Игорь Сёмин
ВРЕМЯ ЛИЦЕДЕЕВ И ЛИЦЕДЕИ ВРЕМЕНИ
|
Геннадий КАРПУНИН. "Часовых дел мастер". — М., ВЕЧЕ, 2008.
"Богема (франц. boheme — цыганщина) — беднота из среды интеллигенции, преимущественно художники, артисты и литераторы, перебивающиеся с хлеба на воду изо дня в день. Данное понятие пущено в ход писателем А. Мюрже в конце 1840-х годов... Современная богема — это уже не цыганщина, а просто красивое слово для обозначения категории людей, паразитирующих на тех слоях населения, что наименее других одарены художественным вкусом"…
Вот такое беспощадное определение современной богеме даёт современный же интернет… Тем не менее он же, родимый, неустанно и неусыпно помогает именно этой категории людей всё успешней и успешней "паразитировать" на тех же "слоях", всё умножая оные и умножая. Посчитайте-ка ссылки на всем известных нынешних персонажей современной "цыганщины": даже если по копеечке виртуальной от каждого "ссыльного" натечёт, вот уж любому голому королишке и кафтанишко! Редко кто из классиков может тягаться, да и на тех непременно столько "цыганских" ссылок налипнет, что под ними уже не то что Белинского да Гоголя, а и милорда глупого не увидать.
Но и это ещё полбеды, если в наличии есть эти, современные нам Белинские да Гоголи. Тогда рано или поздно, воспитавши художественный вкус паразитируемых слоёв, можно сохранять более-менее приличное для здорового общества равновесие одарённых и неодарённых. А если уж некого и противопоставить глупому милорду, если и Белинские, и Гоголи нынешние начинают уступать во имя каких-то, разумеется, очень благородных, целей неодарённому вкусу и тоже на нём паразитировать — вот тогда беда! И ведь все мы свидетели: к этому-то всё и движется, и уже, кажется, нет такой силы, которая могла бы этому воспрепятствовать…
Однако нашёлся отчаянный Геннадий Карпунин, да и ополчился супротив, причём не просто романом, а романом-парафразом булгаковским, и назвал нарочито "Часовых дел мастер"! Этот многоплановый роман — в 2-х книгах — столь же масштабен по широте охваченных событий и столь же неоднозначен, как и Булгаковский "Мастер и Маргарита". Его герои тоже имеют непосредственное отношение к миру искусства, кино и театру, той пародии на жизнь, бал в которой правит Сатана, где на одной чаше весов — талант и успех, а на другой — одиночество и страх. За славу и удачу, за слабости и себялюбие, за предательство и нерешительность — за всё приходится платить, и порой самой дорогой ценой.
Казалось бы, что нового может сказать современный автор по сравнению с Булгаковым, оплатившим свои прозрения сполна? Однако у Геннадия Карпунина есть преимущество, которого не мог иметь Михаил Афанасьевич. Это преимущество — время, разрешившее многие противоречия, казавшиеся Булгакову неразрешимыми. Откуда ему было знать, что колосс советского агитпропа, который казался незыблемым и вечным, в одночасье рухнет? В эпоху "победившего социализма" Булгаков иного выхода, как примириться с нечистым, и увидеть-то не мог. Не то, что искать вместо выхода — другой "вход", что и выпало на руинах советской власти Геннадию Карпунину…
Действие романа разворачивается от европейского средневековья до нынешней российской действительности, от молитвенных монашеских подвигов на Святой Горе Афон до пошлой суеты рыночной потребительской культуры, от самобытных корней национальной исторической жизни до сатанинского обезличивания человека… Подобных персонажей в густо населённом мире романа преобладающее большинство. На первый взгляд даже может показаться, что подробное, детальное их рассмотрение будто бы и составляет главное содержание романа. Во всяком случае, по объёму повествования львиную долю занимают именно яркие картины русской декадентской (и декаденствующей) богемы.
Автор убедительно живописует оптимальное и вполне достаточное для здравой и плодотворной жизнедеятельности сочетание человеческих и творческих качеств, воплощённых в его героях. Мы узнаём в них наших даровитых современников, но почему же предчувствие кризиса и катастрофы не оставляет нас ни в романе, ни в нынешнем искусстве, ни в нашей жизни? Для автора спасительное решение находится отнюдь не в пространстве основного повествования, герои которого тщетно пытаются своими силами преодолеть или обойти свои житейские и творческие противоречия. В рамках обстоятельств, которые, что и в знаменитом романе Булгакова, заданы силой, хоть и вершащей благо, но жаждущей зла, катастрофы не избежать. Так что Геннадию Карпунину для склеивания нашего разъятого противоречиями сознания также потребовалась, кроме человеческой, и библейская история.
Однако такой вероучительный сюжет писатель ищет и находит в реальной жизни. Поскольку разве не очевидно, что наряду, а вернее — под спудом и богемной, и политической, и прочей претендующей на абсолютную значимость жизни идёт, не может не идти и другая, по-настоящему значимая жизнь? В романе Карпунина она заявлена в прологе, кое-где просвечивает в ходе основного повествования и проявляется в открытом финале, в образе вполне реального, хоть и безымянного, нашего современника, чудом прошедшего горячие точки смутного времени и теперь непреклонно пробивающего сквозь афонские скалы единственно верный путь.
|
|