Родился я в Москве в Марьиной Роще, когда дома были деревянные, а за водою люди ходили на колонку, когда посреди комнаты стояли печки, а на крышах дымили трубы. По аромату той Москвы тоска гложет с каждым годом всё больше и больше...
Стихи начал писать поздно, мне было уже за двадцать. Впервые исписанную ручкой тетрадь я принёс в редакцию "Юность" в полной уверенности, что стихи гениальны и непременно будут напечатаны. Там и получил первую разгромную критику за свои вирши. Дальше началась учёба в литературных объединениях "Весы", студии "Натальи Гениной" и других…
Помню свою первую книгу. Она была похожа на брошюрку с расписанием поездов, но я сгорал от счастья, держа её в руках и щедро раздаривая знакомым.
***
Поезд разбег начинал от перрона
И растворился в чернильных лесах.
Ветку сухую качает ворона,
Гирею сев у судьбы на весах.
Даль возвела неприступные замки,
Небо беззвёздно, болота черны,
В шашечном поле, став белою дамкой,
Перемещается обруч луны.
Ветер сиротский кружится ночами,
Мокрые листья сдавая в архив.
Перекрещусь — и меня обвенчают
С неоспоримой тоской перспектив.
Небо осыпалось белою ватой.
Плачет сосульками брошенный дом.
Мягкой походкой идёт виновато
Утро, оставив рассвет на потом.
***
В гости к вам пришёл с мороза,
На душе белым-бело.
Замороженная роза
Раскололась, как стекло.
Вечер просит облачиться
В чёрную епитрахиль. —
Ах, сеньора-ученица,
Книжная вредит вам пыль.
Тяжело быть вашим другом,
Легче с вами враждовать.
Мне не вы, а в поле вьюга
Стелет белую кровать.
***
На асфальт ложится манна
Из снежинок и дождя.
Рук не выну из кармана,
Мимо храма проходя.
Как бездомная собака,
Я невзгодами пророс.
И глаза твои из мрака
На меня глядят без слёз.
Ты права, что я безбожник,
Ты права, — живу в аду.
И в кармане острый ножик
Новую сулит беду.
***
Как будто вышивка на шёлке —
Галеры, море. А волна
Растёт и, выгибаясь в холке,
На мачты падает она.
Но греками заполнен берег,
И вырастает копий лес.
Нас Троя ждёт. В число потерей
Ещё не входит Ахиллес.
Посмертную снимает маску
С врагов Эллады тишина.
Здесь всё напоминает сказку, —
Чем дальше, тем страшней она.
На этом месте я закрою
Поэму. К ней я не вернусь.
Но за три дня воздвигну Трою,
Разрушенную, как и Русь.
***
Перед тобой смешной и гордый,
Смешной и гордый я стою.
В пустые клеточки кроссворда
Запрятал май печаль мою.
Нам не заполнить этих клеток,
Ответ не найден, но и пусть.
Роняет ночь с зелёных веток
Свою божественную грусть.
И мы молчим, мы знаем оба:
Нас опоить успел туман,
Он обещал любовь до гроба,
Благословен его обман.
Гамлет
Моей маме посвящается…
Пьёт за победу королева...
Но всё уже предрешено,
Бросает смерть на землю невод,
Мы в нём запутались давно.
И в ножнах не найти отваги,
И нет ответа на вопрос.
И жалят нас до крови шпаги,
Как улей ядовитых ос.
Есть цель. Определило зренье
Короткий и надёжный путь.
И остриё одним движеньем,
По рукоять влетает в грудь.
Но скорая победа эта
Не разнесёт по жилам хмель.
В конце тоннеля нету света,
Я до конца прошёл тоннель.
Мечтать, бороться — всё напрасно.
Из клетки вырвалась мечта.
Бокал вином наполнен красным,
А шпага кровью залита.
Упав, слились в коротком звоне
Обломок шпаги и бокал.
Смерть королевы сын догонит,
Как в детских играх догонял.
***
Дорога повернула вправо,
На Серпухов вел поворот,
Он обещал любовь и славу,
А может, все наоборот.
Арбузом, дынею медовой
Нас встретил бахчевой развал.
С цыганкой, шумною, бедовой,
Нам август по руке гадал.
Мы в речку косточки от вишен
Плевали, стоя на мосту.
С небес смотрел на нас Всевышний,
Глаз не смыкая на посту.
Для клятвы и для поцелуев
Ночь подарила черный лес.
И почему-то — "аллилуйя" —
Спускалась птицею с небес.
***
Упирается в небо дорога,
По равнине петляет река.
С неразгаданным именем Бога
Над поляной плывут облака.
Поспевая за путником пешим,
Спотыкается лёгкая тень.
Я могу её словом утешить,
Как себя утешал целый день.
Я задобрю её, только вечно
Надо мною стоит тишина.
С сердца смыла холодная речка
И врагов, и друзей имена.
***
Пишу о женщине стихи.
Она приходит вечерами
И мановением руки
Стирает грани между нами.
Непринуждённо и легко
На бровь спадает рыжий локон.
И месяц — маятник Фуко —
Висит над глянцем чёрных окон.
Нам стул хромающий, как трон,
Мечта — рабыня и вельможа.
Ночной пустеющий перрон
Забыть ту женщину поможет.
***
У ветра лёгкости просил, у неба — силы,
И, направляя к ярким звёздам бег,
Вниз по камням катился рукокрылый,
Пока ещё не птица — человек.
И там, внизу, где ночь рождает звуки
И день угас на сером валуне,
Там человек лежит, раскинув руки,
Так расправляют крылья в вышине.
***
Потрёпан мой костюм, пусты мои карманы,
Соединил рассвет со мною облака.
Я с головой ушёл в молочные туманы,
Они несут меня, как тёплая река.
По вымокшей траве стекает даль в овраги,
И будоражит взгляд печальная страна,
Где ранняя весна хмельнее мутной браги,
И кажется загробной в округе тишина.
Берёзы на глаза надвинули косынки.
Замедлю пьяный шаг среди плакучих ив.
Немного постою на собственных поминках,
Деревья слёзы льют, меня похоронив.
***
Луны зажженный абажур,
Глоток вина из плоской фляжки,
Упряжка, лайки и каюр.
Погонщик, лайки и упряжка.
Уснул. Проснулся. Всюду ночь.
Лицо в снегу, в разгуле вьюга,
Как наволочку, заволочь
В свою желает центрифугу.
Молчание — родной язык,
А безымянность — моё имя:
Я к сути подошёл впритык,
Где вьюга стала героиней.
Мороз оставил пятерню
На сердце и на мокрых скулах.
Я принимаю западню,
Ширь бесшабашного разгула.
***
Забросает снегом вьюга,
Отогреюсь у печи.
Ты — охотник, я — зверюга —
Не убил, так приручи.
Буду шить, готовить ужин,
Окна мыть, полы мести.
Если стану я не нужен,
В лес дремучий отпусти.
Вспоминать я стану чаще
Женщины твоей красу.
Ворох ландышей из чащи
В пасти волчьей принесу.
***
Пруд, канава и земли клочок,
И изба с печной трубой на крыше.
Будит по ночам меня сверчок.
Он то громче запоёт, то тише.
Как и он, дудеть в одну дуду
Я дождливой осенью научен.
Мне о том напомнили в пруду,
По воде плывя, луна и тучи.
А сверчок из-под сырой доски
Режет по живому давней грустью.
Так поёт, что кровь стучит в виски.
То зажмёт под сердцем, то отпустит.
***
Я родился на яркой звезде.
Она плавала в стоке канав.
Ночь пришла, на церковном кресте
Узкий выцветший месяц распяв.
Из оврага туман выползал
И стелился по краю дорог.
Площадь душную, грязный вокзал
Разрывал паровозный гудок.
В переулках качал фонари,
Май шагал, пыльным вихрем кружа.
Мне Господь в эту ночь подарил
Груз, который зовётся душа.
***
В чулане ржавая рапира
И шляпа с выцветшим пером.
Я был бродягой, был задирой,
Неисправимым драчуном.
Над головою месяц рыжий.
Плывут куда-то облака.
Пройду по улицам Парижа
Под гром ботфорт и звон клинка.
Промчится пышная карета
По сколам тротуарных плит.
За шторками Антуанетта.
На встречу с вечностью летит.
Мост через Сену переброшен.
Извозчик дремлет на часах.
И ярче изумрудной броши
У парижанки свет в глазах.
Извозчик, стукни лошадь плетью,
Садись девчонка в экипаж!
Я дам тебе тысячелетья,
А ты взамен мне ночь отдашь.
***
— Враги дороже, чем друзья, —
Мне у реки шептала ива.
И, уходя, услышал я:
— Друзья жгут сердце, как крапива.
— Враги дороже, чем друзья, —
Мне у моста шептала туча.
И, уходя, услышал я:
— Враги тебя любить научат.
— Враги дороже, чем друзья, —
Мне рассказал заросший пруд.
И, уходя, услышал я:
— Враги тебя не предадут.
***
Рвалась река из-подо льда,
Вскипала, выходя на берег.
И билась чёрная вода.
В истерике, как горный Терек.
Потоки, сделав поворот,
Дробили, сталкивая, льдины.
На солнце таял рыхлый лёд
От берега до середины.
Освобождаясь от оков,
Река несла его осколки.
И на одном из островков,
Дрожа от страха, плыли волки.
Оскалив острия клыков,
Они и плакали, и выли.
Казалось, вместо тех волков
С тобою мы на льдине плыли.
« * *
За лесосекою, где клёны
И старый яблоневый сад,
Прошёл по сердцу взгляд зелёный,
Как электрический разряд.
И сразу стало тихо, тихо,
Скворцов умолк недружный хор,
И облетела облепиха,
Украсив листьями забор.
День, пробежав сороконожкой,
Остался в прошлом, но, увы,
Девчонку в смятых босоножках
Не выкинуть из головы.
***
Не чувствую холод бетонных ступеней,
Глыбой подмявших лесной подорожник,
Я улиц московских сомнительный гений,
Вечером — набожный, утром — безбожник.
Но ты впереди по бетонным зарубкам
Ступаешь. Бесспорно твоё превосходство.
И я принимаю из рук твоих хрупких
Вечером — нежность, утром — сиротство.
***
Скучна мелодия капели,
И не тревожат краски мая.
Играю тихо на свирели,
На небо душу выдувая.
А сердце по привычке ищет
Встреч с нелюдимою девчонкой.
Такие грустные глазища
Я видел прежде у волчонка.
А за рекой волчица воет,
И заблудилась полночь в роще,
И небо в речке звёзды моет,
И рог серебряный полощет.
***
Тонет в море месяц рыжий,
Робкая идёт волна.
Как котёнок мокрый, лижет
Руки женские она.
Белый парус в чёрной чаше,
Мачта тронула звезду.
Расставанья-встречи наши
У Вселенной на виду.
Мы с тобою рядом ходим,
Словно ток по проводам.
Ты зовёшь меня: "Володя",
Я зову тебя: "Беда".
На волнах качнулись тучи.
Сотканный из волокна
Осени напев тягучий:
Я — один и ты — одна.
***
Летят опять к подмосткам крики: "Браво!"
Я властвую над рвущейся толпой.
Но одиночество — возмездие за славу,
И в лабиринтах памяти — покой.
Чужие, незнакомые мне люди
Скандируют, ликуя и любя,
Все рукоплещут моему Иуде,
А я играю самого себя.
***
Смотреть с тоской на дальний берег —
Изведанное ремесло.
Рабом, прикованным к галере,
Врастаю пальцами в весло.
Легко, как муху в паутину,
Швырнула в грязный трюм судьба.
Перед собою вижу спину
Такого, как и я, раба.
Кто скажет, сколько взмахов вёсел
Мне надо сделать, чтоб попасть
В страну, где свет ушедших вёсен
Теряет надо мною власть?
***
Заплетай на ночь крепче косички.
Мы, как воры, замрем на углу.
Беглецов подберет электричка,
Уходящая в черную мглу.
Осветил месяц слезы узбечки.
Расскажи мне про свой Андижан,
Про пески, про людей и местечко,
Где держали в цепях каторжан.
О любви разговоры в попутке,
За тверскую летя полосу.
Колокольчики и незабудки
Заплету я в тугую косу.
Заедай кислый рислинг халвою.
Жизнь в России не очень плоха,
Нам бы только пробраться с тобою
Мимо окон ночных жениха.
***
Труб фабричных живые скелеты,
Свет слепых фонарей, тьма дорог
Растворились за городом где-то,
Из пролога шагнув в эпилог.
А луна перевёрнутой чашкой
Раскололась о башенный кран.
Шёл я, — сердце под лёгкой рубашкой
Билось как полковой барабан.
Чёрным логовом старой колдуньи
Над поляной нависла гора.
И, ожив, шли за мной в новолунье
Камни, травы, летели ветра…
У деревьев за высохшим руслом
Мне назначила встречу весна.
И бродила во мне пьяным суслом,
Обещала похмелье она.
|
|