Александр Алиев
«БЕРСЕНЬ» ЗНАЧИТ КРЫЖОВНИК
|
Москва наших дней. Огромный, шумный, оживленный город. Непрерывный поток людей и машин. Леса новостроек. Словом, урбанизм в классическом воплощении. И как некие оазисы, попадаются посреди мегаполиса старинные постройки, заповедные уголки — будто осколки той, прежней, жизни, разбитой вдребезги…
В самом центре столицы, напротив храма Христа Спасителя, глядится в воды Москвы-реки мрачноватая громада Дома правительства, который с легкой руки писателя Юрия Трифонова все теперь именуют "Домом на набережной". А рядом в густой тени деревьев спрятался изящный особняк-теремок — бывшие палаты думного дьяка Аверкия Кириллова, редчайший образец русского гражданского зодчества XVII столетия.
Так называемый Петров план — первый чертеж Москвы, составленный в 1597-1600 годах — показывает данную местность в виде изолированного квартала в пять больших дворов и с огородами позади, спускающимися к старице Москвы-реки (там, где сейчас проложен Водоотводный канал). Здесь обитали государевы садовники — люди, заведовавшие царским садом, который располагался по другую сторону Каменного моста, на месте нынешних Софийской набережной и Болотной площади. Кстати, до прорытия канала вся эта часть города регулярно заливалась при паводках и сильных дождях, после же такое случалось лишь дважды — в 1879 и 1908 годах, во время особо крупных московских наводнений.
С начала XVII века за местностью прочно закрепляется наименование Берсеневка, по-видимому, от старинного слова "берсень" — крыжовник, коего в великом множестве водилось в царском саду. Впрочем, есть и иная версия. Участок земли у самой кромки Москвы-реки изначально принадлежал дворянам Беклемишевым. Одного из членов семейства — Ивана Никитича — прозвали за острый язык Берсенем. Он-то и перегородил улицу "от лихих людей" решеткой, каковая сохранила это его прозвище. При Великом князе Василии III Беклемишев впал в немилость, а в 1525 году за "дерзкие слова" против государя обезглавлен, земля же перешла в царское владение. Но очень скоро пожалована некоему Кириллу — основателю рода Кирилловых.
В 1657 году по соседству с приходской церковью Николая Чудотворца, "что за Берсеневою решеткой", думный дьяк А. Кириллов построил для себя каменные палаты. "Строельная книга церковных земель" того времени четко указывает: "А на том огороде ево, подле ево Аверкиева двора, построена ево Аверкиева палата вновь, и от церковной земли до той ево палаты пять сажен [около 10 м]". Должны отметить, что пост государева садовника сохранялся за родом Кирилловых в течение нескольких поколений. А больше всех преуспел в жизни Аверкий Степанович. Помимо исполнения основной должности, он имел несколько торговых лавок в Москве и других городах, соляные варницы в Соли Камской, многочисленные земли и села. Впоследствии Кириллов управлял различными приказами (Большой казны, Большого прихода, Казенным и Большого дворца), другими словами, держал в руках нити управления финансами, промышленностью и торговлей страны.
…Кирилловские палаты совершенно справедливо вызывали восхищение современников. (Ведь Москва тогда только переходила на каменное строительство, большинство построек было деревянными.) Стилистическое единство здания, художественное совершенство, праздничность отделки: парадное Красное крыльцо, двойные арки, разнообразные наличники, нарядные белые с синим рисунком изразцы… Вот что записал, например, в своем дневнике представитель голландской миссии в России географ Николаус Витсен: "Он живет в прекраснейшем здании. Это большая и красивая каменная палата. Верх — из дерева. Во дворе собственная церковь, колокольня, сад. Обстановка внутри дома просто великолепна. В окнах — немецкие разрисованные стекла. В залах — прекрасные стулья и столы, дорогие картины, ковры, шкафы, серебряные изделия. Все слуги господина Кириллова одеты в одинаковое платье, что не принято даже у самого царя".
Судьба Аверкия Кириллова оказалась трагичной. Во время стрелецкого восстания (май 1682 года) он как сторонник Нарышкиных был убит. Под звон набата и бой барабанов стрельцы тащили его труп по Красной площади с криком: "Расступитесь, думный дьяк идет!" Тут же народу были объявлены грехи покойного: "Великие взятки имал и налогу и всякую неправду чинил… Правя Большого прихода приказом, вымысля из сего, накладывал на соль и на всякие съестные харчи пошлины гораздо тяжелые…". Эти и другие "вины" записали на памятные столбы и выставили на площади на всеобщее обозрение.
После гибели Аверкия Степановича палаты на Берсеневке отошли к его сыну Якову, а потом к невестке Ирине, которая, овдовев, вторично вышла замуж за представителя дворянского рода Курбатовых. Алексей Федорович Курбатов, дьяк Оружейной палаты, в начале XVIII столетия служил смотрителем за строением в Кремле. Тогда же была затеяна переделка палат в духе европейского барокко — для придания зданию входившей в моду симметрии справа по фасаду добавили узкий выступ — ризалит, украшенный белокаменной резьбой. Аналогичный ризалит появился с запада. Новый вход в дом был оформлен массивной, но изящной аркой с кронштейном. Почти одновременно появились надвратная колокольня церкви Николы и дом для причта. И все это сработано, несомненно, очень одаренным мастером. Каким? Традиционно считается, что Иваном Петровичем Зарудным — он уже прославился возведением церкви Архангела Гавриила (Меншиковой башни) на Чистых прудах, а впоследствии исполнил резной иконостас для Петропавловского собора в Петербурге.
В связи с отсутствием у одного из Курбатовых прямого наследника, дом-теремок отписан в 1740-х годах в казну. И стали тут одна за другой размещаться государственные учреждения, имевшие самые разнообразные функции и названия: Камер-коллегия, Корчемная контора и канцелярия с тюрьмой и острогом, что соорудили поблизости, Межевая канцелярия (занималась определением границ внутри российских владений), Московская контора канцелярии конфискации, снова Межевая канцелярия. Потом Разрядно-Сенатский архив и Московская Казенная палата (ведала административно-хозяйственными делами)… Дольше всех продержалась команда Сенатских курьеров, обслуживавших находившиеся в Кремле московские департаменты Сената. Для этого заведения палаты были в 1806 году реконструированы по проекту зодчего Е. Назарова. И довольно длительное время среди горожан бытовало обиходное наименование этого здания — Курьерский дом. Во время Великого пожара 1812 года все Замоскворечье оказалось выжженным: погибли деревянные постройки, сильно обгорела Никольская церковь, пострадала колокольня. Однако здание палат огонь пощадил, и они пришли в ветхость лишь к середине позапрошлого века.
Дворцовое ведомство денег на восстановление "рухляди" выделять категорически отказалось, и уникальный "теремок", казалось, был обречен на слом. Но неожиданно к зданию проявило интерес Императорское Московское Археологическое общество (МАО), которое возглавляли граф и графиня Уваровы, Алексей Сергеевич и Прасковья Сергеевна. Цель общества состояла в изучении и сохранении памятников русской старины, в том числе, и от "искажения починками, пристройками и перестройками". Члены МАО не только изучали, но и активно пропагандировали отечественное культурное наследие; они ввели в научный оборот сведения о многих сотнях памятников и содействовали изменению общественного отношения к наследию в целом. По распоряжению императора Александра II в бывшем кирилловском доме были организованы капитальные реставрационные работы, и с 1870 года он перешел к Обществу.
Нужно сказать, что это оказалось чрезвычайно удачным решением. Палаты на Берсеневке стали одним из центров духовной жизни Первопрестольной столицы. Частыми гостями здесь были историки Михаил Погодин, Николай Костомаров, Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Иван Забелин, писатели Федор Глинка, Александр Вельтман, Павел Мельников-Печерский, Дмитрий Мамин-Сибиряк, художники Аполлинарий Васнецов и Илья Остроухов, архитекторы Константин Быковский и Федор Горностаев…
Революционные события резко изменили быт старого дома. В 1920-х годах было ликвидировано Археологическое общество, а в особняке разместились Центральные реставрационные мастерские. Позже здание отдали под общежитие строителей Дворца Советов, который, как известно, должен был подняться на месте взорванного храма Христа Спасителя. Тогда же архитектурный комплекс на Берсеневке лишился надвратной колокольни и дома причта.
После войны стало ясно, что затея с возведением Дворца Советов окончательно провалилась. Некоторое время бывшие палаты дьяка Кириллова пустовали, а в конце 1950-х сюда вселился НИИ краеведческой музейной деятельности. Переживший ряд преобразований, сейчас он гордо именуется Российским институтом культурологии.
Заметим, к слову, что время довольно милостиво обошлось с интерьерами здания. Так, полностью сохранился центральный зал (Крестовая палата) второго этажа, где проходили когда-то публичные заседания Московского Археологического общества, и был небольшой музей. В центр свода зала вделан "замок" — круглая плита с голгофским крестом и надписью: "Написан сей святый и животворящий крест в лето 7165 [1657] года, того же лета и полата сия посправлена". Подобный "закладной камень" — исключительный случай в истории отечественной архитектуры, поэтому нельзя исключать, что это "новодел" второй половины XIX века.
Легко читаются остатки первоначальной планировки других помещений. Любознательному посетителю могут показать так называемую светелку на третьем этаже, где при Кирилловых и Курбатовых проживали дамы и откуда открывается весьма любопытный вид на соседнюю Никольскую церковь. А могут показать чердак, частично засыпанный землей — до сих пор в этой земле попадается "археологический" мусор конца XIX века — 1930-х годов, уникальнейшее свидетельство старинного быта.
В заключение коснемся легенд, на протяжении многих десятилетий витавших и витающих вокруг палат на Берсеневке.
Согласно первой легенде, церковь Николая Чудотворца входила в состав усадьбы Аверкия Кириллова, то есть была домовой. Между тем под северной папертью этой церкви находились захоронения самого дьяка, его супруги, детей, ближайших родственников и даже родителей. (Еще в 1940-х была цела плита над могилой Аверкия Степановича, ныне, по слухам, обретающаяся на территории Донского монастыря.) Но ведь в том-то и дело, что специальным распоряжением духовных властей погребения при домовых церквях строжайше запрещались. Таким образом, "Великий Чудотворец Никола, что за Берсеневою решеткой" был типичным московским приходским храмом.
Другое предание. Якобы из подвала особняка начинается таинственный подземный ход, который проложен под рекой Москвой до самого Кремля. А приказал строить этот ход не кто иной, как сподвижник Иоанна Грозного, главный опричник Малюта Скуратов, чьи хоромы стояли тут в середине XVI века. Рассказывали, что перед самой войной несколько пытливых и хорошо образованных школьников, живших в Доме правительства, проникли в заброшенные тогда палаты и обнаружили вход в подземелье. В следующий раз ребята запаслись фонариками, свечами, веревками и нашли много чего интересного: проходы, ниши, камеры, старинные монеты и фрагменты керамики, цепи, кандалы, кости… Однако, все это, к сожалению, оказалось досужим вымыслом. Позднейшие исследования наших историков и археологов доказали — никакого подземного хода к Кремлю, во всяком случае, от Берсеневки, не существует.
Впрочем, обе легенды, повторимся, оказались живучими и время от времени тиражируются в различных изданиях и в Интернете. Что ж, люди неохотно расстаются с устоявшимися стереотипами.
…Самый эффектный вид на бывшую кирилловскую усадьбу открывается с противоположного берега Москвы-реки, с Пречистенской набережной. Такой особняк с фасадом, разделанным по новейшей архитектурной моде начала XVIII столетия, вполне мог появиться в начальном Петербурге. Если же мы посмотрим на палаты со двора, то они как бы перевернутся и будут совершенно московским памятником — свободно поставленным, с характерными наличниками, колонками по углам и т.д. Вот и получается, что дом живет во времени и являет собою один из примеров московско-петербургской архитектурной рифмы. Кто говорит, что обе наши столицы — совершенно разные города и у них не может быть ничего общего?!
|
|