Леонид Теущаков
ПОРОХ ЛИЧНОГО ОРУЖИЯ
|
Когда седина — в бороду, а бес — в ребро, невольно начинаешь задумываться: с тем ли ты человеком жил, кто сердцу мил? И то ли ты любил, что нельзя не любить? Правильным ли было то, что прежде делал? Но переделать ничего уже нельзя, а впрочем, и незачем. А люблю я все времена года, особенно, осень. И не потому, что родился в октябре, а потому что она — золотая, с листопадом и журавлиными стаями, с пронзительно высоким небом. И поэтов люблю, пронзительно написавших об осенней поре — очей очарованье: Пушкина и Тютчева, Есенина и Рубцова, Цыбина и Бояринова, Левитанского и Казанцева…
Свои первые стихи опубликовал много лет назад у себя "на малой родине" — в томской областной молодёжной газете. Четверть века назад перевели меня по журналистскому цеху на работу в столицу. И где бы я ни мотался по белу свету, где бы мне "за бугром" ни предлагали остаться насовсем, — рвался домой. Поскольку считаю: лучше Сибири и Москвы мест на свете нет!
В ТОМ БОРУ
Леониду Колпакову
В том бору ощутит нога
Не растаявшие снега —
И кольнёт, было скрывшаяся из виду,
Нанесенная прежде обида.
Да не кем-то,
А самым ближним,
Для которого стал ты лишним.
Холодок пробежит в груди:
Что же дальше там, впереди?!
Зашумит недовольно бор:
— Как же ты на сомненья скор!
Вот послушай меня, старика, —
Там, за лесом, будет река.
Плечи сжавшиеся расправь,
Одолей эту реку вплавь.
А как ступишь
На берег другой, —
В грудь ударит ветер тугой.
И забудется все худое.
Ведь омытый лесной водою —
Он святому старцу сродни:
Не сломается,
Как ни гни!
БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ
Памяти фронтового разведчика В.П.Теущакова
— В этот день, черёмухой пропахший,
Ты приди, поговори со мной,
Дядя Вася, без вести пропавший, —
Такой близкий
И такой родной…
— Этот случай для войны не редкий,
Если поточнее, рядовой:
Я не воротился из разведки,
Что была моей передовой.
Не спасли сноровка и уловки,
Не спасло, что был умел и смел.
Просто снайпер оказался ловким,
Первым на курок нажать успел.
Вы его особо не вините:
Он ведь тоже выполнял приказ.
Лучше нас обоих помяните,
Вы обоих помяните нас.
А ещё я, голосом уставшим,
Вас прошу:
Гадая обо мне,
Не считайте баз вести пропавшим,
А считайте павшим на войне.
А ПО РУСИ…
А по Руси когда поездишь,
Поймешь однажды насовсем,
Что мысли разгуляться есть где,
И есть задуматься над чем.
У нас талантов не убавилось,
Но только больно без конца
От чувства, что в груди у Бабеля
Кусочек отчего свинца.
Да, люд наш крепко изменился,
Задумчивее став стократ.
Куда ж ты, принцип, испарился:
Дай руку, друг, товарищ, брат?!
Живу и верю: выстрел в спину
Мое дыханье не прервет.
Но всё же накажу я сыну,
Когда мой пульс на спад пойдет:
— Пока планета не разгружена
От черных дум и дел плохих,
Ты порох личного оружия
Держи сухим!
У НАС В ЦАРИЦЫНО
В Царицынском парке
Царит оживленье.
Мы здесь переждали грозу.
Теперь вот влюбленным на удивленье
Вновь белки орехи грызут.
С голубкою голубь о чем-то воркуют.
Кузнечик стрекочет вовсю.
Воробушки хлеб друг у друга "воруют".
Привольно в пруду карасю.
И людям, и птицам
В парке привольно.
Сияет над церковью крест.
И радует сердце
Звон колокольный,
С утра разливаясь окрест.
Здесь гости из Африки, из Украины,
Здесь столько наречий слилось!
А чтобы однажды ожили руины,
Ой, как потрудиться пришлось.
Пройдите к фонтану,
Вокруг посмотрите,
Послушайте музыку всласть.
И между собой поблагодарите
Судьбу:
Ведь она удалась…
И если когда-то
Решитесь спонтанно
Нагрянуть в Царицынский край,
Мы ждем вас
На лавочке возле фонтана,
Для нас это — сказочный рай.
ДАЛЬ ДОРОГ
Вперед товарищи уходят.
Их шаг уверен и широк.
Так надо.
Кто из нас не хочет
Измерить даль своих дорог?!
Я вслед смотрю им.
Но без зависти.
Недолго буду в стороне.
Я верю, что Святые завязи
Ещё дадут ростки во мне,
Что этих дней густые ветви
Сомкнутся за моей спиной,
Что этих дней тугие ветры
Ещё ударят в парус мой!
ИЗ ДЕТСТВА
Василию Казанцеву
Тальники зелены.
Разлилась протока.
Руки в гребень волны
Прыгают по локоть.
— Осторожней, сынок!..
Но, совсем как взрослый,
Я сажусь в обласок,
Взяв крутые вёсла.
Вдоль тиши тальника
Я плыву в тумане.
Но большая река
Валом хлестким манит.
— Воротись от валов,
Там бросает резко…
Взмах!
Ныряет весло
Из протоки — в реку.
ПОДСНЕЖНИК ДЛЯ МАМЫ
Нет, не всегда мне улыбался
Луч солнца в рощах молодых.
И я нередко ушибался
На поворотах непростых.
Но как бы трудно ни бывало
Боль и обиду заглушить,
В моей душе не убывало
Извечное желанье — жить!
Чтоб с подлецом вступить в сраженье,
В дороге друга ободрить,
А старой маме в день рожденья
Подснежник первый подарить.
ШАНЬГИ С МИЛОЮ ЗАМЕСИМ
А по свету немало нам рыскать,
Коль скитаний ветер понес.
Я, мятежный поэт сибирский, —
Верный брат перестуку колес,
Верный друг и дождям, и метелям,
И святым, и грешным собрат…
Неудача в пути "отметелит" —
Буду ей по-своему рад.
Даже если её дубина
Жахнет так, что не устою, —
Всё равно в сентябре рябина
Отогреет душу мою.
Не жалейте меня, небритого,
Не маните в домашний уют:
На Руси, как известно, за битого
Двух небитых дают.
А в пути далёком, неведомом,
Кто же знает про день грядущий?!
Там иль розги сполна отведаем.
Иль наткнёмся на райские кущи.
И в насмешку над всеми бедами
С милой шаньги замесим погуще.
РАЗЛОЖУ СЕБЯ ПО ПОЛОЧКАМ
Вновь разложу себя по полочкам
И поднесу ладонь к губам.
И, разомкнув немую полночь,
Уйду на исповедь к хлебам.
Средь настороженной росы
Склонюсь к земле я со смирением,
Как непокорный блудный сын,
К Отцу пришедший за спасением.
ЗЕМЛЯКИ
Сегодня в Москве насчитывается свыше 80 землячеств, созданных выходцами из различных регионов России.
Нет, конечно, это не ребячество.
Мы — как притоки у реки.
Нас сплотило "Томское землячество".
Нас сроднило слово "земляки".
Путь у многих наших из нелегких,
Не была прямою борозда.
Все пришли мы из краев далеких,
Чтоб в Москве остаться навсегда.
Мы в дорогах торных не нуждались.
Не стыдимся мы своих корней.
За Москву сибиряки сражались —
Мы по праву поселились в ней.
Нас Москва заботой окружила,
Поделилась хлебом и жильём.
И своей красой заворожила,
Будто нива спелая — жнивьём.
Наши внуки уже здесь родились.
(Как отрадно это понимать!)
Мы всегда, Москва, тобой гордились —
Городов и весей русских Мать.
ЛЮБВИ ЦВЕТЕНЬЕ
Валентине Соколовой
Загрустил мой дом и притих,
Потускнели глаза его окон,
Как прочёл я последний стих,
На прощанье
Твой гладя локон.
И глядит он в неясную даль,
Где дождей и ветров сплетенье.
…Как же, милая, всё-таки жаль,
Что столь кратко
Любви цветенье.
ЛЕТО 2010
О, как палило мне в лицо,
О, как палило!
Засохло рядом деревцо —
Жарой свалило.
И впрямь — ни охнуть,
Ни вздохнуть:
Весь воздух в саже.
Так можно ноги протянуть,
Не ойкнув даже.
О, как палило сердце мне,
О, как палило!
Но вдруг забилось на волне:
Стихом полило.
А после гром загрохотал,
И ливень грянул…
…Поверженно захохотал
Продрогший Дьявол.
НА ПЕЧЬ СКАЗКАМИ ЗАМАНИМ
Ты на пару дней "отчалила".
А прошла уже неделя.
Я и впрямь почти в отчаянье.
Я, как на печи Емеля,
Жду, что печка тихо двинется,
Но она пока — ни с места.
Ты сегодня именинница,
Чья же ты сейчас невеста?
Печка что-то не заводится,
Дым в трубе не завывает.
Кто там о тебе заботится,
Обнимать не забывает?
Ах, такая несуразица
Лезет в голову седую.
Да какая, впрочем, разница:
Ливень льёт,
Иль ветер дует?!
Ты, конечно, опечалила
Неожиданной дорогой.
Ты на пару дней "отчалила …"
…Трогай, печка, с места, трогай!
Мы найдём тебя, гулящую,
На печь сказками заманим:
Только мы и настоящие,
Только мы и не обманем.
ДУШУ МНЕ НЕ БЕРЕДИ
Кто на этом вот портрете
В бескозырке со звездой?
— Павел.
Умер в лазарете
Молодой-премолодой.
— Этот с девушкой в обнимку,
Орден на его груди…
— Отойди-ка ты от снимков,
Душу мне не береди.
Пятерых сынов взрастила,
Всех с войны доселе жду.
И пока во мне есть сила,
От окна не отойду!
В НЕМЕЦКОЙ ШТОЛЬНЕ
Мой путь загадан Кем-то, что ли?
Я очень много где бывал.
И даже в той немецкой штольне,
Где дед мой уголь добывал.
Нет, это не его призванье.
Он, в общем-то, разведчик был.
Но и на это испытанье
Хватило у штабс-капитану сил.
Нет, у него не нервы сдали
На грозной Первой мировой.
Скорей всего, "свои же сдали",
Уйдя в измену с головой.
Конечно, поступили гадко,
Но на войне как на войне.
Он вспоминал: "В плену несладко.
И всё домой хотелось мне".
Четыре года — срок немалый.
Но… в восемнадцатом — обмен!!!
Он, царский офицер бывалый,
Тот уголь отряхнув с колен,
В Сибирь, на родину подался,
Подальше в лес, подальше в лес.
Ничьим агиткам не поддался,
В кровопролитие не влез.
…Не ведал, что в сороковые
Проделает обратный путь…
Бывают судьбы роковые:
Что суждено — не обогнуть!
ЕщЁ один рубец
Прилёг. Поднялся. Посидел.
Увлёкся песнею…
Вот и полковник поседел,
Ушёл на пенсию.
Он в тайны многие проник,
Легендам отданный.
Но не сломался и не сник —
России подданный.
Когда трещало всё по швам,
Крошилось, лопалось,
Он руки не держал по швам
Пред остолопами.
Он чутко уловил одно:
Рассвет не так далёк.
И потому не лёг на дно —
На вёсла приналёг.
Промчались бури над страной,
Но не остыл свинец…
... А у него в груди больной —
Ещё один рубец.
В ОСЕННЕМ ЛЕСУ
Забываю и были, и небыли,
И прохладную с яблонь росу…
И всё время жалею, что не были
Мы с тобою в осеннем лесу.
Как же мог упустить я из виду,
Что в лесу мы не только бодрей —
Там быстрее проходит обида
И досада проходит быстрей.
Там, где лист пожелтевший над белкою
Ввысь плывет — и не видно листа,
Безвозвратно забылось бы мелкое,
На свои бы всё встало места.
ЧЕРНОБЫЛЬ
Я жил на берегу Днепра,
Когда однажды вдруг с утра
Вверх брюхом рыба поплыла,
Поскольку мёртвым сном спала.
Кричали рыбаки:
— Проснись!
Нормальной стань — перевернись.
Ты нам нужна совсем другая. —
Ворчали все, улов ругая.
Но быть другою не могла
Та рыба, что уже гнила.
И тут, конечно, правы вы,
Мол, гниль любая — с головы.
Уже "пятнистый" был у власти,
Уже пошли на нас напасти…
Вот тут Чернобыль прогремел
И натворил ужасных дел.
…Другая на дворе эпоха.
Но гнилью прёт.
Вот это — плохо!
ТОЛСТОСУМЫ И БЕДНЯКИ
Вот они — сугробы высокие.
Здесь же — пни от деревьев древних.
Вот избушки стоят кособокие
Вымирающей напрочь деревни.
Чуть поодаль дворцы кирпичные,
Всё красивые, с наворотами.
Там и люди живут "приличные" —
За заборами, за воротами.
Слышал, в прошлом были "крутые",
Может, правда, а может, лгут,
Унитазы у них золотые,
Слуги их добро стерегут.
Здесь когда-то были коровники.
Здесь вовсю зеленели поля.
А теперь присосались чиновники,
По-народному: просто тля.
— И кому ж хорошо живётся
На родной постсоветской Руси?
— Нелегко нам хлеб достаётся, —
Скажет всяк, кого ни спроси.
Кроме тех, конечно, кто рядом
В перестройку с парт — боссами был.
…Провожает старушка взглядом
Проезжающих воротил.
Её внук полёг на чеченской,
Сын — в Афгане, спасая флаг.
Плохо бабушке деревенской.
Жалко и городских бедолаг…
Вот такая вот пересортица.
Вот такие настали деньки.
…Неужели опять перессорятся
Толстосумы и бедняки?!
ЛЫКО В СТРОКУ
Как скончался товарищ Сталин,
Мы растерялись совсем.
Но от других не отстали,
А плакали классом всем.
Когда Никиту "свалили", —
Был нормальный настрой.
Кукурузою закусили
После первой
И после второй.
И когда Ильича не стало,
Никто не умылся слезой.
А просто вздохнули устало,
Как будто перед грозой.
Так оно и случилось:
Кому — радость,
Кому — беда.
Что из этого получилось —
Сами видите, господа…
И вся, с позволенья сказать,
"Программа" —
На моём коротком веку.
…Никого не сужу ни грамма:
Просто лыко в строку.
|
|