Вырос я в Харькове, у речки-невелички Лопань. В детстве часто приходил на станцию провожать поезда, на которых мечтал повидать свет. Мечты сбылись позднее на поприще журналистики. Впечатления требовали и лирического выхода. Так начинались первые стихи. Ныне проживаю в небольшом подмосковном селении Апрелевка — рядом с лесом. прудами, тихими переулками. Здесь и написаны мои книги.
***
Бродячий цирк. И нас как сдуло
С окрестных улочек к нему.
Весёлый клоун на ходулях
Прошёл по детству моему.
Он был смешон —и я смеялся.
Цирк хохотал наперебой…
А человек лишь приподнялся
Под самый купол — над собой.
***
Сколько понапрасну лет ухлопал,
Чтобы подсказала грусть-тоска
То, что речка-невеличка Лопань —
Самая великая река.
Узкая, поросшая осокой,
С медленным теченьем мутных вод.
Нынче стала для меня особой
Эта речка детства моего.
И теперь нисколько мне не странно,
Тем теченьем вынесенным в свет,
Что порой казалась океаном
Водь, которой и на картах нет.
Пролетели годы и опали.
Довелось на многих реках быть.
Только эту речку, словно память,
Видно, никогда не переплыть.
***
Рань, а не лежится и не спится.
Окна настежь — и пишу-творю.
Тает в небе утренняя птица
Добывать июльскую зарю.
Скоротечно время, коль при деле,
При любимом деле — ближе высь…
То ли птица мимо пролетела,
То ли заревою птицей — жизнь.
***
Что за шутки?
Что за шалость?
Разбитной и в пух, и в прах,
В лето звонкое въезжаю
С бубенцами — на санях.
Не из знатных я — по древу,
Да познатней знати — спесь,
Коль любить, то королеву
И не где-нибудь, а здесь.
Я не вор и я не страшен:
Не крадут средь бела дня.
Прочь с пути-дороги, стража,
Не перечь судьбе, родня!
И какая это шалость?
Путь заезженный мне — крах.
В зной к любимым приезжают
Бездорожьем — на санях.
Пусть смешно и несподручно,
Но, как это ни зови,
То, что весело, не скучно
Ни в дороге, ни в любви.
***
Я выучил проулок наизусть.
Всё те же в нём закаты и восходы,
И, как и прежде, он впадает в Русь,
Но прежнее сюда уж не заходит.
Что ненароком взглядывать назад?
К былому так опасно прикасаться!
Вновь встречу удивлённые глаза,
Но прежние уже не повторятся.
Проулок полон до краёв весной,
Пройдёшь — и позабудешь про усталость…
Он всё такой же, только я — иной.
Всё тот же, но со мною что-то сталось.
***
Сто подошв надёжных стёр,
Сто ещё осилю.
У беспутных свой мотор —
В человечью силу.
Наше дело — поспешать,
Вечно быть в тревоге.
У мотора есть душа,
Голова да ноги.
Где машине не пройти —
Обойти возможно.
У беспутных нет пути,
Кроме бездорожья.
Ста машинам нос утру,
Чудик беспросветный.
Заправляюсь поутру
Я беспутным ветром.
Из поклажи — лишь топор
Да краюха хлеба.
У беспутных свой шатёр —
Вся земля и небо.
Жизнь — коварная игра,
Не живём по слухам.
Всё на ощупь только брать,
Всё самим разнюхать.
Сто подошв — сто встречных бед
И улыбок звонких.
Топать мне ещё сто лет,
Сто — с душой ребёнка.
Упакую всю росу,
День и вечер светлый,
И любимой принесу
Стих, пропахший ветром.
***
Дверь на запоре. Дремотно и тихо.
Что за причуда, за бред?
Только недавно светилось здесь:
"Выход",
Светится:
"Выхода нет".
Время меняет понятья местами,
Не разобрать в суете.
И станционный дежурный устало
Скажет мне:
— Двери не те.
Скажет-покажет, и вновь станет тихо,
В окна прольётся рассвет…
Есть и в судьбе, и на станции выход,
Если и выхода нет.
Выйду я в август из душного зала.
Выйду. Достану билет.
Вот и сейчас мне судьба подсказала
Краткое:
— Выхода нет!
Ориентир, что ли, мною потерян?
Грех, что ли, не замолить?
Бьюсь о дремуче закрытые двери.
Где они, двери мои?
И ни знакомых, ни провожатых,
Ни по былому тоска…
Сам от себя я к себе уезжаю
К выходу двери искать.
***
Шестое октября.
Не стало мамы.
Поминки.
Дней и лет круговорот…
Под деревом
Озябшим и багряным
Оградке стукнул
Уж который год.
Кладбищенской листвой
Квадрат расписан.
Последняя осенняя роса.
И чудится: то не листва,
А письма
От мамы,
И что я — их адресат.
А крона
На глазах всё тает, тает.
Лишь успевай
Послания считать…
Ждёт мама,
Что я письма прочитаю,
А я не знаю,
Как их прочитать?
***
Вот он, час сокровенный!
Воздух крепок и сух.
Бродят чуткие тени,
Словно лоси, в лесу.
Не сидится, не спится.
Вот земной мой полёт!
Снова певчая птица
Душу в клочья мне рвёт.
Эта роскошь земная!
На ходу стынет кровь…
Не брожу, а витаю
В ранних шелестах крон.
Здесь вольней и моложе,
Шаг почти невесом.
Лес — дремучий, но всё же
Жизнь — дремучей лесов.
Не мудрил — умудрился
Не попасть в ней впросак…
В жизни с тропок не сбился —
Не собьюсь и в лесах.
***
В траурном наряде ночка,
Хоть на части тучу рви.
Дождь отстукивает точки
По безоблачной любви.
Монотонный, зря пророчишь.
Кто всю ночь просвета ждёт,
На заре сто тысяч точек
Многоточьем назовёт.
***
От себя не убежишь,
Следом шлейф потянется…
Промотал тебя я, жизнь,
Как получку — пьяница.
Рассыпал я россыпи
В пору-цвет безусую.
Заревые росы пил,
Рукавом закусывал.
Не с того ли зелья пел
Про судьбину-долюшку?
Всё, что за душой имел,
Промотал до донышка.
Промотал — так и не жаль
И ничуть не больно мне:
В клетке рёбер не сдержать
Песню — птицу вольную.
Улетела — в добрый путь!
Я же дальше трогаю,
Подпоясан — не вздохнуть —
Скатертью-дорогою.
Беззаботно пел и пил
Без заначек к старости.
Разбазарил, раздарил —
Пусть другим достанется.
Кто-то песни по весне
Допоёт лучистые…
Как аукается мне,
Так же и откликнется.
***
Незавидная доля —
Разлучаться, любя.
Воля пуще неволи,
Коль она без тебя.
Я, как загнанный в угол,
Я отныне — изгой,
Словно травы — без луга,
Речка — без берегов.
Улетела далече,
Стало утро, как вечер.
Говорят, время лечит,
Только холоден дом.
Может, всё отоснится,
Отойдёт-отоснится,
Ведь и вольную птицу,
Знаю, тянет в гнездо.
Полыхнула зарницей.
Что на долю пенять?
Как летается, птица?
Высоко ль без меня?
Или кружишь по кругу?
Или тоже — изгой,
Словно травы — без луга,
Речка — без берегов?
Улетела далече,
Но не вечен и вечер.
Говорят, время лечит:
Так устроена жизнь.
Жизнь устроена мудро:
Будет вечер, как утро,
Очень верю — как утро,
И что ты прилетишь.
***
А я зимою — без зимы,
Как будто бы
С иной планеты.
Из осени —
Да прямо в лето.
И волны не удивлены,
Что я зимою — без зимы.
А я зимою — без зимы.
Вода и солнце —
Лучший лекарь
От грусти ли?
Простуды века?
В снегах далече —
Полстраны,
А я зимою — без зимы.
А я зимою — без зимы
Вдоль пляжа
Занимаюсь бегом,
Но от кого?
Сбежал от снега
На самый краешек
Земли.
И что ж?
Зимою — без зимы.
А я зимою — без зимы.
Стихи читаю
В русском клубе,
Стихи лиричные сугубо,
Но в них, как соль
Сквозь синь волны,
Что я зимою — без зимы.
А я зимою — без зимы,
Но океан доносит эхо
Лесов озябших,
Эхо снега
Из той, где я рождён,
Страны…
А я зимою — без зимы.
***
Не на кабак и не на снедь
Прошу и океан, и небо:
— Подайте — на насущный снег,
Изголодался я по снегу.
Средь жарких солнц и жарких роз
Вымаливаю слёзно прозу:
— Не откажите — на мороз,
Изголодался по морозу.
И бью поклон всея Земле,
И ангелам её, и бесам:
— Подайте — на январский лес,
Хрустальней зимнего нет леса.
И будто ко всему привык,
Но этот голод крыть мне нечем.
— Подайте — на родной язык,
Хотя б на эхо дальней речи.
И в лучшей из заморских ниш,
Куда судьба лишь заносила,
О, как же я безумно нищ
Без нищей матушки-России!
Прошу я мысленно. Не лгу.
Но с каждым часом всё яснее,
Что не купить за всю деньгу
Ни края отчего, ни снега.
***
Ещё не отводишь в сердцах очей,
И не пробил разлуки час.
И я люблю тебя крепче, чем
Шею — топор палача.
И ведать не ведаю я пока,
Что день наш последний так скор.
И что судьбы роковой рука
Над ним занесла топор.
Ещё по-весеннему куст нагой,
Ты рядом, и это — рай.
И что мне топор, если без него
Голову потерял!
И что мне он, коль прозрачна тишь,
Коль руки твои, как жгут!
И я не знаю, за что пути
Нас вскорости разведут?
И станут мрачнее и куст за бугром,
И всё подо мной и над…
Но это будет уже потом,
Зачем мне про это знать?
***
Что затевать нам разговор,
Когда и без него всё ясно?
Любовь похожа на костёр:
Разжёг — глядишь, без дров погаснет.
Кто виноват — не виноват,
Что мы огонь не удержали?
Костры безумные горят —
Чем больше дров сухих, тем жарче.
Нам было не до скучных слов.
О, как мы весело горели!
Да только не хватило дров,
А те, что были, отсырели.
***
Стих мой ветреный,
Мой светлый,
Знать, мы оба не у дел.
Оттого и мил буфетный
Дым подвала ЦДЛ.
Славы, что ли, ждать в рассрочку?
Или махом ниц — в судьбе?
Наливаем каждой строчке —
Безработной голытьбе.
За глаза судьбу не хаем,
И она — как на духу…
А с тугими кошельками
Пьют-гуляют наверху.
Будто в небесах витают,
Но не ведают одно:
Что весомей, оседает
Не на небо, а на дно.
***
Что за чудо-благодать!
Загляжусь лишь в небо я,
Гуси-лебеди летят
В быль из сказки-небыли.
Над рассветною землёй,
Радостью и бедами,
Да над белой головой,
Белой, словно лебеди.
Погляжу я им вослед
С завистью заведомой.
Оттого бел белый свет,
Что в нём гуси-лебеди.
Поздно взглядывать назад:
Голова вся — в инее…
Гуси-лебеди летят
Песней лебединою.
***
Глубь океанская тоже полётна.
Мы до глубин, как до взлётов, так жадны!
В толще воды задыхаются лёгкие.
Нечем дышать. Пригодились бы жабры.
Этот простор закипающей пены
Смерти подобен негаданной, ибо
Царь-океан пробасит неизменно:
— Люди — не рыбы! Люди — не рыбы!
Рыбам бы тоже взмывать на поверхность,
Видеть надводное синее чудо,
Но как страховка всегда на поверку:
— Рыбы — не люди! Рыбы — не люди!
Да, мы — не рыбы, не птицы, но всё же,
Знать, любознательней суть человечья:
Всё, что запретно и что невозможно,
Манит извечно.
Делаем дело своё некрикливо,
Зная, что риски порой беспощадны…
Так у бескрылых рождаются крылья,
Так у безводных рождаются жабры.
Правление
Московской городской организации
Союза писателей России
сердечно поздравляет
известного русского поэта
Георгия Александровича КИКСМАНА
с 70-тием
Желаем крепкого здоровья,
бодрости духа
и успехов в творчестве!
|
|