейчас под куполами,
Какое солнце греет небеса,
Что кажется, разносятся над нами
Дарующие радость голоса.
БОЛОТО
Спину гнёт камыш болотный,
Галки бродят по жнивью.
Русский запах приворотный
Крепко в память врос мою.
Ну, куда мне от болота,
От лягушек поутру?
Я, как птица без полёта,
Без родной земли умру.
ВДВОЁМ
Рае
Тучи хмурые над Нарой
И вот-вот проснётся дождь.
По привычке доброй старой
Ты меня на ужин ждёшь.
На столе — салат, жаркое,
Минеральная вода.
Мне внимание такое
Не наскучит никогда.
Промолчим с тобой весь ужин,
Будто нечего сказать.
Но кому ещё я нужен,
Кто ещё так может ждать?!
ВЕСНА
А город голову опустит
И запечалится опять.
Но сердце сердца не отпустит,
Не повернёт от счастья вспять.
И будет биться учащённо.
И будет это, и не раз,
На знак проезда запрещённый
Помчится, надавив на газ.
Как многим голову вскружила
И отучила ото сна,
И всё за нас с тобой решила
Своим дыханием она.
ПЕСНЯ
Халаты апрельских берёз
Распахнуты ветру и свету.
Я столько стихов не сберёг
На песню далёкую эту.
Она родилась, догнала,
И память мою раскачала.
Да где ж она столько была,
Да где ж она столько молчала!
Не важно, что с кем-то плыла,
Не важно, что с кем-то тонула,
А важно, что в жизни была,
А важно, что сердце вернула.
ПРИРОДА
Не обижай природу-мать,
Пора уже остановиться,
Нельзя её не понимать,
Её терпенью не дивиться!
Она прощает нам пока
И безрассудство, и бездушье,
Но стонут в небе облака,
Несущие в себе удушье.
То радиация, то пал,
То гарь лесов до поднебесья.
Молись, покуда не пропал,
Расстанься с глупостью и спесью.
Молись, безумный человек,
А то с ума возьмёт и спятит,
Тогда на твой короткий век
Её терпения не хватит!
РАДИАЦИЯ
…И прошла радиация мимо,
Не коснулась Приморья пока,
Но куда понесёт Фукусима
От себя на заре облака?
И кого завтра утром не станет
От её облучающих доз?!
В самом Тихом ещё океане
Пробегает по коже мороз.
Содрогаются рыбы и звёзды,
И всплывают с опаской киты,
И не тронутый цезием воздух
Замирает у крайней черты.
Покидают жилища японцы,
Улетают, как пчёлы из сот.
Над страной Восходящего Солнца
Чёрный свет Хиросимы встаёт.
РОДНИК
Пред землёю встаю на колени,
Помолившись, тревожу родник,
И кругами расходятся тени,
Чтоб я к солнцу губами приник.
Нагибаюсь и пью эту воду,
Наделённую силой земной,
По-людски понимая природу,
Что от жажды страдает со мной.
Нагибаюсь я, чтобы напиться,
А в итоге — воде поклониться.
СЕНОКОСНАЯ ПОРА
Назавтра отгрустит трава
И снам предастся нездоровым.
Трава в цене, как и дрова,
И без неё нельзя коровам.
Нельзя народу без травы,
Без молока деревни этой.
В деревне около Москвы,
Трава погибнет до рассвета.
Пойдут литовки по росе,
В Москву помчатся электрички.
Трава во всей своей красе
На землю ляжет по привычке.
СТАДО
Переходит речку стадо,
Где ни щуки, ни плотвы,
Но чего для счастья надо,
Кроме речки и травы?
Никакой в словах утайки,
Ведь коровы ждут, когда
Потечёт в ведро хозяйки
Счастья белая вода.
СЧАСТЬЕ
А день-то какой золотой!
А птицы-то, птицы распелись!
И, кажется, что на постой
Они к моим окнам слетелись.
Они появились с утра,
Поют себе, горя не зная.
А, значит, и людям пора
Запеть, настроенье меняя.
Чего там грустить о былом,
Не важно, что было когда-то!
Ведь счастье стоит за углом,
Глаза опустив виновато.
ОТЕЦ
Я давно не бывал у отца,
Я давно его голос не слышал,
Но мне кажется, что он с крыльца
Пошептаться с берёзами вышел.
Я смотрю, но вокруг пустота,
Вряд л и мне примерещилось это.
И постель его нынче пуста,
И его под берёзами нету.
Он ушёл, но не верится мне,
Что ушёл от меня без возврата.
Но стою я в сплошной тишине,
А отец отлучился куда-то.
Возвратится, я водки налью,
Поднесу ему корочку хлеба.
Он мне скажет: "Я больше не пью!
Мне нельзя, я же всё-таки с неба!
Ты сынок, за двоих опрокинь!
Ты же знаешь, я мысленно с вами.
Про мою поднебесную синь
Ничего не рассказывай маме!"
Я опомнюсь и в избу войду,
И один помолчу, опечалясь.
Неужели же в этом году
Мы с тобою, отец, не встречались?!
ПАПИРОСЫ
Я выбивался в атаманы,
И я хотел вольготно жить,
А мама мне мои карманы
Грозилась каждый день зашить.
Всё потому, что из карманов
Я рук почти не вынимал,
Но для окрестных атаманов
Я был и немощен, и мал.
А кто-то в сквере бегал кроссы,
И штангу в зале поднимал,
А я в карманах папиросы,
Как счастье личное сжимал…
Давно служу, курить забросил,
И по привычке, встав чуть свет,
Порой берусь за папиросы,
Покуда мамы рядом нет.
|
|