Валерий Иванов-Таганский __ ГОД БЕЗ ВЛАДИСЛАВА ГАЛКИНА
Московский литератор
 Номер 07, апрель, 2011 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Валерий Иванов-Таганский
ГОД БЕЗ ВЛАДИСЛАВА ГАЛКИНА

     
     ПАРАДОКСАЛЬНАЯ, НО, ЗНАКОМАЯ СИТУАЦИЯ — те, кто превратил последний год жизни Владислава Галкина в дорогу через ад, после смерти без пауз занялись возведением его в ранг выдающегося артиста. Иначе как объяснить участившиеся показы фильмов с его участием, это нахлынувшее на телевидение и СМИ запоздалое раскаяние и признание в любви к скоропостижно покинувшему этот мир артисту. Все это неслучайно, таков жанр!
     Вспомним, сколько было передач о забытых великих русских артистах, которые умирали в нищете, брошенными и бедствующими. И вместе с тем, сколько с экрана "пролили слез" во имя одной сверхзадачи — внушить зрителю напрямую или косвенно, что Россия — страна неблагодарная, страна катастроф, нужды и бездуховности.
     Впрочем, глядя на лица тех, кто торчит постоянно на экране, давно понимаешь, кому это нужно.
     У Владислава было совсем другое лицо — оно выражало свет, веру и другую породу. Именно это ему простить не могли.
     Я до сих пор под впечатлением похорон, состоявшихся год назад на Троекуровском кладбище. Многие годы — да что там, больше сорока лет — я дружу с Борисом Галкиным, с его женой Еленой, знаю дочь Машеньку и, конечно, знал Владислава.
     Елена и Борис — замечательные родители, творческие люди. Борис Галкин — выдающийся артист, режиссер. Елена — известный сценарист, художник. Они прекрасно воспитали Владислава. К слову, скольким людям Галкины помогли! Исцеляли в прямом и переносном смысле. Они никогда не указывали сыну — "твори так или этак!"
     В доме безотчетно повелевал закон добра и братства. Недаром актер Гостюхин назвал Владислава братом во время прощания с ним. Да и вообще от всего семейства Галкиных, от Владислава шло к людям братское чувство. Вспоминая сегодня прощание с Владиславом, нельзя не рассказать о том, как после речи отца о том, что он и в дальнейшим будет защищать достоинство сына, некоторые борзописцы уличили Бориса Галкина в намерении мстить. Это бесстыдство — так переиначить смысл сказанного в присутствии тысячи людей.
     В день похорон все поняли, что потеряли близкого человека, Брата. Какое несметное количество народа! Какое единое чувство трагедии, невосполнимой потери близкого товарища, друга, замечательного актера!
     Какое искреннее негодование в адрес тех, кто немало сделал, чтобы финал оказался таким!
     И еще один парадокс: Владислав умирал в одиночестве — и это при наличии такого количестве друзей, поклонников и замечательных коллег! Тогда, вернувшись домой после прощания, я записал в дневнике: "Приехал после похорон светлого отрока, замечательного артиста — как выяснилось, всеми любимого артиста. Почему-то все время вспоминал Чехова: "Такая нелепая, неуклюжая страна эта наша Россия, и вообще странное существо русский человек — в нем, как в решете, ничего не задерживается". От злобы у нас до осанны расстояние с воробьиный клюв. Глядя на то, что происходило с В. Галкиным, понимаешь, что последние месяцы жизни у него была дорога сквозь ад. Опять-таки приходит на память Чехов, который гениально подсмотрел в русском человеку необыкновенную духовность, широту и вместе с тем способность к мелочевке, злобе и зависти: "Вы взгляните на эту жизнь, наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом ведь бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье. А между тем во всех домах и на улицах — тишина, спокойствие. Из пятидесяти тысяч ни одного, который возмутился, вскрикнул. Мы видим тех, которые ходят за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают и то, что страшно в жизни, происходит где-то там — за КУЛИСАМИ".
     В той России это СТРАШНОЕ было все-таки за кулисами. Сегодня СТРАШНОЕ вылилось непосредственно на подмостки жизни.
     Совершенно определенно, что Владислав, не желая того, предоставил "фартовую" интригу. В наше время расчета, конкуренции, соперничества — время, когда, к сожалению, осталось мало места любви — папарацци буквально как трупные мухи вцепились в него.
     И пошло-поехало: тут и бесстыдное, развязанное воображение с якобы избитым милиционером. (Когда они безнаказанно лупят и стреляют людей, то даже раздосадованный министр объявляет, что надо давать сдачи.) Среди журналистов появилась целая школа выслеживания, замачивания, глумливое смакование семейной жизни, зависть и самодовольство, что можно кусать большого, успешного человека из достойной семьи и, главное, Человека, воплотившего на экране образцы духовного, эстетического совершенства, показавшего своим искусством подлинное служение народу.
     Убежден, что такая бессердечная культура способна только доконать человека. В сущности, с моей точки зрения, это величайшая катастрофа, а не культура. Двигаться по этому пути бессмысленно и противоестественно. Нельзя жить неверным внутренним посылом, из состава которого исключены вера, совесть — наконец, сердце. Работать журналистом без достоинства, души и ответственности — это путь в никуда. Хочется верить, что вся эта трагедия чему-то научила даже самых ретивых искателей сенсаций и жареного.
     Да, хочется верить! И в тоже время думаешь — кто следующий?
     Уже год, как не стало замечательного актера. 14 марта в ДК железнодорожников прошел вечер, посвященный памяти Владислава Галкина. Очевидно, что он по-прежнему с нами, а его искусство будет с нами всегда. Оно так же дорого, как творчество Урбанского и Луспекаева. Своим лиризмом близко, как мне кажется, к Жерару Филиппу, мужеством — к габеновскому Жану Вальжану.
     В день похорон Владислав восстал, как великий русский артист. Его Котовский, в котором за каждым кадром есть Галкинские позывные добра и сердечности, заслужил самую высокую оценку.
     Уходя из жизни, Владислав остался победителем. Его воля, судьба артиста оказалась сильнее смерти.