Юрий Минералов
РЕКА ВРЕМЁН
|
МЕЩЕРА
М.П. Лобанову
О, эти юрские озера...
Жил рыбоящер, нынче — язь.
Покрыта мшарами, Мещера,
о, как Творцу ты удалась!
Сосновым духом облучая,
твой бор могуч и величав.
Тысячелетними очами
лосиха глянула стремглав.
Творец, нас вразуми, кощунных!
Мы рушим древний этот мир.
Мир Божий. Хомо скудоумный.
Последний шаг, а там и миг.
Молчат сороки-белобоки.
Молчит поляна — не дыши...
Лишь ежик выставил иголки,
да строят крепость мураши.
PARA BELLUM
Там, где пехота не пройдет,
и бронепоезд не дерзает,
хохлатый луцкий вездеход
туда-сюда переползает.
Болотисто, заглохший лес.
Но натыкаемся на доты.
Тут, видно, немец не пролез:
держала оборону рота.
Поднялся на крыло журавль.
От дури раскричалась пташка.
И пробирается москаль
к раздолбанным скелетам танков.
Вот пасть гнилую люк раскрыл.
Кусты над рваным ржавым телом.
А вот ошметок — это был
их пистолетик "парабеллум"...
Ни смеху нет, ни озорства...
Учиться бить еще не поздно.
И надо: позади Москва.
А запад снова дрянью полон.
ОСТРОВИТЯНЕ
Потомки проституток и бандитов,
ссылавшихся туземцам на беду,
втираются повсюду сановито
и скоро пол-планеты изведут.
Ну, спасу нет от наглых "миротворцев"…
Не допусти их, Господи, сюда!
...На черных скалах город злых уродцев.
Там сто религий. Веры — ни следа.
ЯЗЫЧЕСТВО
В глазницах потухшие угли.
Языческий артефакт.
Неостановимые джунгли
на острове Элефант.
Зверят одичалых община —
не тронет босяк босяка.
В спокойствии дружеском псина.
Мартышка баючит щенка.
Династии пресекались.
Тут счет потерялся векам.
Туристы, на идолов пялясь.
В спокойствии каменном храм.
Как жемчуг базарный фальшива,
усни эта вера, бай-бай!
Князь мира сего. Блудный Шива.
Красивый трагический край.
ПСКОВСКАЯ БЫЛЬ
(оккупация, 1942)
Перед Николой на Усохе,
сколь враг его ни искушал,
но, поддержав свой сан высокий,
отец диакон не упал.
Не пьян — поправился с похмелья!
Короче, самогону литр…
И ведь уже его за зелье
увещевал митрополит!
Владыка Сергий (Воскресенский)
ему грехи перечислял,
а рядом офицер немецкий
курил, пил кофе и скучал.
Псы-рыцари опять во Пскове!
Вот и у церкви их дозор.
Торчат рога, как на корове,
на касках этих таратор.
Диакон глянул боязливо,
где с гнутой свастикой флажок,
а после, бормоча молитву,
сошел к реке на бережок.
Фашист, раздетый до рубахи,
там лодку снедью нагружал.
И две советские девахи
грузились на корму, визжа.
Другой был главный в променаде.
Он все пожитки оглядел,
а после в лодку смеху ради
втолкнул отца: "Поп рюски, шнел!"
Туристы бодрые заплыли
на островок, достали снедь
и шнапс диакону налили,
и сами начали пьянеть.
Переводила девка: "Немцы
открыли вам еще церквей.
Молитесь вволю, вы, туземцы!
От веры русские тупей.
Бери стакан, бери котлетку.
У нас неплохо жить рабам.
Мы Сталина посадим в клетку.
Митрополит ваш служит нам.
Благодари же рейх, и — выпьем!"
…Диакон протрезвел, и как!
В нем чести зов пронесся вихрем.
Он сжал не слабый свой кулак.
Один сдох с первого удара.
Другой увязнул в кобуре
и тоже сдох. "Ну что, овчары?!" —
на девок русский заревел.
"Катитесь, шлюхи!" Сплыли мигом,
нестройно веслами тряся.
Диакон с посеревшим ликом
молился, ждал и дождался:
две быстрых лодки на моторах
летели к острову, гудя,
а в них эсэсовская свора,
сплошь автоматы наведя…
Но обрести в бою кончину
Иван приуготовлен был
и парабеллум, как мужчина,
по трем фашистам применил.
ИЗБОРСК
1
Непобедимый Изборск на Жеравьей горе.
Небо подпершие грозные русские башни.
Сколько сражалось тут Божиих богатырей!
Башни состарились.
Но имена бесшабашны.
Это Плоскуша. Рябиновка, Луковка там.
Вышка, Темнушка...
За стенами в крепости храм.
Как в нем намолено!
Тут, на невидимой брани,
Бог помогал, коль на приступы
шли басурмане.
Вот почему в эту крепость
врагу нет пути.
Страшно и радостно,
сердце колотится чутко...
Как тут намолено! боязно даже войти
в непобежденный Изборск, это Божие чудо.
2
Словенские ключи кипят, буяня.
Из камня бьют и со скалы летят.
Шалят мои любимые славяне.
Сын Владислав залез под водопад.
Георгий, младший, там же и не слышит
меня из-под воды наверняка…
О, сколько их, славянских ребятишек,
до этого резвилось тут века!
Не давних ли их криков отголоски
рокочут, как по камню перекат?
Над головой верхушки стен изборских:
они отсюда в самых облаках.
О, сколькие здесь дети возмужали!
И нынешние путь свой совершат…
А в сердце бьет по вечной вертикали
река времен, кинжальный водопад.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Сосен длинные ресницы.
Муром, спрятанный в борах.
Богатырский ковш водицы,
и меча его размах!
Мощный русский мужичина.
Муромцу не прекословь.
Явью бывшая былина.
Всенародная любовь.
Прихожу с земным поклоном.
Город, где он возрастал.
Карачаровские склоны:
он дубы раскорчевал.
Всех спаситель, всем подмога.
Детям дедушка родной.
Жил в народе, жив у Бога,
преподобный и святой!
АДМИРАЛУ ГОРШКОВУ —
ТОВАРУ И ЧЕЛОВЕКУ
(сон)
Вот и океан. У индских берегов
бродим по жаре, от жажды изнывая.
Я недаром вздрогнул: "Адмирал Горшков",
проданный — слыхал, что выгодно! —
в Мумбаи…
Строился он в бой, а вышел на базар.
Мелко тут ему с такой судьбиной глупой.
Крейсером он был. Теперь он стал товар.
Сколько тут ракет! а долларов, а рупий!
Переименован адмирал Горшков.
Три десятка лет служил стране главкомом.
Долгие дела… Грозой был для врагов!
Продан кем-то он, а снят он Горбачевым.
Теплоход уходит в океан парной.
Чай везет индийский. Чайки провожают.
Но иные птицы над моей страной
носятся кругами и победно грают.
ДИПЛОМАТ
Памяти В.Е. Нерубайло
Гулял без охраны посол
по улицам темным Тираны.
Албанский народ к нему шел.
Его опасались тираны.
Но МИД его отозвал…
Не врал доносительский опус.
Посол наш переиграл
весь натовский склизкий дипкорпус!
Преемник за стол его сел.
Пришли толерантные планы,
а косовский чирий все зрел...
И я не поеду в Тирану,
где русский считался своим,
народ был готов на восстанье,
где ночью бродили мы с ним,
последние могикане!
|
|