Владимир Сергеев __
Московский литератор
 Номер 17, август, 2008 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Владимир Сергеев


     
     Когда проходят годы в наше время, где каждый час несёт иную весть, пророков всяческих и разных поколений — с компьютером немыслимо учесть. Я — не пророк, и не слепой, как Ванга, Дано другое чувствовать и сметь. И разуметь, что странное не странно. И потому предвидеть что-то впредь.
     
     ***
     
     Да будет Свет! Да выключится Тьма!
     Зачем её Господь включил когда-то?
     Задачка для пытливого ума
     Любого homosapiens-собрата.
     
     На то Господь разумным дал умы,
     Чтоб были выключателями Тьмы.
     
     ***
     
     А на нашем дворе
     Нет, как прежде, ватаг ребятишек.
     Нет девчонок рисующих "классики",
     Скачущих всласть.
     Нет, как нет, на весь мир благородных
     героев-мальчишек.
     Здесь в нахалку авто
     В тротуары натолканы в масть.
     
     Где ж они, зёрна мельниц молвы
     Все-языцых парадных ?
     В Интернете сидят,
     Он — теперешний двор навсегда.
     В нём пиши, не пиши
     Слов заборных задирной "взаправды".
     Разве, лишь пожурят,
     Точно так же, как было тогда.
     
     А на нашем дворе
     Одиноки скамейки и люди.
     Встречным курсом плывут,
     И всё мимо, и видно навек…
     
     Может, вместо двора, дом построить,
     Пусть пусто не будет?
     
     Рядом строит уже
     Монстр —
     (такой же, как мы — человек).
     
     У ПАМЯТНИКА НА ТВЕРСКОЙ
     
     Всё как всегда. Свет облачный притушен.
     И "наше всё" — "великий Берендей",
     Сняв шляпу, размышляет в сквере Пушкин
     Над грустным муравейником людей.
     
     Всё как всегда. "Очей очарованье"
     Торопит хлад: "Пора, мой друг, пора..."
     Всем листьям, по законам мирозданья,
     Спланировать с вершин на дно двора.
     
     Но в этот год, в стране безвинно "этой",
     Зелёный лист не думает желтеть.
     Застряло время на больной планете
     И не спешит одеть деревья в медь.
     
     Их ветви вновь с родительским упорством
     Протягивают листья к облакам
     С бессмысленным своим противоборством,
     Как мы — надеясь вопреки годам
     
     На чудо вечности, наперекор законам,..
     Подспудно зная: будет, как всегда,..
     Что триллерно и многотриллионно
     Смерть снова подтвердит законы: "Да!
     
     Всё как всегда…"
     . . .
     
     И занавес опущен.
     И бронзою обузданный балдей,
     Как доллар зеленеет в сквере Пушкин
     Над глупым муравейником людей...
     
     ОСЕННЯЯ ПОРА
     
     Осенняя пора — вот всё, что мне осталось.
     Кленовый лист кружит над пропастью двора...
     А для меня моя прогулочная старость
     Ледком осенних луж хрустящая пора.
     
     Над осенью плывут кленовых листьев ноты,
     Срываясь в кружева со скрипочки судьбы.
     А для меня звучит их реквием полёта
     Призывом, что пора в небытие убыть.
     
     Я знаю, что в тебе борьба игры и чувства,
     И что тебе самой не разрешить их спор.
     А для меня твоё волшебное искусство
     Упущенным годам упрёк и приговор.
     
     Ты голосом любви, чарующим всё странней,
     В поклонниках своих восторженность зажгла.
     А для меня алмаз, сверкнув игрою граней,
     В огне прошедших лет сгорел уже дотла.
     
     Лишь память загрустит аккордным перебором,
     Струится странность струн, и в резонанс — строка.
     А для меня во всём — щемящий хруст укора
     Стекла осенних луж — некрепкого ледка.
     
     УШЁЛ СТАРИК...
     
     Ушёл старик восьмидесяти лет…
     Он задержался здесь, на этом свете,
     Давно не нужный внукам или детям,
     Задвинутый в свой угол, как в буфет.
     
     Лишь государство помнило о том,
     Что он давным-давно на этом свете
     Не должен был ни внукам и ни детям,
     И каждый праздник помнило о нём.
     
     Он дал им жизнь. Всего лишь жизнь. Пустяк.
     Наверное, пустяк, раз так сурово
     Его казнили всласть недобрым словом,
     Во всём виня раз эдак и раз так.
     
     Теперь его не стало навсегда.
     Он жил уже как божий одуванчик,
     И как свободу поднимал стаканчик
     (По нынешним понятьям — ерунда!)
     
     Кому-то на земном своём пути
     Для совести он был тяжёлой гирей…
     От нас, оставшихся до срока в этом мире,
     Прими, дядь-Жень, последнее прости.
     
     ГЛАЗА В ГЛАЗА
     
     Со старой фотографии глаза
     Глядят на нас спокойно, без надежды.
     Глаза в глаза... Опять глаза в глаза,
     Из вечности, живые, как и прежде.
     
     Мы снова распахнули мир для них,
     Поймав их взгляд ответным нашим взглядом.
     Вот этих отношений непростых
     Им, также как и нам, для жизни надо.
     
     Мы — боги фотографий в этот раз, —
     В руках сейчас их жизнь и их неволя…
     Щадим их, понимая, что и нас
     Харон-фотограф стикснет поневоле.
     
     Легко их повернуть наоборот…
     ………
     С банальной эпитафией брадатой
     Жизнь так и нас, когда-то, отвернёт:
     "Такой-то божий раб, и снят тогда-то"
     
     СВЫСОКА
     
     Свысока пигмеи смотрят вверх.
     Им Господь прощает этот грех,
     
     Полагая, видимо, (ей-ей!) —
     Больший грех признать, что ты пигмей.
     
     ОКТЯБРЬ, 13-Е
     
     Октябрь, 13-е… Пик осенней хрени…
     Дождём листва впечатана в асфальт.
     Погода гениальных озарений,
     Но мне не светит "покоренье Альп".
     
     Иду по лужам осени усталой…
     Лист клёна мокрый подниму с земли…
     Жизнь и моя, как этот лист, пропала —
     Дни осени ко времени пришли.
     
     Что сетовать и ковырять ногою
     В охапке листьев — нечего искать.
     Всё очень просто: это и за мною
     Идёт последних дней лихая рать.
     
     Прочь из больницы! Вновь живи и смейся!
     (Кровь горлом — и на "скорой" привезли.
     Синдром красивый: "Мэлори (блин!) Вейса",
     С ним каждый пятый — новосёл земли).
     
     Мне повезло, как заново родиться,
     Хоть похудел на десять килограмм.
     И вот — листва, упавшая в столице,
     И я иду, пусть с зонтиком, но сам.
     
     Я УЙДУ
     
     Я уйду из жизни незаметно,
     Как уходят тихо за порог.
     Хорошо бы тихим утром летним,
     Чтоб встревожить никого не смог.
     Ни к чему излишние тревоги.
     По-английски — взять и ускользнуть
     На необъяснимые дороги
     В этот недалёкий дальний путь.
     Много ль нам из нашей жизни надо? —
     Ничего ж туда не унесём.
     Жизнь — беда, лишь изредка — награда,
     Виноват ты, или ни при чём.
     Впрочем, эта долгая тирада —
     Исповедь-мечта без берегов…
     Ничего действительно не надо,
     Даже этих, слишком лишних слов.
     
     ПОЗВОНИ...
     
     Мы глупей, чем прежде, и упрямей,
     Всё не в том свою являя прыть…
     Позвони, дружище, нашей маме!
     Мне-то невозможно позвонить.
     
     Не теряй, как я, судьбы мгновений…
     Маминой заполни теплотой.
     Позвони. И попроси прощений
     Впрок. За всё, что сбудется с тобой.
     
     Я опять с надеждою неясной
     В старый фотоснимок посмотрю.
     Так, как будто это не напрасно,
     Вновь — с собой на снимке говорю.
     
     Сам себе, своей причудой странен,
     Повторяю (как не повторить!) —
     Позвони, дружище, нашей маме,
     Там. Ведь здесь мне ей не позвонить…
     
     БЫВАЕТ ТАК
     
     "И Случай, бог-изобретатель,
     всему причина и Создатель"
     А.С.Пушкин
     Бывает так: рассыпешь горсть монет —
     Одна из них покатится далёко…
     И вдруг поймёшь, что "просто-бога" — нет,
     Пусть это и звучит почти жестоко.
     
     Здесь — Случай-бог, вершитель всех судеб,
     Что для монеты, что для прочих судеб.
     Вершитель наших праздников и бед:
     Что, как он предпочтёт — то так и будет.
     
     И гладь морскую, и девятый вал,
     И десять правил найденных скрижалей.
     И эти строчки Случай-бог послал.
     Они и здесь с л у ч а й н о прозвучали —
     
     Увы досель непонятым ответом:
     Над в с е м не "Кто", а "Что".
     И здесь,.. и где-то.
     
     СНАЧАЛА БЫЛО
     
     "Лень-матушка раньше нас родилась."
     (народная поговорка)
     Сначала было Слово. Слово — Бог.
     И это слово в темноте звучало.
     Немало с той поры прошло веков,
     Но в той же темноте лежит Начало.
     
     А Истина, по-моему, проста:
     (Читатель мой, прости, что тривиально!)
     Вторичен разум, но первична — темнота,
     Которая, увы, нематериальна.
     
     Всё так. Но, если Истина свята,
     Твердит нам разум, — вовсе не случайно
     Была сначала (безначально!) — Немота.
     …
     Почтим её минутою молчанья!
     
     Она ушла. Ах, современник мой!
     Вне Немоты грядёт твоё призванье —
     Сменить в себе борьбою непростой
     Лень Веры на сизифов свет Познанья.
     
     Сначала было Слово… , или — Немь?
     Но нулевым, божественным этапом,
     Боюсь-таки, была сначала — Лень,
     Суть — смертный грех!
     …
     За сим — снимаю шляпу!
     Смиряю пыл свой праведный тотчас…
     (Наш смертный грех задолго был до нас… )
     
     ДАР БЫТЬ БЕЗДАРНЫМ
     
     Дар быть бездарным — тоже дар.
     И этот дар даёт навар —
     Угар, пригар, пиар и пар…
     Бездарный дар: — Карр-карр… Карр-карр…
     Судить о даре — высший дар.
     Судья ли тот, кто: — Карр…, карр…, карр… ?!
     
     ОТСЕКАЯ ВСЁ ЛИШНЕЕ
     
     Стихи — это наши могильные плиты
     С простейшим меню бытия.
     На кладбище жизни обрывки событий
     Ваяем, зубилом звеня.
     Как Пушкин, свой памятник нерукотворный
     (надеждой равняемся с ним!)
     Себе воздвигаем продукт разговорный —
     Скрижали долбим, и долбим…
     Ваяем себя, прикрываясь Всевышним,
     Из глыбы рассвета и тьмы…
     И всё отсекаем, что кажется лишним.
     А лишние, кажется, — мы.