Юрий Минералов __ БОРОДИНО
Московский литератор
 Номер 17, сентябрь, 2007 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Юрий Минералов
БОРОДИНО

     
     БОРОДИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ, "ДЕНЬ БОРОДИНА", прогремело над Россией и Европой 7 сентября 1812 года (то есть 26 августа по старому стилю). Оно состояло из серии французских лобовых атак на центр русской позиции, которые нашими отражались с исключительным героизмом.
     Эти лобовые атаки выдают неглубокий, но крайне самоуверенный расчет избалованного успехами полководца на грубую неотразимую силу — расчет покончить с более слабым противником несколькими страшными, но в общем-то примитивными ударами.
     Дело в том, что армия захватчиков была изрядно больше кутузовской. Не все знают, что значительная часть русских войск в 1812 году так и не приняла участия в бевых действиях — эти войска прикрывали дороги на Петербург. Так или иначе, во французских атаках при Бородино днем с огнем не сыщешь проявлений наполеоновской стратегической "гениальности" (которую нередко хочется назвать "пресловутой").
     Первые французские удары были нанесены по Семеновским ("Багратионовым") флешам, следующие — по расположенному правее их редуту Раевского.
     Флеши не являлись обеспечивающими какую-либо защиту людей укреплениями: это насыпи высотой по грудь артиллеристу, сделанные, чтобы удобнее поставить пушки. Они, кстати, ныне восстановлены. Редут Раевского, редут слабого профиля, был в спешке возведен на кургане тоже чтобы удобнее расположить артиллерию, а не как-то защититься от пуль, картечи и шрапнели.
     Если всё же коротко, но по порядку, то события развивались так. В шестом часу утра французы огромными силами ринулись на село Бородино, стоявшее перед русским правым флангом. Там были только полк егерей и отряд русских моряков. Егеря и морской экипаж отступили, перейдя через реку Колочу к основной части армии. С этого момента Бородино, давшее название сражению, никак в нем особенно не участвовало. Оно просто было полно гомонящих французов, и всё.
     Наша позиция была растянута километров на восемь, и чуть левее ее центра одновременно с атакой на Бородино оказались атакованы вышеупомянутые Семеновские флеши. Сначала французы их обстреляли из 102 орудий, затем в атаку пошли войска свирепого маршала Даву. Тут их встретила огнем отнюдь не подавленная артобстрелом русская батарея с флешей. Французы — назад в лесок. Там Даву их перестроил и направил всех на одну флешь — левую. Французы даже ворвались на эту флешь, но Неверовский выбил их оттуда, а тут еще Ахтырские гусары погнали заморских героев и гнали обратно до спасительного для них леса. Третья атака началась после отдыха и подхода к французам подкреплений. Ударили уже 160 их пушек, и тридцать тысяч человек ринулось на флеши. У Багратиона людей было в несколько раз меньше — многие погибли, и он запросил подкрепления. Кутузов послал ему несколько полков и 100 орудий из резерва, но — подойти все эти силы могли только через полтора часа!
     
     ФЛЕШИ СВОИМИ СИЛАМИ ОТБИЛИ ДО ПОДХОДА подкрепления семь атак. Французы врывались, пытались закрепиться, но их снова и снова сбрасывали с флешей. В последнюю — восьмую — атаку на флеши пошло 45 тысяч франузов. По нам било уже 400 орудий. У Багратиона со всеми подошедшими подкреплениями против них было чуть больше 15 тысяч человек и 300 орудий. Момент был критический, и генерал лично повел русских в контратаку, как всегда делал в тяжелых ситуациях. Тут и случилось самое худшее. Прямым попаданием ядра князю Багратиону оторвало ногу. Атакующие солдаты видели, что он упал с лошади. И наша контратака тут же захлебнулась... С ним они были способны горы своротить, без него их ряды расстроились.
     Во всём был прав храбрец Багратион, когда он рвался вперед, неоднократно требовал прекратить отступление и ручался, что победит. Однако всё всегда было в порядке, и победа была обеспечена, лишь пока он жив и командует. Гибель полководца — такого полководца! — всё перечеркнула в один момент. Расстроенные войска стали бессмысленно гибнуть под артобстрелом, и генерал Коновницын, приняв командование, отвел их назад от флешей за Семеновский овраг. Так было спасено около 10 тысяч наших солдат, но для новой контратаки этих сил было слишком мало. Вдобавок, и это едва ли не главное, люди были подавлены гибелью Багратиона. (Его пытались оперировать, но в те времена подобные раны обычно были смертельными — да и сам Багратион не верил врачам, прогонял их от себя, пока был в сознании.)
     Нет смысла гадать, как бы всё повернулось, но Наполеон не успел толком воспользоваться падением Семеновских флешей. Как раз тут по его левому флангу ударила конница Уварова, а в тылу неведомо откуда выросли кони страшных гикающих казаков с пиками (кавалерия скрыто форсировала реку Колочу). Это был такой контрудар, который выбил инициативу из французских рук. Тут уж не до флешей. До трех часов пополудни наполеоновцы сначала бегали от казаков, а потом старались организовать им сопротивление. Будь наших кавалеристов раза в два-три больше — всё обернулось бы для завоевателей, скорее всего, полным разгромом. Но и так этот рейд конницы не просто временно выручил нас, но едва ли не переломил опасную ситуацию.
     
     ПРАВЕЕ ФЛЕШЕЙ БАГРАТИОНА, НА РЕДУТЕ РАЕВСКОГО, где был центр нашей позиции, бушевало такое же сражение. Атаку отбивали за атакой. Возглавлявший первые атаки французский генерал Бонами уже отдыхал в русском плену, когда Наполеон стал собирать чуть ли не все военные силы в кулак. Только лишь старую гвардию он так и не рискнул отдать на перемол в русской мясорубке. (Это так правильно и гуманно с его стороны. Как можно — император, и вдруг без собственной гвардии!)
     Последняя атака на батарею Раевского началась в полдень. После страшной резни к 16 часам батарея была захвачена. Атакующих было вчетверо больше, они понесли страшные потери, а русские погибли поголовно. На батарее оставался в живых израненный старенький генерал Лихачев, который, шатаясь, бросился на французов со шпагой. Они еще хорошенько покололи окровавленного старика штыками, давая выход ярости, потом потащили показывать своему начальству в видах наград и поощрений.
     Полезно знать, что после этого французы больше не продвинулись ни на шаг. Русские встали на новых позициях на высотах неподалеку от флешей и батареи Раевского, и отбили их новые, уже слабые, атаки.
     Были даже случаи, когда погибших офицеров заменяли барабанщики, геройски водившие солдат в контратаку. Опытные солдаты вообще показывали чудеса доблести — например, гвардеец-пехотинец Измайловского полка Головкин один на глазах у всех вышел из строя, один двинулся вперед и... вскоре пригнал в русский плен четырех тяжелых кавалеристов-кирасир. Договорился по-русски. (Здорово же он их напугал, выражаясь иначе!)
     Отчаянная голова Милорадович даже попер в центре без приказа в контрнаступление и погнал неприятеля, но был остановлен распоряжением осторожного Кутузова. Тогда он закрепился на отвоеванном пространстве и выставил батареи, до ночи с близкого расстояния бившие по французам. Те были настолько деморализованы, что несли огромные потери, но так и не послали войск, чтобы попытаться отогнать отряд дерзкого Милорадовича. К вечеру, что также любопытно, они вяло потянулись назад и с батареи Раевского и с Багратионовых флешей. Живой пример того, в каком завоеватели были состоянии! Русские, напротив, только "вошли во вкус" и рвались вперед. Кутузов обещал утром начать решительную атаку и послал царю донесение о полной победе. И наши начали в сумерках снова подтягиваться на места, где были флеши и редут Раевского, чтобы "заутра бой затеять новый и до конца стоять", как выразился когда-то Лермонтов. Так закончился день Бородинского сражения.
     
     ВЕЧЕРОМ КУТУЗОВ ИЗДАЛ ПРИКАЗ "устроить все войско в порядок, снабдить артиллерию новыми зарядами и завтра возобновить сражение с неприятелем". Но вот тут стала выявляться цепочка неожиданностей, которые в совокупности заставили его этот приказ отменить.
     Оказалось, что артиллерийские заряды почти все расстреляны. А наши потери были неслыханны: около 40 тысяч человек, в том числе 22 генерала, — это примерно третья часть армии. В итоге под утро последовал второй приказ Кутузова: уменьшившейся армии отойти и занять менее растянутую позицию.
     И в тот вечер, и долгое время впоследствии думали, что потери французов были сопоставимыми с нашими (тоже тысяч сорок), — то есть что пропорция численного превосходства над нами французской армии после сражения резко возросла. (Лишь много позже стало известно, что Бонапарт потерял не сорок, а почти 59 тысяч, из них 49 генералов.)
     Лев Толстой впоследствии весьма точно написал в "Войне и мире", что при Бородино хищник получил смертельную рану, но был так силен и живуч, что в агонии многое еще мог натворить. Впрочем, нашим офицерам и солдатам было не до подобных стратегических философствований. У них начальство неожиданно отнимало то величайшее моральное удовлетворение, которое они испытывали, защитив Отечество — победив и готовясь к новой победе. Изрядно разочарованные, наши выполняли утром 8 сентября приказ и отодвигались на несколько километров.
     
     НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ОЖИДАЛСЯ ПОДВОЗ ЗАРЯДОВ, лошадей, шанцевого инструмента из Москвы — все это, как и человеческие резервы, было твердо обещано московским генерал-губернатором Ростопчиным. Но ничего из этого Ростопчин не прислал. К Наполеону же подтянулся остававшийся позади, в Смоленске, корпус Виктора; на подходе были и другие резервы. Кутузов отодвинулся к Можайску.
     13 сентября Кутузов поставил было войска в боевую позицию, намереваясь защищать Москву. Эта позиция, прикрывающая большой город, была по необходимости страшно растянутой: левый ее фланг упирался в подножие Воробьевых гор, а правый помещался перед деревней Фили. Позицию рассекала вихляющая между холмами Сетунь. В тылу к тому же протекала широкая Москва-река.
     Однако обещанной помощи Кутузов не получил и в этот решительный момент. В итоге он принес тактический успех, достигнутый при Бородино, в жертву стратегии изматывания противника. Это значило сберечь много русских солдатских жизней. Было видно, что наполеоновцы "на пределе", а загнанный в угол зверь втройне опасен.
     Армия мерным шагом ушла из Москвы 14 сентября по Рязанской дороге. Первую ночевку сделали, где теперь проходит Октябрьский проспект подмосковных Люберец. Главная квартира ночевала в деревне Панки, кавалерия у воды (по песчаным берегам реки Люберки, забранной ныне в трубы, под землю).
     16 сентября удалось сбить с толку преследующих французов: армия пошла в одну сторону (на Подольск), а отдельный отряд, изображающий ее, в другую, оставляя побольше следов. Кстати, в этот обманувший французов фланговый маневр Кутузова не верил великий скептик Лев Толстой, упиравший на то, что от всей армии характерных следов остается гораздо больше, чем от какого-то там отряда.
     Думается, великий писатель все-таки слишком уж привык к яснополянским черноземам, в которые как ступишь, так и запечатлеешься… Вокруг Люберец по сей день совсем другое — сплошной песок. И солдатские ноги взбили песчаную дорогу в пену, которая улеглась буквально через полчаса после прохождения последнего солдата армии ровным слоем, по которому невозможно было понять, сколько человек прошло. А вот отдельный отряд, конечно, старательно "засвечивался", ломая придорожные кусты, сходя с дороги на траву и т.д., и т.п. Французы надолго потеряли Кутузова.
     Потом наша армия сделала передышку в Тарутинском лагере и 18 октября разбила авангард Мюрата. А буквально на следующий день, 19 октября 1812 года, армада завоевателей побежала из Москвы — за месяц с небольшим, проведенный в ней, изгадив город до полного беспредела.
     Началось русское контрнаступление, которое привело к разгрому французов. В итоге 28-29 ноября через холодные, но не скованные настоящим льдом воды реки Березины кто на чём переправились жалкие остатки "великой армии".
     Морозы в том году запоздали, и "русский мороз", который наполеоновцы потом со страхом вспоминали (много о нем привирая), на деле достал их лишь позже — во время дальнейшего бегства через земли Польши.