Владимир Артюх
«КАК ВСЁ ПРОСТО!»
|
Анатолий АВРУТИН. "Август в декабре": Книга поэзии. — СПб.: НППЛ "Родные просторы", 2009.
НОВАЯ КНИГА известного русского поэта, живущего в Беларуси, состоит из трёх разделов: "Превыше всех пророчеств…", "В двадцатом столетии…", "Переводы". Кстати, о переводах (в книге представлены переводы из американской поэзии Теннеси Уильямса, из античной поэзии — Горация, Катулла, Овидия, Сапфо, из белорусской поэзии — Максима Богдановича, Степана Гаврусева, Михася Стрельцова, из испанской поэзии — Федерико Гарсиа Лорки, из поэзии эпохи Возрождения — Микеланджело Буанаротти).
Обращает на себя внимание перевод Анатолия Аврутина стихотворения Артюра Рембо "Пьяный корабль". Там есть весьма любопытное четверостишие, которое, как мне кажется, является в какой-то степени паролем его книги. Существует такой знаковый приём у поэтов — посредством чужого обозначить свойственную им свою поэтическую зеркальность:
Я свечение тайных течений запомнил,
И воронки, что выли, как рана, сквозя,
И недремлющий воздух над пышущим полднем,
И такое, чего и запомнить нельзя.
Если спроецировать эту строфу на книгу стихотворений "Август в декабре", то легко можно обнаружить схожие символы-смыслы. Своеобразная трансцендентная перекличка с оригинальными стихами автора. И действительно, поэт "запомнил" многое из того, что встретилось на его жизненном пути. И это всё или почти всё в равных пропорциях преобладает в его книге. И поэт в одном из стихотворений обнажает свой приём:
Что жизнь? — зеркальное стекло…
С помощью поэтической зеркальности более объёмно проявляется внутренняя экспрессия образа:
Откуда свеченье?
Не знаю… Не знаю…
………………………………..
И не гадай — откуда эта дрожь
И стылых глаз высокое свеченье?
Разве это не "свечение тайных течений"? Или:
…И раны стекали по коже,
И не было дальше пути.
Разве это не "воронки, что выли, как рана, сквозя…"?
Можно, конечно, продолжать приводить примеры, созвучные общему настроению книги. Однако мне хочется подчеркнуть, может быть, самое главное в поэзии Анатолия Аврутина. Во-первых, переводы поэта так же органичны, как и его собственные стихи. Во-вторых, переводы на русский язык, как бы автор этого не хотел, становятся фактом русской поэзии. Уже хотя бы потому только, что они предназначены для русского читателя. Отчасти, наверное, и поэтому книга читается на одном дыхании.
В свою очередь многим стихам поэта свойственна мифопоэтическая парадоксальность:
Но дышать, как хочется дышать
По другую сторону дыханья…
или:
Вглядишься вдаль — вот идол… вот кумир…
Взглянешь назад — ни памяти.. ни знака.
Обычно автор закольцовывает свои стихи такими мифопоэтическими максимами, а иногда и наоборот, начинает. Они, таким образом, становятся стихами-притчами:
Старик должен жить со старухой,
(Иначе всем сказкам конец)…
Татьяна Романова-Настина в предисловии к книге очень точно определила своеобразие поэзии автора: "В поэтике Анатолия Аврутина мы соприкасаемся с тончайшим образным мышлением, где рождение самих образов обязано не осязательности, впоследствии трансформированной в метафору, а живой внутренней перетекаемости во всё и всего в творческую сущность, т.е. принципа, когда в поэтической натуре естественным образом умещается весь мир".
"Высокое свеченье", о котором пишет поэт, и есть тот лейтмотив книги, завораживающий читателя. А окружающий мир прост и доступен, потому что лирический герой мирское исполняет предназначенье.
Как всё просто! — Солнышко увидеть,
Восхититься пеньем соловья,
Женщину случайно не обидеть,
Не уехать в дальние края.
Не таить на Родину обиду,
От любимой не услышать: "Нет…".
Вот и всё… А прочее — для виду,
Пыль пустая… Суета сует.
Прислушаемся к слову поэта…
|
|