Уже который год природа щедро делится со мной своими чувствами. Я взвешиваю их, стараюсь расслышать то, о чем вздыхает птица и поет река. Мне не безразлично, чем живет в глубинах рыба. Я пытаюсь найти сердечную траву, хочу понять и оценить приверженность колонии серых цапель моей "малой родине".
В аквариуме Коктебеля я наблюдал за морским золотым карасем и пытался уяснить для себя, для чего он живет на свете в ящике из стекла, если его стихия море. Наблюдая за поведением дельфинов Яши и Яны в дельфинарии, хотел вникнуть в психологию семейства китообразных, отрицающих глубокие чувства ради карьеры.
И волчий вой, напоминающий радостное песнопение, и хитроватая ворона, поселившаяся на Малой Бронной в столице, и непроглядная темь за Вологдой, открывающаяся из окна поезда "Москва-Архангельск", и камбала с нехарактерным для рыб строением тела и расположением органов чувств, и золотая копна, в которой раскинувшись и сладко улыбаясь, дремлет человек, и многое другое — темы, которые меня занимали летом и в начале осени.
В КОКТЕБЕЛЬСКОМ ДЕЛЬФИНАРИИ
Василию Емельяненко
Яше — под двадцать пять,
Яне — шестнадцать.
Любят озоровать,
Точнее, купаться.
Яша и Яна вновь
Ждут побузить момента.
Спросите, а любовь?
Это — аплодисменты.
Всюду кричит люд,
Толкающийся по борту.
Это взглянуть идут
Только на их работу.
Вы, к примеру, смогли б
Прыгать с улыбкой
За пару каких-то рыб,
Именуемых рыбкой?
То-то же и оно,
Что показали б спину!
Подобное запрещено
Цирковому дельфину.
Вместе им сорок лет.
Это еще не возраст.
И слаще той рыбы нет,
Чем удивленный возглас.
ВОРОНА
Кто-то золото теряет,
Счастье светлое свое.
А ворона подбирает,
Что упало, то ее.
Ей ни холодно, ни жарко.
Чьи-то боли нипочем.
Можно радоваться, каркать
У несчастных за плечом.
И нисколько ни накладно
Жить свой век, не дуя в ус,
Неуклюжим клювом жадно
Счастье пробуя на вкус.
Не ударят, не осудят,
Чертыхнутся и пройдут.
В этом мире только люди
Глупо так себя ведут.
И ворона, словно с трона,
Смотрит, где поднять чего.
Ведь ворона есть ворона,
Не упустит своего.
Семенит по Малой Бронной
Меж толпою и жильем.
Вот и празднует ворона,
Если повод ей даем.
ДЕРЕВЕНСКИЙ СЮЖЕТ
Спелых яблонь дыханье тяжелое.
Грузный август спешит на покой.
Даже солнце какое-то желтое
Спать ложится за хмурой рекой.
В поле облако село лохматое,
Стылым небом устав кочевать.
Ты дождешься, возьму и просватаю,
Чтоб потом одному горевать.
И живи с прохиндеем из города,
С модной стрижкою вместо косы,
Ну а я отпущу себе бороду,
И большие-большие усы.
И уже никогда мы не встретимся
На лугу, где храпят облака…
Но пока-то мы рядом, мы светимся
И валяем с тобой дурака.
Никуда мы отсюда не денемся,
Никуда не уйдем, хоть кричи!
Только вот потеплее оденемся,
Чтобы зиму прожить на печи.
ЗОЛОТОЙ КАРАСЬ В АКВАРИУМЕ
Елене Назарчук
Этот карась настоящий,
Этот карась золотой,
Жалко, что не говорящий,
Золотом не налитой.
Не попадается в сети,
Не зарывается в грязь,
Самый блестящий на свете,
Самый облезлый карась.
Чешется боком о камни,
Всем своим бедам назло.
Можно потрогать руками,
Только лишь через стекло.
Вросший в аквариум тесный,
Плавает, морю молясь,
Самый на свете чудесный,
Самый пропащий карась.
ЛЕТНИЙ СОН
Человек уснул в копне.
Человеку снится что-то.
Спит в заречной стороне
Человек после работы.
Увиваются шмели
И порой до крови жалят.
Но куда-то прочь ушли
И усталость, и печали.
Спит в двух метрах от избы,
Смачно радуясь чему-то.
Вот, досталась от судьбы
Эта сладкая минута.
Чтоб его не разбудить,
Ветер сдержанно вздыхает:
— Человек умеет жить,
Даже если отдыхает!
***
Осенних дней скупая благодать,
Ночные вздохи дремлющего сада.
И даже звездам землю не видать,
А им вот-вот на землю падать надо.
Такая темь, грешно озоровать,
Искать плоды в глуши чужого сада…
Да кто же здесь решится воровать,
Когда в саду отсутствует ограда.
ПРО ВАНЬКУ
Кто-то спит и видит сны,
Кто-то топит баньку.
От весны и до весны
Друг валяет ваньку.
А без ванек как у нас?
Не подраться — стыдно.
Вышел ванька, дали в глаз,
Ничего не видно.
Отсыпается опять,
Делает примочки
И укладывают спать
Сыновья и дочки.
Без работы, как-никак,
Вся семья большая.
И пожить, как он, вот так,
Ванька приглашает.
Встанет ночью, не дыша,
Около у лампады.
Плачет ванькина душа:
— Ах вы, гады, гады…
Вот те ванька, ешкин кот…
Помнит все, холера!
До сих пор еще живет
В нем и злость, и вера.
ВОЛЧИЙ ВОЙ
Тишина! Предвестник бед!
Вон луна какая вышла!
А в деревне света нет.
Почему? Да так уж вышло.
И в глухую тишину
За кладбищенской оградой
Воют волки на луну,
Воют, надо и не надо.
Содрогается народ,
В небе звезды обмирают.
Волки так из года в год
Радость небу доверяют.
И вот так из века в век,
Воют, как могилу роют…
Воет с горя человек,
А они от счастья воют.
ГОНКОНГ*
В городе этом тесно,
В городе этом грустно.
Если и слышно песню,
Значит, напился русский.
В каждой семье клетка,
В каждой семье птица.
Только живая ветка
Птицам ночами снится.
Нет для собак луга,
Нет для котят сквера.
Жить, не имея друга,
Это, конечно, скверно.
Нет у Гонконга места,
Нет у китайцев шири.
Что же мы валим лес-то
С ними уже в Сибири?
« В Гонконге почти в каждой семье есть птицы. Они заменяют людям общение с животными, которых негде выгуливать из-за плотности застройки. На площади в 1 тыс. кв. км проживает 6 миллионов человек.
ЗА ВОЛОГДОЙ
За Вологдой береза и сосна,
Угрюмые болотистые хляби.
Ни одного не спящего окна,
Ни одного Добрыни и Осляби.
В глухих лесах стоят монастыри,
В пустых церквях не молятся как надо,
И надо всей Россией до зари
Слепые звезды источают ладан.
Гляжу в окно, а звезды не видать,
А ведь по ним дорогу ищут люди.
И ни за что без них не угадать,
Что все же с нами этим утром будет.
КАМБАЛА
Александру Тимченко
Камбала минует сети,
Камбала не знает сна,
У нее на белом свете
Жизнь придонная одна.
У нее и рот-то слева,
Плоскогрудая она,
Но плывет, как королева,
Оттолкнувшись ото дна.
И ее почти не видно,
Да ее почти что нет.
А другим за цвет обидно —
Часто губит яркий цвет.
Камбала обходит глуби,
Ищет, где бы полежать.
Только кто тут приголубит,
Кто рискнет к груди прижать?!
И она полжизни вдовой
Ходит в трауре одна,
Из подводной тьмы глубокой
К свету тянется она.
НА РЕКЕ
Не раз тонул в бучилах,
И что теперь скрывать,
Река меня учила
Как легче выплывать.
Над головой раскаты,
От молнии темно,
Но я все перекаты
Прошел уже давно.
Река, одно мученье,
Стремится лодку сбить.
Но если есть теченье,
То есть куда и плыть.
ОСЕНЬ НА ДАЧЕ
В сарае лопаты и грабли.
Уже журавли не трубят.
И осень последние капли
Уже отряхнула с себя.
Уже приготовилась мерзнуть,
И чахнуть на зябком ветру.
Но быть-то веселым, не поздно,
Чтоб птицам свистеть поутру,
Взбегать на огромную кучу,
Листвой запрудившую сад,
Махать на заблудшую тучу
И гнать эту тучу назад.
Но мысль посещает, старею
И чувствую старость спиной.
Старею? А, может, добрею,
Раз птицы распелись со мной.
***
Под ветлой резвится жерех,
Щука ходит в камыше,
Мелюзга уткнулась в берег,
Полумертвая уже.
Жизнь идет, вода скрывает
Все, что было под водой.
Сердце кровью обливает
Встреча с близкою бедой.
Смерть никто не угадает.
Так идет из века в век:
Рыба рыбу поедает,
Человека человек.
СЕРДЕЧНАЯ ТРАВА
Как, вы не слышали имя такое?!
Но, говорят, и поныне жива.
Я как услышал, лишился покоя,
Что есть такая в России трава.
Все перелески в округе облазил,
Лугом и полем ходил целый год.
Но не нашел, видно, кто-нибудь сглазил.
Но все равно где-то есть и живет.
Разве возможно на свете иначе!
Ну, не увиделись, жребий не мой.
Я понимаю, большая удача
Встретиться в жизни с сердечной травой.
Ну, разминулись, но это не драма,
Это житейские, в общем, дела.
Если б нашел, вероятно, и мама
Рядом со мною еще пожила.
ЧТО-ТО ТАМ ЕСТЬ В ГРУДИ
Знаю, о чем поет
Или вздыхает птица.
Каждой весною вьет
Гнезда и в них гнездится.
Это же адский труд
Вновь возводить жилище,
Но все равно несут
Крылья на пепелище.
Большего счастья нет
Землю любить родную.
Я ее столько лет
К этой земле ревную.
Крикну ей: "Уходи!" —
Сникнет и онемеет.
Что-то там есть в груди,
Что уходить не смеет.
|
|