Лидия Жарова
ЗОЛОТОЙ ОБОДОК БОКАЛА
|
ЛОЖЕЧКА И СТАКАН
Маленькая ложечка привычно кружилась в полупрозрачных объятиях тонкого стакана. Она почитала себя главной в их многолетнем альянсе. Дело в том, что только при ее непосредственном участии стакан мог обретать голос. И поэтому ложечка чувствовала свою полную власть над ним: чем чаще стучалась она в его сердце, тем громче и охотней он отвечал ей. Часто стакан наполнялся чем-то горячим, сладко-привлекательным. И тогда ложечка нежилась в потоке его страсти, и голова ее слегка кружилась. И все-таки, к сожалению ложечки, стакан не всегда оставался надежным партнером: он имел несчастие опустошаться. И тогда он терял всякий интерес к бедной ложечке. Сверкающий и холодный, он молчаливо стоял на полке, а ложечка мечтала, мечтала вновь очутиться в его пылких объятиях. "Какое счастье быть нужной!" — думала она, зябко поеживаясь.
Но однажды на кухонной полке появился бокал. Новый компаньон был цветист, ярок и перепоясан загадочными иностранными надписями. Ложечка таяла от восторга. Элегантный золотой ободок казался ей настолько привлекательным, что буквально завораживал ложечку до полного оцепенения.
"А имя, имя-то! — обмирала она. Бо — кал... Не какой-нибудь там бакшеевский стакан, а бо — кал!" Надо сказать, бокал пользовался хозяйским спросом, и трепетная ложечка все чаще попадала в его обьятия. Дни шли за днями, чаепития следовали за чаепитиями...
И вот как-то ночью ложечка, отдыхавшая после очередного пироксизма страсти, услышала какой-то звон (или стон?), возвестивший о чем-то безнадежно разбитом. В кухне зажегся свет, и ложечка не обнаружила на полке старого привычного стакана. Хозяйка, заметая осколки, ворчливо сказала: "И чего ему не стоялось? Ну да бог с ним!"
Растерянная ложечка не спала всю ночь. А утром с удивлением отметила, что теперь вовсе не рада встрече с де Бо — калом. "Фу, фарфоровый французский франт!" — раздраженно фыркала она. И ей было невдомек, отчего исчезла острота прежних ощущений. И золотой ободок бокала стал казаться ей просто банальным сусальным ошейником...
МАРКА И КОНВЕРТ
Марка, как и все уважающие себя почтовые марки, мечтала о порядочном и надежном конверте. Какая заманчивая перспектива стать маркизой (или почти маркизой) и отправиться вместе с конвертом в какое-нибудь далекое свадебное путешествие! Только он и она!
И вот однажды это случилось: они встретились, и марка с доверчивой радостью припала, словно приклеилась, к *веленевой груди конверта. Он был прекрасен! Однако, что наполняло его, ей было неведомо, и марку мучило любопытство. Единственное, что ей было позволено знать, так это — куда они отправятся. А вот зачем и что у него на уме? Как всякая женщина, она жаждала знать о своем избраннике все. Но увы! Конверт раскрывать себя не считал нужным.
На этом ее неприятности не заканчивались. Чем дальше шло дело, тем больше марок приклеивалось к его широкой груди. А ей так хотелось быть единственной и неповторимой! И самое грустное в этой истории было то, что сам конверт это обстоятельство ничуть не волновало — он был бесстрастен. "Ах, — шептала марка в негодовании, каков ветреник, каков ловелас!"
Гнев иссушал душу, и сил любить уже не было. Почти высохшая марка не могла более держаться и она, как-то неловко скукожившись, упала на дно старого почтового ящика, где ее приняли за случайно попавший сюда мусор: "Ах, — вздыхала марка, он исконверкал мне жизнь!"
А конверт... конверт был уже где-то далече.
ГОРОДСКИЕ ЗАРИСОВКИ ЛАВАТЕРА
Две молодые женщины неспешно судачили у палисадника. Стоял июль, и палисад буйствовал почти языческим розовоцветьем. Белобрысая девочка лет семи крутилась рядом, надоедливо дергая мать за руку. Мимо шли пешеходы, шуршали авто, но девочку это не развлекало. Ей было скучно. Прыгая, она повернулась спиной к шоссе и вдруг остолбенело остановилась. Ее глаза с белесыми ресницами округлились, она замерла от едва осознаваемого ею восторга: высокие, усыпанные крупными ярко-розовыми цветами растения внезапно поразили ее: Аленький цветочек! И каждый из огромного множества внимательно смотрел прямо в её лицо!
— Мама, мама, как называются эти цветы?
— Не знаю, — досадливо отмахнулась та и, не прерывая разговора, погладила свой счастливо округлившийся животик.
— Ну, ма-а-ма, — просительно тянула девочка. Из дома с палисадником вышла с ведром его хозяйка по воду.
— Это, дочка, лаватера, — мягко сказала она, проходя мимо.
— Лаватера... — задумчиво повторила девочка. Ее лобик тотчас нахмурился от только что пришедшей в голову очень важной мысли. Она вдруг резко задергала мать за руку, решительно прерывая беседу:
— Мама, мама, когда родишь мне сестричку, давай назовем ее Лаватерой!
Мать на мгновение удивленно замерла: казалось, она прислушивается к чему-то в глубинах самой себя. Женщины замолчали, потом заулыбались.
— А если будет братик? — спросила вторая. Девочка нашлась без промедления:
— Тогда будет... Лаватер!
— Так и сделаем, — согласилась мать и ласково погладила девочку по голове. Они уже собирались расходиться, когда из калитки вышла хозяйка с букетом алых цветов. "Это мне? Я знала.. .знала, что родится сестричка!" — восторженно шептала девочка глазастым соцветиям.
|
|