Во времена, когда попирается русское слово, когда культура подвергается небрежению, строки рождаются на грани протеста. И когда тебя понимают, это, действительно, счастье. Или одно из его проявлений...
Профессор Б.И.Исаков утверждает, что мысль человека материальна, и ее масса варьируется в пределах 10.39-10.30 граммов. И, если это так, стоит задуматься чем мы заполняем окружающее пространство. И поэтому стараюсь не сорить.
ИЮНЬСКАЯ НОЧЬ
Как ночь в июне коротка!
По теплому ещё асфальту
Она в светающих шелках
Кружилась с ветром в томном вальсе…
По улицам, объятым сном,
Скользила торопливой тенью,
Стояла молча за окном,
Шутя с моим сердцебиеньем.
Пред ликом яростного дня
Ночь не стремилась к поединку —
Вздыхала, глядя на меня,
И таяла послушной льдинкой.
Но вновь из капельки росы
Вставала, обретая силу,
Чтобы в объятиях грозы
Предстать и властной, и красивой.
ЗДРАВСТВУЙ, АВГУСТ!
Здравствуй, Август, наш боярин,
Князь вельможный, добрый, щедрый!
Не тобой ли был подарен
Поцелуй шального ветра?
Шаль парчево-расписная
С голубой озерной кромкой?
Эта даль, как вздох, сквозная,
Синих туч басок негромкий?
Эти шелковые воды
Тех озер, чье имя свято,
Свет малиновых восходов
И рябиновых закатов?
Помолившись, спозаранку,
В лес вхожу, как в тихий терем, —
Мигом скатерть — самобранку
Август — батюшка расстелет.
Благодарно нагибайся,
Собирай дары в лукошко,
Молчаливо улыбайся,
Вежлив будь, как гость в прихожей.
Молоком плеснули в просинь —
Что-то там из чаш разлито…
Ни о чем никто не спросит,
Все ненужное забыто…
ТАТАРСКИЙ КЛЁН
Лист в падении мерцательном
Закружится — только тронь.
Бродит ветер прорицателем
Среди голой сути крон.
Что накличет, что предскажет он?
День конца определен.
Но стоит еще разряженным,
Словно хан, татарский клен.
Не откупится монетою,
Не пошлет лихую рать...
Как и все, с душой раздетою,
Будет русским помирать.
ЗАДЫХАЮСЬ
Он задохнулся от боли и отчаянья,
увидев ее страдающей.
Из Ницше
Не задохнись от состраданья,
Когда, Господь, на поле брани
Узришь солдат, залитых кровью...
Спасешь ли их своей любовью?
Не задохнись от состраданья,
Когда, о Бог, ты в мирозданьи
Найдешь среди живого света
Мою погасшую планету.
Привыкнув к смерти и страданью,
Не ощущая грани крайней,
Мы не умеем задыхаться.
Как в этом нам тебе признаться?
Перед тобой в стихах я каюсь
И вдруг пойму, что задыхаюсь.
Быть может, ангел состраданья
Вчера вернулся из изгнанья?
***
Я — свидетель эпохи распада.
Это мы распадаемся, мы!
Под упавшей вчера колоннадой
Гибнут души, мораль и умы.
В этом мире, который расшатан,
Ставят совесть и жизнь на зеро.
Лишь поэт, одинокий глашатай,
Призывающий к чести герольд,
Все стоит, незамеченный вами,
Средь родимых кричащих развалин.
***
Всё меньше озёр лебединых в России,
Всё меньше стрекозьих таинственных снов
И дымом нетронутой девственной сини,
Всё меньше дремучих заветных лесов.
И с Богом отныне едва ли поладишь,
Поскольку не числим мы Землю святой.
И гаснет, желтея, серебряный ландыш
В руках у торговки живой красотой.
ВНИМАЯ ЕККЛЕСИАСТУ
Всё суть суета, всё — томление духа.
Будет всё так, как случиться должно.
И выстудит скоро метель — завируха
Беспечно открытое в лето окно.
Осыплются осенью спелые звёзды,
Ляжет на снег золотая пыльца…
Привычна нам горечь рябиновых гроздьев,
Себя осознавших в начале конца.
В ладони предательски вбитые гвозди…
Ягоды — кровью на белом снегу.
Случайна ли горечь рябиновых гроздьев?
За муки ушедших — живые в долгу.
Не блекнет ещё золотая повязка,
И не разбился с водою кувшин.
Всё тешится русский старинною сказкой,
В которой находит отраду души.
Сакральная горечь рябиновых гроздьев,
Сладость познавших в начале конца…
Ты плачешь, о смертный, в раскаяньи позднем?
Но свечи горят у слепого лица.
БРОДИТ ВЕТЕР
Весь в грехах, долгах, заплатах,
Облетев чужие страны,
Сын Эола, виноватым
Он вернулся из изгнанья.
Он стучал в глухие окна,
Блудный сын, поэт, повеса.
А потом, едва замолкнув,
Убегал, отчаясь, к лесу.
Проклиная все на свете,
Он грозился отомстить нам...
Но, остыв, играл на флейте,
Как лукавый обольститель.
Он из улиц темных, узких,
Извлекал аккорд накала,
И душа его по-русски
И смеялась, и рыдала.
Бродит ветер, пьяный ветер,
Надрывая песней душу...
Кто из нас ему ответит?
Кто кому в России нужен?
О ЗНАКАХ ПРЕПИНАНИЯ
Руслану
Звучит Вселенная в два голоса —
Добром и злом все дышит страстно,
И ДНК, как лента Мёбиуса,
Таит в себе закон Пространства.
И эта странная эклектика,
Являясь сутью парадокса,
И называется генетикой,
Где символ жизни — знак вопроса.
Чем больше годы поспешают,
Смещая срок на край откоса,
Тем больше горблюсь, вопрошая,
И превращаюсь в знак вопроса.
А в вас звучат линейно струны,
Тайн бытия не отрицая,
И дышат песни страстью юной...
Ах, это время восклицаний!
СТАРИК И БАБОЧКА
Полеты бабочки таинственны,
Не угадать ее пристанища.
Она в саду его безлиственном
Живет с утра цветком летающим.
Как эльф прекрасный, легкокрылая,
Она все ищет ласки солнечной...
Вот так надежда в сердце стылое
Летит, как сладкое пророчество.
"Куда теперь ты, неудольная?"
И старый дед на шаткой лавочке,
Прикрыв дрожащими ладонями,
Напрасно греет тельце бабочки.
СВЕЧА
Плачу признанием, плачу
Тому, кто выдумал свечу,
Поскольку много сотен лет
Она — тепло, она и свет.
Но всё же стоит уяснить:
Горит не воск, сгорает нить.
И мне подсказывает мозг,
Что наше тело в сути воск.
А дальше трудно не сравнить —
Душа, она — свечная нить.
Душа горит — и тает плоть,
И нам сего не побороть.
Тогда, о Боже, помоги,
Горя душой, светить другим,
Давать хоть капельку тепла!
Когда бы так, то я б могла
Воскликнуть радостно стократ:
Виват тебе, свечник, виват!
ВОРОНКА
С момента рождения по кольцам упругим
Вращаетесь вы по фатальному кругу,
Который не замкнут, поскольку спиралью
Несёт вас в воронке к неведомым далям,
Уходите вглубь вы, витки сокращая
И дни ускоряя в бездумном полёте…
И кто-то вас примет, вам бренность прощая, —
На вылете ясно вы это поймёте.
И стать вам поможет неведомый кто-то
Ожившего точкой другого отсчёта.
И вот вам подарено новое бремя —
Судьбинное ваше спиральное время.
И снова спиралью вас время закружит,
И ждёт вас дорога, возможно, иная.
Пусть кольца спирали всё мельче и уже,
Вы любите их, круговерть проклиная.
У этой воронки есть свойство пружины:
Вас время исторгнет, когда не нужны вы.
***
В руке моей — горошины,
Что собрала, идущая.
Из этих зёрен прошлого
Взрастёт моё грядущее.
Оно растёт из прошлого
На почве настоящего,
На яблоню похожее,
Что мой отец выращивал.
Как деревце, и я бы так
Могла любить и стариться…
Какого вкуса яблоки
На мне тогда появятся?
НЕ ИЗБЫТЬ
Когда в спасенье трудно верить,
Когда расплавился зрачок,
Когда секунда — вестник смерти,
А ты не жил почти ещё…
Когда ты землю грыз и плакал,
И сам себе орал: "Держись!"
И надо было встать в атаку,
Уже не веря больше в жизнь…
И двадцать пуль — в квадратном метре,
А ты — в полметра шириной…
Когда тебя смертельным ветром
Окатит вдруг снаряд шальной,
Тогда тебе… Но кто же знает,
Что довелось тебе испить?
И боль твою земля родная
От мая каждого до мая
Не в силах памятью избыть.
СОНЕТ
Безмолствует даль горизонта,
О тайнах молчат берега…
А волны Эвксинского Понта
К моим припадают ногам.
И царства, и люди другие
Его нарушали покой.
Все помня, я смертной богиней
Рождаюсь из пены морской.
Ступлю на предательский берег,
Где в семь измерений не верят
И морем рожденных не чтут…
Не греет закатное солнце…
И сердце взыскующе рвется
Туда, где лишь волны бегут.
ТЫКВА
О чем думать тыкве
На подоконнике?
О том, что привыкла
Оранжево-голенькой
Нежиться странно,
Маясь бессонницей,
Возле гераней,
Что ласково клонятся.
От ласки так сладко,
Что лето забыто.
Круглая тыква
Свернулась, как кошка,
На нашем окошке —
Такая живая, такая родная…
И как её резать — я просто не знаю.
ПОСОЛ ЛЮБВИ
Восхищеньем взгляды полня,
Будто бабочка, легко,
Ты летела в знойный полдень,
И сама была цветком.
Плечи солнышко ласкало…
Ветер, юн и сизокрыл,
По упругому лекалу
Юбку вновь, шутя, кроил.
В этот миг необъяснимо,
Как сие не назови,
Для людей, идущих мимо,
Ты была послом Любви.
Приглядитесь: вновь и вновь
Мимо нас идёт Любовь.
ВОТ ТАК ВЫРУБАЮТСЯ ДУШИ
Печалились долго и ахали,
Но не спаслись от беды:
Приходят и ныне Лопахины
И вырубают сады.
Не к месту цветущие вишни
В расчетливый нынешний век.
И слепо считаешь ты лишним,
Чему нет цены, человек.
И, зову корысти послушен,
Ты рубишь бездумно леса…
Вот так вырубаются души.
Вот так стекленеют глаза.
ЖЕНЕЧКА
(баллада)
— Отец мой яблони любил.
В мужицком одиночестве
Он обхожденья не забыл
И полагал им почести,
Какие смог бы оказать
Любой прекрасной женщине.
Одну привык он называть
Женой, а проще — Женечкой...
— Чудак, наверно, был отец.
Под первой майской радугой
Весною каждой под венец,
В наряде пышном свадебном,
Он вёл её, к богам воззвах,
И целовал ей рученьки
В душистых белых кружевах
С галантностью поручика.
— Лелеял, холил — всё в черёд
(Любить смогла и я бы так!).
И вот — налит любовью плод,
Прообраз сердца — яблоко.
Возьми, о добрый человек,
Согрей его ладонями...
У яблонь долог бабий век,
Но повезет ли в доле им?
— Почуяв смертный зов земли,
Ушёл отец. Поохали...
Весной деревья зацвели,
А яблоньки посохли все.
Всегда ли жизнь в себе права?
На тоненьких коленочках,
Как одинокая вдова,
К земле припала Женечка.
|
|