Борис Яроцкий __ ЧТО ДЕЛАТЬ С АМЕРИКОЙ?
Московский литератор
 Номер 06, март, 2010 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Борис Яроцкий
ЧТО ДЕЛАТЬ С АМЕРИКОЙ?

     
     "Обезьянник" отдела милиции Заводского района заселяют уже с вечера. Патрульные наряды свозят сюда элиту города. Город вроде не маленький: когда-то, еще при той власти, здесь ходил троллейбус. Троллейбусы приватизировали, приспособили под ларьки, а медные провода куда-то исчезли.
      В этом городе на работу не спешат. Предприятия — все десять "почтовых ящиков" — тихо растворяются в неизвестности: сначала пропали цветные металлы, затем — сталистый чугун, из которого отливали корпуса артиллерийских снарядов, затем — все остальное.
     Приемные пункты принимают всякий металл. Весь в татуировке, веселый парень не спрашивает, откуда: это считается признаком дурного тона.
     В этом городе доминирует техническая интеллигенция, ну и, конечно, рабочий класс, стоявший у станка и доводивший корпуса снарядов до кондиции. Все это местная элита, гордость ВПК. Вот она и заселяет "обезьянник".
     В городе хотя и нет работы, но есть куда пойти. По-прежнему действует Марксова формула: товар — деньги — товар. Конкретно для этого города: металл — деньги — допинг. Допингом является все, что имеет сивушный запах.
     Вот сивуха и ведет в "обезьянник" отдела милиции Заводского района. Сегодня здесь дежурит молодой симпатичный лейтенант, выпускник юрфака местного университета. Фамилия у него самая паскудная — Гнита. Но он к ней привык, как привыкают, например, к родинке под глазом или на нижней губе: кто не хочет — не смотри. А тут, хочешь — не хочешь, а фамилию называть приходится. И где — в обезьяннике. Пьяный человек, он хоть и в браслете, обязательно спросит: "А почему это меня к Гните?" Дежурный по отделению вежливо поправит: "К лейтенанту Гните". Здесь, в городе ВПК, где русских жителей больше половины, обращение "пан" не прижилось. Осталось прежнее — "товарищ". Более любопытные допытываются: "Товарищ лейтенант, когда вы дослужитесь до генерала, так и останетесь Гнитой?"
     Лейтенант на глупые вопросы не реагирует. Кому-кому, а милиции известно: с глупых вопросов обычно начинаются драки и даже государственные перевороты. Вся соль в том, что, как и у кого спросить. Отвечают не всегда словами.
     Первым после семи вечера на пороге отделения милиции появился бывший военпред "почтового ящика №5" майор запаса Духота (с ударением на втором слоге), рыжий великан-красавец, уже с признаками пропойцы. Когда он под высоким градусом, вопрос у него один:
     — Что делать с Америкой?
     Лейтенант Гнита, уважая майора за его профессионализм и зная его как соседа по подъезду, привычно отвечает:
     — Америку будем реформировать, товарищ майор.
     — Как?
     — Как она — Россию.
     — Америку разорять не стоит, — говорит майор. — Это будет слишком жестоко. Мы же люди.
     — Тогда разукрупним.
     — Правильно, Гена! — хвалит Духота своего соседа и тут же уточняет: — На сорок девять независимых штатов.
     Аляску он штатом не считает, так как она уже, по разговорам, принадлежит русскому еврею с польской широко распространенной фамилией.
     Язык у майора заплетается. И лейтенант препроводил его в "обезьянник". Отвозить соседа домой нет смысла. При виде сильно поддатого мужа жена его, бывшая лаборантка "почтового ящика №5" Ксения Петровна Духота на все пять этажей закатит ораторию — вслух будет костерить офицера, а значит, и нашу в недалеком прошлом "несокрушимую и легендарную". А этого лейтенанту не хотелось, его отец тоже был майором и погиб на полигоне, испытывая, как в "ящике" говорили, какое-то новое изделие.
     — Может, отойдете ко сну, товарищ майор?
     — Отходят только в отхожее место, — не задумываясь, язвит бывший военпред. Он уже лежит на скамейке, благо она еще не занята.
     Лейтенант Гнита на этот случай уже кое-что предусмотрел: товарищ майор здесь частый гость. Из нижнего ящика стола, где лежат не зафиксированные в протоколе вещдоки, как-то: ножи, кастеты, отвертки, галстуки, удавки, колготы, шприцы, пластыри и даже детские соски, в которых когда-то была марихуана, — лейтенант достает подушку-думку, подсовывает ее под лохматую голову бывшего военпреда. Тот уже отошел ко сну и широко раскрытым ртом издает хрюкающие звуки.
     Лейтенант заботливо переворачивает майора на бок. Утомленный выпивкой, тот спит почему-то не очень крепко. Открывает глаза, хмельным взглядом ищет собеседника, но такового еще не доставили патрульные. Опять спросил лейтенанта:
     — Так что же делать с Америкой?
     — Будем реформировать, — опять отвечает дежурный по отделению.
     Майор отрицательно крутит головой, мычит вразумительно:
     — Реформы им, знаешь куда?..
     — Знаю.
     — Тогда молчи. Их надо будет не реформами…
     Но тут появляется свой человек. Его ведут патрульные.
     — А вот и свеженький! Кто это к нам пожаловал? Товарищ профессор Гринь?
     Патрульные привели под руки крупного седовласого мужчину со значком лауреата Государственной премии. На лацкане серого мятого импортного пиджака был еще какой-то значок. Говорят, этот значок вручал профессору какой-то африканский президент.
     Профессор довольно твердо держится на ногах. Глядя на него, не скажешь, что он пьян. В ресторане профессор произнес речь, из которой явствовало, что его покинула трезвость. И профессора прямо из ресторана сначала отвезли домой, но дома никого не оказалось. Жену он похоронил в прошлом году, а дочь с внуками уехала на дачу, оставив отца на хозяйстве. Дома одному тоскливо. Раньше он пропадал в КБ, выполнял оборонные заказы. Теперь оборонять стало нечего: бойкие демократы из числа номенклатурных обкомовских работников сдали страну без боя, сами вышли в олигархи, а профессора Гриня оставили без работы. Он из технаря превратился в народного трибуна. Как и майор Духота.
     Майор опустил ноги на цементный пол, освободил место для профессора.
     — Прошу.
     Профессор сел, отдышался. Топтавшиеся у "обезьянника" патрульные, бойцовского вида бритоголовые сержанты ожидали дальнейших указаний. Профессор махнул им рукой:
     — Вы свободны, ребята.
     Сержанты переглянулись: деда привели сюда как задержанного, а он еще командует. В ином другом месте за такую дерзость ему так бы накостыляли, что он кровью харкал бы. А тут не вздумай поднять руку — нарвешься на неприятность. Сегодня профессор в обезьяннике, а завтра он беседует с министром. Наша демократия тем и хороша, что не знаешь, где ты очутишься завтра.
     Министр знал все "почтовые ящики" и всех ответственных за выпуск изделий. Профессор Гринь всегда был ответственным. Не менее ответственным был и майор Духота. Тогда они, случалось, яростно спорили — изделие доводили до блеска. Сейчас проблему решали масштабней.
     — Что делать с Америкой, профессор?
     Далась майору Америка! На этот вопрос легко ответит человек без образования. И человеку со средним почти все понятно. Тому же лейтенанту Гните. Для политиков, засевших в Думе, эта проблема неразрешима. Потому что у многих деньги крутятся в американских банках. К тому же первый президент России чуть ли не весь золотой запас на всякий случай переправил в Соединенные Штаты. Вот и вздумай даже исподволь заняться судьбой Америки — мгновенно без денег останешься. Мало кто знает, как эти деньги достаются политику. Денежный политик Америку не трогает.
     У майора Духоты нет денег. Нет денег и у профессора Гриня.
     Разговор заходит издалека. Профессор может предложить несколько вариантов. Но все требуют обоснования. В голове профессора они есть, но профессору надо быть, по крайней мере, премьером. Притом голодным и злым. Как и большинство думающих ученых. Украинские ученые в массе суверенных украинцев, что лось в заповеднике со всяким зверьем. По официальной статистике, в нашей суверенной державе на одного ученого приходится: три государственных служащих, шесть милиционеров, два солдата, три заключенных, пять проституток, десять наркоманов, пятнадцать безработных. Ученых государство безработными не считает: они думают, а значит, не бездельничают.
     Думают и в "обезьяннике".
     — Так что делать с Америкой?
     Майор настырный. Америка оставила его без работы. В детстве хотел он быть агрономом, но увидел кино, как Америка сеет на Вьетнам ядохимикаты, где все живое гибнет, отказался от своей детской мечты. Подобное, заключил мальчишка, ждет и Украину, не говоря уже о России. С годами это убеждение окрепло. После школы он поступил в военное училище. Америка оказалась хитрей, чем он думал. Она победила деньгами — купила первых лиц нашего государства.
     Профессор знает, что делать с Америкой, но молчит. Он не лейтенант Гнита, которому все ясно. Уже одно то, что лейтенант хозяин "обезьянника", дает ему право высказывать свое мнение, не думая. Да и денежное довольствие у него, чтоб думать о судьбе какой-то Америки. Сами американцы не больно задумываются о своей судьбе. Потому и воюют в надежде обогатиться за счет туземцев.
     Пока профессор, думая, молчал, тем временем привели двух молодых женщин, нарядных, пьяных и шумных.
     — Товарищ лейтенант, за что? — кричала высокая, узкобедрая блондинка. О таких говорят, что ноги у них растут от шеи.
     — Проституция в нашем государстве запрещена, — объясняет Гнита.
     — А где ты видел проститутку? — вскричала вторая, шатенка, высокая и тоже узкобедрая. И к профессору:
     — Профессор, мы похожи на проституток?
     — Не похожи, — отвечает профессор.
     Этих молодых женщин он встречал на своих лекциях. Одна из них, помнится, после окончания института была секретарем экспертной комиссии. Ходили слухи, что она любовница директора "почтового ящика №8". Тогда эта женщина в дополнительном заработке не нуждалась. И вряд ли нуждалась и теперь. А напились они, эти женщины, чтоб найти партнеров. Ищут их обычно в ресторане. А там — патрули.
     — Тогда вы — гулящие, — говорит Гнита. — Но все равно это проституция.
     — Дурак ты, хоть и лейтенант, — не унимается блондинка. Не стесняясь мужчин, она поправляет бретельку. — Ты хоть понимаешь разницу между проституткой и любительницей искусства? Мы, да будет тебе, лейтенант, известно, отдаемся ради любви к искусству. Но тебе не отдадимся. А вот товарищу профессору — пожалуйста.
     Профессор мягко улыбается.
     — Меня, милые дамы, увольте. Я уже выработал свой моторесурс. Двигатель поставил на вечную стоянку.
     Женщины смеются, озорно переглядываются:
     — А если двигатель реставрировать?
     Но тут майор Духота со своей навязчивой идеей:
     — Профессор, так что делать с Америкой?
     — А вы спросите наших дам. — Профессор переводит разговор в русло политики. Чего доброго, женщины и впрямь предложат реставрировать двигатель. В городе ВПК умеют делать все. А вот что делать с Америкой?.. далась она майору.
     — Вы не знаете, что делать с Америкой? — смеются женщины.
     — Тут, милые дамы, нужен женский ум, — живо напоминает профессор. — Женский ум мудрей мужского. Особенно по части развала государства. Самый свежий пример: был Горбачев, была у него Рая. Хотя…Рая была у Горбачева.
     — Вот бы такую бабенку американскому президенту! — не удержался от замечания сержант-патрульный. — А там, гляди, и Россию спасла бы.
     — Дело говоришь, — хвалит профессор сержанта. — Но женщины, случается, только у нас руководят президентами. И то, когда у них советники — олухи.
     Майор Духота удивленно смотрит на профессора, профессор — на женщин. У брюнетки есть идея:
     — Вот если бы американцы напали на Китай…
     — И что тогда?
     — Китайцы кастрировали бы американцев. Как когда-то в Корее американцы пленных китайцев…
     — А что делать с Америкой? — не унимается майор.
     — Пусть нас пошлют, мы там сами разберемся, — предлагает блондинка.
     — Кто это "мы"?
     — Женская сексуальная дивизия.
     — Что — есть такая?
     — Скоро появится.
     — Нет, милые дамы, мудрые женщины нужны в России, и, естественно, на Украине, — убежденно горит профессор. — Я не возражаю, если Америка будет воевать с Китаем. Это их внутренне дело. Тогда на плечах американцев китайцы ворвутся в Штаты. Двести миллионов они могут послать. Так что пусть у китайцев болит голова. Они давно уже знают, что делать с Америкой.
     В "обезьяннике" пока не решили. Утром лейтенант Гнита перед сдачей смены отпустил домой всех задержанных. Держать их долго нельзя. Иначе они могут спросить себя, что делать с Украиной?
     Всем хочется работать и по возможности думать. А работы в таких моногородах, как этот, нет. Осталась только свобода думать. А если толково думать, можно до всего додуматься.
     А все-таки, что делать с Америкой?