Игорь Панин __ ДОЛЖНО ОСТАТЬСЯ ЧТО-ТО
Московский литератор
 Номер 14, июль, 2007 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Игорь Панин
ДОЛЖНО ОСТАТЬСЯ ЧТО-ТО

     
     САД
     
     Сумерки, сад, оторопь душит,
     рвем наугад яблоки, груши…
     Сторож не зря влепит леща, и
     всё фонаря глазом вращает,
     нетороплив после сивухи;
     Белый налив — в лоб ему! "Шухер!"
     Через забор, — ну же, пошел же! —
     доблестный вор медлить не должен.
     Вынесли — эх, самую малость,
     делим на всех то, что досталось;
     завтра опять выйдем под вечер
     сад обдирать, ветви калечить.
     Дождик стекло сек, словно розгой,
     Мишка оглох — опухоль мозга.
     И через ров прыгнув неловко,
     черную кровь выблевал Вовка.
     Мартовский лед… Стас, куролеся,
     думал — пройдет; всплыл через месяц...
     Время рекой слижет все беды,
     вечный покой вам, непоседы.
     Если когда буду в краю том, —
     через года жахнет уютом,
     духом блинов, жареной рыбы…
     В этом кино сняться могли бы
     те, кто — уже… Те, кого с нами…
     Бреши в душе полнятся снами.
     Яблок да груш нынче не надо,
     в самую глушь старого сада
     ринусь впотьмах, памятью движим;
     вымучив страх, тени увижу.
     Явь или бред — призраки эти? —
     Скажут "Привет!" мертвые дети.
     
     ***
     Записные книжки изорваны,
     все друзья на поверку — приятели,
     жены бывшие — только прорвами
     остаются в моем восприятии.
     Это слабость сиюминутная,
     упиваться хандрой не стану я...
     И глаза продираю мутные,
     алкогольные, конопляные.
     Звон трамвая тревожит улицу,
     хоть трамвайных путей нет в помине там.
     Остается слегка ссутулится,
     да с балкона плевать (так уж принято),
     да почесывать переносицу,
     да обдумывать жизнь вольерную.
     Если стих на перо попросится, —
     я зарежу его... Наверное.
     
     ***
     День ли яркий такой, или то — фонари
     расцветили окрестность почище зари?
     Я ли это с лицом отрешенным бреду
     по колено в судьбе и по горло в бреду?
     Я ли, годы считая, не дую и в ус,
     хоть и встречи со старостью так берегусь?
     Но пока ведь по праву положено мне
     доживать свою молодость — щепкой в огне?!.
     Свою вечную молодость… мне…
     
     ***
     Озираясь на окна чужого тепла,
     я иду, заплетаясь, меж серых сугробов.
     Мне не хочется верить, что жизнь умерла,
     но в глазах оседает окружная мгла
     и мерещатся строгие контуры гроба.
     Если верить приметам, то я обречен,
     но не этого разве мне втайне хотелось?
     Получается, недруги здесь ни при чем, —
     я хлестал по судьбе озверелым бичом,
     а теперь и такое занятье приелось.
     За свои прегрешенья — себе же воздам.
     Но в какие пенаты мне путь обозначить?
     Нежеланен я здесь, неугоден я там;
     покоряюсь без боя холодным ветрам,
     и палач мой прекрасный в окне не маячит.
     Пропадать — так красиво! Выходит, таков
     мой нелегкий удел, моя доля земная…
     Затерявшись в пустыне унылых снегов,
     я сейчас на любое безумство готов.
     Но безумен ли я? Не уверен, не знаю…
     
     СТИХИ К ЮНОЙ ВЕТРЕНИЦЕ
     
     Мне трудно оторваться от тебя —
     такой беспечной и бессрочной.
     Безжалостно друг друга теребя,
     восторгом оглашаем ночь мы.
     И ты совсем не ведаешь табу;
     стыдиться радости — тебе ли?
     Как веслами, руками я гребу
     по растревоженной постели.
     Шаманит май, пустеют закрома
     под стоны придорожных сосен.
     Нам редко повезло — сойти с ума,
     пока не наступила осень.
     Конечно, мимолетна эта связь
     без обязательств и заботы,
     и завтра мы расстанемся, смеясь…
     Но ведь должно остаться что-то?
     И в память о языческой весне,
     что повенчала наши взоры, —
     выводишь мне ногтями на спине
     кровоточащие узоры.
     
     ***
     Блуждаем в поисках могил,
     с теченьем времени забытых,
     читая надписи на плитах
     под шелест вОроновых крыл...
     Безлюдна пыльная стезя,
     но и назад уже нельзя,
     не довершив благого дела…
     В какую сторону? Бог весть!
     Крестов, холмов — не перечесть,
     погосту края нет, предела!
     Как будто кто приметы скрыл,
     поставил тайные преграды;
     блуждаем в поисках могил,
     а находя — безумно рады…
     
     ***
     Снега опять сошли на нет —
     задолго до весны.
     И неудачи прежних лет
     пронзительно ясны.
     Предощущенья новизны
     старей, чем этот мир.
     И книги страшной толщины
     зачитаны до дыр.
     И в тягость радость от побед
     на всех фронтах любви.
     Хандра, усталость или бред? —
     Как хочешь назови.
     Но просьбу выполни одну —
     пообещай вперед,
     что вместе разглядим весну,
     когда она придет.
     
     ***
     Пледом колючим, как бредом, накрыться;
     температура отменной крепости — сорок,
     расплываются, тают и гаснут лица —
     даже тех, кто любим и вроде бы дорог,
     даже той, что стоит с косой в изголовье, —
     злорадствует, но хоть не дразнится.
     Что там по плану: проводы, слезы вдовьи…
     Экая несуразица.
     Экие, прости господи, плаксы да лопухи!
     И вообще, и вообще,
     завещал, чтоб развеяли прах у реки,
     а зароют на кладбище.
     Вымолвить нечто важное хочется,
     но та, что с косой, говорит: "Цыц,
     привыкай к вечному одиночеству,
     как все приличные мертвецы".
     
     ПОСТНОВОГОДНЕЕ
     Москва гуляет: трали-вали…
     Как хорошо,
     что мы ни разу не читали
     журнала "Шо".
     Разнокалиберных стаканов
     искрится тьма.
     А говорят, поэт Кабанов
     силен весьма.
     Все краски радуги на лицах
     дешевых сук.
     Раскрыть бы желтые страницы,
     да недосуг.
     Собака носит, ветер бает,
     народ — пластом.
     И то, что нас не убивает, —
     убьет потом.
     
     "Шо" — киевский журнал "культурного сопротивления", главным редактором которого является поэт Александр Кабанов.
     
     СТИЛЕТ
     
     Как благородна эта сталь,
     и как изящна рукоятка:
     переливается эмаль
     душещемительной загадкой.
     Глубокий, ровный кровосток
     не навевает мыслей ложных,
     и жизнерадостный клинок
     лишь до поры таится в ножнах.
     Рабу уютно в темноте,
     а для героя то — засада.
     Он, как и я, по маете
     давно востребован наградой.
     Он ждет реванша, как изгой,
     и грезит красными цветами;
     однажды выскочит, нагой,
     и встретится… возможно, с вами.