Владимир Фомичев
9 МАЯ 2007 г.
|
1
Мы с Бычковым Петром Афанасьевичем,
Убежавшим из ада в пять лет.
Он один из семи еще здравствует,
Из огня в наш явившихся свет.
Стынет сердце в палаческом пламени,
Чуть не триста сожравшим сельчан.
Сутки, годы, все время плакатное
В нем сгоравших ревет океан.
Дети, женщины… В чем перед Гитлером,
Жарко драпавшим, светлых вина?
И они не твои, что ли, жители,
Их забывшая стоны страна?
Чувства стали настолько дефектными?
Тихий знанья вершишь геноцид!
Жуть закрыла стеною-деревьями,
Книги, памятник, фильмы — все спит.
2
Даже в День-то Победы к трагедии
Не пробились бы без топора,
Застосильного трактора, кедов,
Бензопил, наведенья Петра.
Время местность, ах, переиначило,
Пашни, пастбища — небытие.
Словно конница, заросли скачут,
Труд повытоптали и жилье.
Шесть мужчин, все крестьяне потомственные,
Дикость горькую видим — бежит.
Вспоминает Бычков: бел песочек
Голой пятке о счастье шуршит.
И уходит большак до Калпиты,
К ней несутся мечты-скакуны.
Не сожженные и не убитые
Ни соседи, никто из родни.
3
Столь красиво в Борьбе жили-радовались,
Что не может счастливее быть!
Походила небесная радуга
На связующую с Богом нить.
Земли не были опустошенными,
Истребленною всякая плоть,
Как при бесах иллюзий-уронов;
Им не зерна, а бред лишь молоть.
Здесь под Духа Святого влиянием
Засевали хлебами поля.
Как блаженство, как солнца сияние,
Перед битвой эпоха текла.
Мясо, фрукт, молоко вольным-вольные,
Беззаконного дела — ничуть.
Слух про "рай" мчался громкими волнами,
Дальний шел — поселиться, взглянуть.
4
Вот и место — исток неотходчивой
Щеми с детства и до седины.
Позади шестьдесят слишком годиков,
А рыданья, как в день тот, сильны.
Через тяжкое с ними борение
Бывший смертник провел свой рассказ.
Все двенадцать захоронений,
Словно танки, утюжили нас.
Мы с горящей соломой на плечиках
С ним ужами под дымом ползли.
С кем-то пуле бросались навстречу,
Часового сметая с земли.
И вставала заря наступления
Красной Армии — драмы лиризм —
Вслед за массовым за сожжением,
Осветившая спасшимся жизнь.
5
Привезли мы, десант, доску каменную
Со словами об огненном дне,
Закрепили как знак знойной памяти.
Я в лесной прочитал тишине:
Священной памяти 287 заживо сожженных гитлеровцами мирных жителей в деревне Борьба моего района на Смоленщине
Не могу больше видеть все это
И, наверно, от боли умру.
Посмотри, исчезают бесследно
Вековые культура и труд.
Пустыри, словно после Мамая,
Где столетия жил человек.
Лишь травища забвенья густая
На подворьях, погостах, у рек.
Здесь красавцы, красавицы громко
Заявили давно о себе.
Что ж позиции сдали потомки,
Что же в нашей случилось судьбе?
Здесь любили, врагов усмиряли,
Землю нежили — каждую пядь.
Ныне местной Хатыни едва ли
Место в зарослях можно сыскать.
Как же горе такое не помнить?
О, какая увиделась жуть!
Поскорее на помощь, на помощь!
Наша Родина ранена в грудь.
6
А потом в доме сказочно спасшегося —
Тост: "За тех, кого с нами уж нет".
Угощала хозяйка колбаской
И картошкой, даря всем привет.
Ящик для дураков путал-свинствовал:
"Не забыты никто и ничто",
Смертный стон полыхавших безвинно
Замолчав, окормляя туфтой.
Все в России сожженья — ой, множественные! —
Голубой негодяй утаил.
До булыжной мы жизни, что ль, дожили?
Сущий, сущий позор эта быль!..
Озарил стол улыбкой гагаринской
Петр Бычков, развернувши гармонь.
Отвергаемый кланом, как пария,
С неисчерпанной силою конь.
Дом, подворье да с пчелками, трактором,
Ликованье в час праздника — Петр…
Пело песни застолье стократно.
Про Победу в главнейший наш год.
|
|