Виктор Крамаренко
БОЛЬШОЙ РАЗМЕН
|
Посвящается Анатолию Гантваргу, неоднократному
чемпиону мира по международным шашкам
1
Как же душно, как тяжко, как муторно на душе!.. Кондиционер, устав выхватывать горячий воздух, жужжит, хрипит от бессилия, будто доживает последние минуты своей жизни. Шум прибоя украдкой заглядывает в открытое окно, но спасительную прохладу не приносит. Третий час пошёл моих мучений. Нужно обязательно уснуть. Чемпионат ещё не набрал обороты, а я уже две партии сдал. Да как! По-мальчишески, по-идиотски, трусливо и скучно. Как я играл?! С ума сойти. Без борьбы, без куража. Шашки двигал с натугой, словно ставил позицию в первый раз. Полез в эти дебри, в это болото и захлебнулся в нём окончательно. Ведь видел ничью, просчитывал, упрощал. И так обделаться, так фраернуться!
И какой идиот собрал нас в Парамарибо, у чёрта на куличках? Где духота обжигает лёгкие, где от пота на губах выворачивает и пронизывает все внутренности насквозь, где готовишься к партии в перевёрнутых наизнанку часовых поясах. Забыть эту дрянную игру, измотавшую, изуродовавшую жизнь, превратившую меня в энциклопедию, в компьютер, который вырвал из моей плоти всё живое. Послать всех подальше, уехать домой и жить спокойно, занимаясь обычными для людей делами. Как хочется простых человеческих радостей: читать любимые книги, наслаждаться красивыми женщинами, бродить по родному Минску долгими тёплыми ночами. Уйти из шашек и отдыхать, отдыхать. Слава богу, накопил!.. Чтоб эта проклятая доска не затмевала белый свет, чтоб эти чёрно-белые твари не снились по ночам, не душили, не заковывали в кандалы и не вели на эшафот.
Спать, спать… Сотни раз проходил это построение, у кого только его не встречал. Примитивная, ничего не решающая позиция. Вирсма однажды изменил ход, кажется, в Амстердаме на чемпионате юниоров, но всё равно ничего не добился. А тут вдруг — бац! Я глазам не поверил. Шашка встала на клетку, на которой не должна находиться ни при любом раскладе. Рушилась вся схема, созданная и выстраданная целым поколением гроссмейстеров. Вот это да! Он ошибся, зевнул, поддался на авантюру? Или нашел новую идею? Вроде ничего не меняет в игре, а как встала. Перешагнув середину, она легко и непринуждённо оторвалась от своих, вклинилась в мой авангард и как бы говорила: "Попробуй, возьми!" Обалдеть можно! Он, ухмыляясь, записал ход и ушел, а я?.. Сколько же я продумал? Этого времени хватило бы и ещё на одну партию. Поднимался флажок, а я упёрся, как баран, опасаясь принять какое-либо решение. Надо было действовать, двигать вперёд, как в молодости, лихо и бесцеремонно! Пусть интуитивно, авантюрно, ошибочно, но действовать, не паниковать и не впадать в уныние.
Эта шашка росла, становилась чернее остальных своих сородичей и больше, заполонила доску, перегородив все изведанные пути отхода и нападения, словно каменная глыба, свалившаяся на горную тропу. Она мешала моему продвижению, сковывала тылы. И мои, и его.
Спать, спать... Чёрт! Две партии уже сдал, и это в начале самого главного турнира, к которому так усиленно готовился! Пренебрегая всем — и духовным, и телесным. Вряд ли теперь получится выстрелить. Останусь вечным вторым!.. Поставил на карту жизнь, её и получил — бездарную, неудачную, обделённую... Ну всё, спать!
Нужно принять ещё раз душ, иначе растворишься в этой парилке, и мозги вместе с жарой унесёт кондиционер в чёрное суринамское небо. И лови их потом, мысли-то. А он, по-моему, совсем отказал. Не жужжит, затих, словно прислушивается ко мне.
Завезли на край света — экзотики захотелось! Ну — голландцы, ну — протекторат, блин!.. Но правит шашками пока советская школа и президент ещё наш... Всё продаётся и покупается. Сколько ему отвалили, чтоб чемпионат проводился здесь? Плевал он на нас. Главное — престижная должность, поездки, подарки...
А может быть, пройтись по набережной, искупаться в ночном океане. Чёрт с ним, с чемпионатом. Дьявол его побери!
— А я всегда нахожусь там, где страсть людская взывает о помощи, — вдруг раздался голос прямо над ухом. — И унимаю её, и возрождаю. Пойдём, ты ведь хотел искупаться.
Что это? Вероятно, в этой гостинице такая слышимость. Но произнесли-то по-русски?..
— Ты меня звал или мне показалось? Пойдём, пойдём, окунёшься, заглушишь свой бестолковый огонь, что не в состоянии ни зажечь, ни согреть, ни осветить твоё жалкое нутро.
— Вы кто? И как вошли в номер?
— Ты сам произнёс моё имя. Я тот, которого люди почему-то боятся, кому приписывают страшные злодеяния, коварства и искушения, а сами порой вершат необъяснимые поступки, граничащие с сумасшествием и колдовством.
— Но почему я вас не вижу? Если вы есть на самом деле, покажитесь.
— Я это знаю, но ещё не решил, в каком обличии появиться перед тобой. Хочешь, отцом твоим стану или матерью? Братом, тренером, священником?.. Хотя, нет, ты в Бога не веришь. А может быть, горячая мулатка разбудит в тебе настоящую страсть, не ту пустышку, мерцающую и тлеющую, задутуя холодными ветрами в твоих белорусских лесах, а пламя, взрыв, извержение, которого никогда не забудешь? Эти местные простушки глупы и наивны, но они искренние, им юлить с тобой не надо, говорят правду, дают дельные советы даже во время любовных утех. Кем мне стать? Кому безоговорочно ты поверишь?
— Я не знаю… Лучше видеть истину, наверное.
— А не испугаешься моего вида? Бывало, люди только посмотрят на меня и уже ничего потом не соображают. Зачем, спрашивается, тогда звали? Знали же, на что шли. Я ведь не пугаюсь вашего уродства. Вы созданы по подобию Божьему, потому и несовершенны. Только — по подобию… А мои возможности безграничны. И если доведётся мне создать себе подобное существо, оно будет совершенным, всемогущим и бессмертным. Потому что оно будет моим продолжением. Так что, показываться? Не испугаешься?
— Бред какой-то. Я, наверное, сплю. Пора заканчивать играть, иначе точно попаду в психушку.
— Нет, ты в неё не попадёшь, ты будешь гражданином мира, твоя дочка будет жить в Австралии, жена — в Америке, а сам, разрываясь между ними, закончишь свою жизнь в родном Минске, где лежат в земле твои предки. Бросить всегда успеешь. А ты докажи, прежде всего себе, что играешь лучше, что талант твой непревзойдённый, что годы изнурительного труда не прошли напрасно.
— Но не каждому дано быть чемпионом мира. Их — единицы.
— Да если хочешь знать, они все в своё время ко мне обращались, все со мной говорили, просили, умоляли. И я им помогал.
— Вон оно что?
— А ты как думал? Просто так они восходили на Олимп? Я их делал гениальными. Их мозг творил такие чудеса, что любой компьютер сгорел бы от перенапряжения. Это безмозглое создание когда-нибудь настолько осмелеет, что тоже явится ко мне. И я не уверен, какой будет его просьба и чем она лучше человеческой. Гениальность — это состояние, а не работа двух полушарий. Состояние лёгкости, воодушевления и игры. Великие открытия человечество сделало именно в этом состоянии. Их было мало, этих открытий, и не так уж много будет, поверь мне. Люди разгадали тайну атома, но за ней — пустота. Бог позволил лишь приоткрыть завесу, а вы и довольны. И ринулись туда, хотя разгадка жизни совсем не там, куда Он указал. Свет губителен для всего живого! Он несёт рождение, но и быстрое увядание. Нужно быть хитрее — поблагодарить за зачатие и отказаться от Него. Только тьма способна дать умиротворение, только забвение приблизит вас к бессмертию. Жестоко? Да. Чудовищно? Да! Но это так. Люди алчны, дики, слепы и немы. Лёгкость и игра воображения им не доступны. Лишь во сне, может быть, когда отлипают от обрюзгших и разомлевших тел злоба, похоть и лицемерие. Они рыщут в бесталанной куче, копаются, как жуки в навозе, выискивая вонючее зерно. Они думают, что отыскали звезду, но дерьмо всегда остается дерьмом, как бы его не отмыли и не дали прорости. Только единицам я помогаю вылезти из навозной кучи, только их я одариваю своим благоденствием и награждаю духом победителя. И этот дух не покинет моего избранника до самой смерти. Хочешь быть гением?
— Я не знаю.
— Я помогу тебе стать гениальным шашистом. Тобой будут восхищаться, о тебе напишут книги, создадут фильмы, твоё творчество проштудируют потомки, в далёкой галактике назовут звезду твоим именем. Ты будешь первым до конца своих дней. Непобедимым, непревзойдённым! Чемпион мира — Александр Дымов! Звучит?
— Я теперь ничего не знаю. Явь ли это? А что нужно взамен?
— Брось ты... Ничего не требуется отдавать и тем более продавать. Это богобоязненные дельцы, гордо именующие себя носителями истины, выдумали такую присказку, чтоб побольше завлечь на свои сборища людишек и упиваться властью над ними. И заметь, они боятся Бога, но не меня. Дать им возможность проповедовать мои истины, они проклянут своего Спасителя так же, как проклинают сейчас меня. И запомни, что гениальность — это не всегда искра божья, но и мои скромные плоды.
— Наверняка потребуешь сердце моё, душу? На меньшее не согласишься. Или жизнь?
— Вот это уже другой разговор. Но жизнь мне твоя не нужна. Зачем она мне? Меня больше интересует твоё грядущее, что посильнее тебя, в кого вселится твоя душа, и на чьей стороне она будет сражаться при Армагеддоне.
— Он все же будет?
— Обязательно. И, переходя из поколения в поколение, душа выхлестнет из себя былое предназначение, наполнится иной силой, более правдивой и искушённой, и припадёт к моим ногам. Но это будет не скоро, оно тебя не должно беспокоить.
— То есть людей ждут страшные события, испытания, наказания...
— Страшно не то, каким видится вам конец света. Ужас в том, что в каждом из вас в груди томится маленькая частичка, крохотное зёрнышко Того, кого любить давно уже не следует. Эта мелочь туманит вам мозги, травит так называемой любовью. А Он вас бросил и огонь свой исцеляющий переметнул в другие миры, где ему вольготно, а моя власть ещё не так сильна.
— Это правда?
— Я всегда говорю откровенно. Так честнее. Ты мне — душу, я тебе — славу. Это же вы придумали, что у правды одна сторона. Какая ерунда! У правды столько сторон, сколько нужно. Вы, наверное, имели в виду Его правду? Чушь! Каждая секунда, каждое мгновение рождает свою правду, и в какой в этом бесконечном множестве ты оказался, та и твоя. Она одна для тебя и бесконечна для других. Малейшее замешательство, задержка дыхания, и ты окажешься в другом времени и в другой правде. Хочешь, я расскажу, каким будет твое будущее, если не согласишься на мое предложение. Оно довольно-таки обыденное и не яркое. Не погибнешь, нет. Ты бросишь шашки и устроишься санитаром в дурдом, закончишь институт и найдешь призвание в психиатрии. Но она тебя не поднимет к высотам. Женившись, уедешь в Германию (не в ГДР, её предадут твои убогие правители), займёшься бизнесом и прогоришь. Но жить будешь долго, бедно и неинтересно. По помойкам лазать не будешь, но на пропитание и на пиво с бомжами заработаешь. О тебе все забудут, и ты всю жизнь будешь страдать оттого, что не послушал меня. Соглашайся, и я сделаю из тебя гения.
— Почему именно из меня?
— А что скрывать? Ты горд, самолюбив, талантлив, не стар и готов на всё ради цели. Ты азартен, коварен и злопамятен. Ненавидишь не только соперников, детей и жён их, но и саму игру, которой отдал большую часть жизни.
— Врёшь ты всё!
— Нет, это правда. И ты сам её знаешь. Она тебя измотала, высосала все силы и всё, так или иначе связанное с нею, ты ненавидишь до такой степени, что готов взорвать с ней весь мир, всю Вселенную вместе с собой. А это невозможно. Ты слабый и ничтожный человек и, к тому же, ничего другого делать не научился, потому и смирился. Так что, лучшего избранника мне не найти. Соглашайся, и получишь всё, чего пожелаешь.
— Но как я буду жить без души? Разве это возможно?
— А ты её чувствуешь? Да и на что она тебе? Ты получишь славу, деньги, уважение сильных мира сего, большинство которых уже бездушные. Появятся прекрасные женщины, роскошные дома, автомобили, в игорных домах ты будешь непобедимым.
— Трудно в это поверить.
— Чудак человек, сегодня же начнёшь выигрывать и в итоге станешь чемпионом.
— А после смерти попаду в Ад.
— Вначале будет суд, там мы и определим, где тебе находиться, посмотрим, выполнил ли свою миссию и как подготовился к смерти.
— Кто это — мы?
— Бог и я. И тебе, мой друг, повезёт, что я буду вторым судьёй и в обиду тебя не дам.
2
Надо же... Кому рассказать, не поверят. Да и кто будет слушать, если прознают, о ком идёт речь. Почему он выбрал именно меня? Неужели дела мои настолько плохи, неужели я к этому уже готов? Приговорён, и душа бьётся в заточении. А нужна ли она мне, коль смогу жить и без неё? Вернее, с чужой душой, продажной и кем-то отработанной? А жить-то красиво хочется, достойно и сыто, наслаждаясь сокровищами своего таланта! Чёрт с ней, с душой!
Ничтожество, завистник, пустозвон!.. Не по правилам жил, не по совести и закончу. Но великие люди по правилам никогда и не жили. Возьми Пита Роозенталя — мальчиком пошёл наперекор всему шашечному миру, доказал, что коловым построениям и охватам принадлежит будущее. Пацаном громил всех мэтров, которые не смогли перестроить академическое мышление и тупо двигали шашками по старинке. Жить, как все, делать то, что все делают, — это быть незаметным, слабым, неудовлетворённым. Это слиться в одну серую толпу и мечтать лишь о том, чтобы, не дай бог, эта толпа тебя не вышвырнула. Для неё и выдуманы законы. Что в толпе происходит, меня не должно интересовать. Я — не серость, не шелупонь безлошадная!
Международный гроссмейстер! Их — миллионы, а нас — единицы. Толпа должна работать на нас, лелеять и восхищаться. А совесть? А что — совесть?! Какая мне разница, что с моим телом произойдёт после смерти. Сгниёт в земле или унесёт его этот безмолвный океан. Надо ли об этом думать, пока живёшь?
Наконец-то мой противник сделал ход. Ты, брат, так же долго думал, как я в прошлой партии. Только у тебя времени ещё достаточно, а я вчера был в цейтноте.
Ага, хочет захватить центральное поле. Ну что же, иди, милости просим! Центральные шашки сильнее бортовых — так, что ли, учили когда-то. Будет центр в порядке — будет и успех! Хорошо… А мы ему освободим дорогу. Прошу, юноша, наверное, ты позабыл, что в позиционных построениях равных мне нет.
Пошёл дальше?! Смело. А чем подкрепишь свою бесстрашную шашку? Она же голой останется. Ну, ладно, подготовим охват. Коловые построения — моя излюбленная игра. Прошу дальше, вперёд! Как там у Заболоцкого?
Душа обязана трудиться
И день, и ночь. И день, я ночь.
Но в каждой работе должны быть смысл, цель, конечный результат, иначе бесполезность погубит её. Заболоцкий прав: безделье убивает душу… А бесполезность? Обидно, что мне досталась непутёвая, заговорённая, горемычная душа. Тело Заболоцкого мотало срок в неволе, а душа трудилась, чтобы жить вместе с ним. Не сбежала, не изменила. Мне б такую душу — помощницу, трудягу, везунью... И что о моей жалеть, если труд её оказался напрасным?
А-ах! Не может быть?! Ну-ка, ещё раз... Вот это да!.. Как же раньше никто этого не увидел?.. Три мои шашки, сгруппировавшиеся у борта, тихие, бесполезные, застенчивые и трусливые, хранят в себе такой удар. Только бы отвлечь мышиной вознёй в центре, только бы пошёл он на большой размен.
Как хорошо, как легко мне! Как будто и не было бессонной ночи и немыслимой беседы с дьяволом. Голова не раскалывается, перестала душить сухость во рту, и ноги наконец-то сбросили стопудовые гири. Хочется оттолкнуться от сцены, вспорхнуть, как пушинка, как ангел, пролететь над поражённым залом и вернуться окрылённым, чтоб добить дерзкого юношу блестящей комбинацией.
Он собирает души для будущего сражения. Дурак! Да впереди ещё и Божий суд. Грехов-то я больших, вроде, и не совершал. Никого не убил, никого не ограбил, чужую жену не имел, старикам своим обеспечил счастливую старость. Не того нашёл, не там выискивал. Если ты здесь, читаешь мои мысли, так вот, получай! Смотри, что я сделаю на доске и без твоей помощи. Ты видишь, какая комбинация зарождается! Сказка! Чудо!
Соперник ещё пытается размуровать фланг, разрушить моё грозное коловое построение вознёй в центре. Дурашка не видит, что его ждёт после большого размена. Он упрощает, идёт на ничью. Но всё это бесполезно. Мои три бортовые уже нацелены на сокрушительный удар, и я от него не откажусь. Как замах булата былинного исполина, сметающего головы ненавистным басурманам, они застыли в нетерпении, чтоб через мгновение разбить в пух и прах войско противника и восторжествовать на поле брани. Он попадёт на такую комбинацию, от которой ахнет весь мир. Ты видишь её, видишь? Никто никогда её не проводил. Она — моя плата тебе, мой шедевр!
Так и есть. Пошёл на размен. Ну молодец, юноша, торопишься, флажок у тебя начинает подниматься. Давай, быстрей записывай и — вперёд, мне не терпится насладиться кровью побеждённого, доказать, и не только себе, не только всем и вся, что в мире появился новый шашечный гений. Ты не властен надо мной.
|
|