Александр Алиев
В ПРИХОДЕ СВЯТОГО ВЕЛИКОМУЧЕНИКА НИКИТЫ
|
"КАК БЫТЬ! НАДОБНО ПРИНЯТЬСЯ ЗА СТАРИНУ", — такими словами начинает свои "Записки о Пушкине" один из его ближайших друзей, Иван Пущин. Вот и я хочу скромно последовать его примеру: приняться за старину и в очередной раз наступить на те же "грабли" — то есть продолжить рассказ о достопримечательностях бывшей Басманной слободы.
С какой стороны вы не вступили бы на Старую Басманную улицу (в советские времена она носила имя Карла Маркса) — со стороны ли Земляного вала либо со стороны площади Разгуляй — вы сразу же увидите мощные темно-красные стены и золотые главы церкви Святого Великомученика Никиты. Силуэт храма хорошо просматривается также из сада имени Баумана, который расположен как раз между обеими Басманными улицами.
Наша семья много лет жила в этом районе, и церковное здание было знакомо мне с самого детства. Обнесенное красивой кованой оградой, с домом причта на углу Гороховского переулка — оно производило внушительное впечатление. Даже, несмотря на то, что краска на фасадах загрязнилась и местами осыпалась, а золото куполов потускнело. Тогда я наивно полагал, что подобный внешний вид — удел всех старинных построек…
Существует убедительная версия, что церковь эта впервые упомянута в 1517 году в летописном рассказе о принесении икон в Москву. В правление Великого князя Василия III из Владимира в Белокаменную привезли несколько образов, в том числе, Владимирскую Богоматерь, "поновити многими леты состаревшаяся и обветшавшая". Почти год находились иконы в стольном граде, после чего их "отпустиша в славный город Володимерь", и в том месте, где с ними прощались, "поставиша церковь новую во имя пречистыя владычицы нашея Богородицы, честнаго и славнаго Ея сретения и провожания".
Вполне возможно, что данный храм дожил до середины XVIII века, когда выяснилось, что он стал тесен: причт и прихожане в 1745 году обратились в Священный Синод с прошением "о разобрании церкви с двумя каменными приделами и о построении на том же месте вновь церкви пространнее". Возведение нового храма завершилось через пять лет, а в мае 1751 года вышел синодальный указ об освящении главного престола во имя иконы Владимирской Божией матери, и приделов — во имя Святого Никиты Мученика и Рождества Иоанна Предтечи.
Автор проекта церкви — князь Дмитрий Ухтомский. Он был, пожалуй, самым блестящим московским зодчим первой половины XVIII столетия. По его проекту была перестроена в камне знаменитая триумфальная арка — Красные ворота (снесены, к сожалению, в 1926 году). Под его наблюдением закончена постройкой изумительная по красоте колокольня Троице-Сергиевой лавры. Важнейшей из заслуг Ухтомского является создание в городе своеобразной школы-мастерской — так называемой архитекторской команды, где воспитанники совмещали теоретические занятия с непосредственной практической работой, помогая старшим товарищам. Из этой школы-мастерской вышло немало одаренных зодчих, и, в их числе, Александр Кокоринов, Василий Баженов, Матвей Казаков. Последний всем своим образованием обязан школе Ухтомского и практическую деятельность начал сразу после ее окончания.
Говоря об Ухтомском, нельзя не упомянуть, что с его именем связано утверждение в Первопрестольной стиля зрелого, так называемого, елизаветинского, барокко. Но, в отличие от Петербурга и его окрестностей или, скажем, Ревеля (Таллина), наш город памятников этого архитектурного направления почти не сохранил — такова уж прихоть судьбы. И церковь Никиты Мученика принадлежит как раз к здешним считанным образцам.
Весьма любопытно привести два резко противоположных мнения потомков об этом создании мастера. Так, прославленный художник, реставратор и искусствовед Игорь Грабарь считал, что церковь "по… грубости форм и деталей относится как будто к эпохе развала". А вот автор капитального труда о творчестве Ухтомского Алексей Михайлов пишет следующее: "Как общая композиция храма, так и его детали нарисованы мастерской, уверенной рукой, и в них нет никакой упрощенности и робости".
Что касается меня, то я согласен с Михайловым. Действительно, весьма гармонично соотнесены между собой основание и высотная часть колокольни. Четверик первого этажа близок по форме чуть вытянутому вверх кубу, в нем уже ощутимо стремление ввысь, присущее ажурным верхним ярусам. В общей композиции церкви колокольня и собственно храм тоже объединены на общих началах, ни одна из этих частей не подавляет другую. Умело сбалансированы их высоты; массивность, замкнутость, "окатистость" храма как бы уравновешивается раскрытостью вовне, "изрезанностью" колокольни. В целом возникает ощущение согласия, столь нечастого в пронизанных динамикой барочных зданиях. Часто проводят параллель между данной церковью и церковью Святых апостолов Петра и Павла, которая расположена на соседней Ново-Басманной улице, и о которой мы уже рассказывали. Здание Петропавловского храма выглядит как бы составленным из двух разномастных частей, при этом колокольня грузна и непропорциональна. Так что церковь Никиты Мученика выигрывает во всех отношениях.
В ПРИХОДЕ НИКИТСКОЙ ЦЕРКВИ ОБИТАЛ Василий Львович Пушкин, дядя нашего гениального поэта и сам талантливый литератор. Первоначально он снимал у титулярной советницы П. Кетчер небольшой деревянный особнячок (№ 36), ныне украшенный мемориальной доской. 8 сентября 1826 года только что освобожденный из ссылки Александр Сергеевич, после знаменательной встречи в Малом Кремлевском дворце с новым императором Николаем I, оставил свои вещи в гостинице и поспешил сюда, на Старую Басманную. Ведь дядя и племянник не виделись десять лет!
В 1827-м Василий Львович переехал в дом по соседству, на углу Токмакова переулка — такой же деревянный, одноэтажный, который достался ему по завещанию от незамужней сестры, Анны Львовны. Так уж случилось, что в ту пору старший Пушкин полюбил молодую милую девицу Анну Ворожейкину и развелся со своей первой супругой. За это на него было наложено церковное покаяние и наказание: лишение возможности вступить в церковный брак. Ворожейкина стала гражданской женой Василия Львовича, родила ему двоих детей — Маргариту и Льва, получивших фамилию Василевские. Пушкин переписал этот дом на ее имя и сам постоянно жил здесь до самой кончины.
В последнее время Василий Львович жестоко страдал подагрою и, как отмечено в метрической ведомости, от нее и умер 20 августа 1830 года. Племянник, посетивший его незадолго перед тем, вспоминал: дядюшка лежал в забытьи; очнувшись, узнал Александра, погоревал, потом, помолчав, проговорил: "Как скучны статьи Катенина!" — и более ни слова. "Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? […] Каково? Вот что значит умереть честным воином, на щите, с боевым кликом на устах!", — писал Александр Сергеевич три недели спустя из Болдина своему приятелю Петру Плетневу в Петербург.
Отпевание тела состоялось 23 августа в церкви Никиты Мученика. На печальной церемонии присутствовал весь цвет тогдашней литературной Москвы, представители всех направлений: Иван Дмитриев, Денис Давыдов, князь Петр Вяземский, Михаил Погодин, Николай Полевой, князь Петр Шаликов, Иван Снегирев и многие другие. Вяземский впоследствии вспоминал: "Никиты Мученика протопоп в надгробном слове упомянул о занятиях его по словесности вообще, и вообще говорили просто, но пристойно". Племянник взял на себя все хлопоты по погребению дяди и проводил тело до Донского монастыря.
Если могилу Василия Львовича с красивым гранитным памятником и сейчас можно увидеть в старинном монастырском некрополе, то дом, где старший Пушкин провел последние годы, увы, не уцелел. Зато на другом углу Токмакова переулка высится каменный особняк с затейливыми украшениями по торцам (№ 30), принадлежавший "Императорской Академии художнику Федору Степанову сыну Рокотову". Согласно документам живописец приобрел данный участок в 1785 году у генерал-майора Сухотина и провел здесь более четырех лет; возможно, что во флигеле, который стоял дальше по переулку, располагалась и рокотовская мастерская. Заметим: особняк, бывший когда-то частью небольшой городской усадьбы и надстроенный после пожара 12-го года вторым этажом, выглядит теперь далеко не лучшим образом: обшарпанный, с местами заложенными окнами. Даром, что его арендует один из научных отделов Государственного Исторического музея. Правда, на доме тоже висит мемориальная доска, однако приведенная там вторая дата неверна. Архивы совершенно ясно указывают, что в 1789 году Рокотов продал свое "басманное" владение Шереметьевым и переехал в район Таганки, на Воронцовскую улицу. Так что он никак не мог прожить на Старой Басманной десять лет. Но в любом случае, Федор Степанович какое-то время тоже был прихожанином Никитской церкви.
…Своеобразной достопримечательностью ее в начале XX века был протодьякон Михаил Холмогоров, чей необыкновенный бас собиралась слушать "вся Москва". Облик этого священнослужителя запечатлен художником Павлом Кориным в портретах к картине "Русь уходящая".
Начало 1930-х годов. Над золотыми куполами храма начали сгущаться тучи. В марте 1933-го президиум Моссовета вынес весьма характерное для того времени решение, а именно: "…принимая во внимание, что участок земли по ул. К. Маркса № 16, на которой находится церковь так называемого Никиты, подлежит застройке домом Советов Бауманского района, президиум… постановил: церковь т.н. Никиты по ул. К. Маркса закрыть, а здание ее снести". Однако по каким-то причинам планы эти полностью не реализовались, и храм устоял. Впрочем, новые власти в любом случае "постарались" — церковное здание было обращено в склад. Более полувека уникальная постройка простояла в запущенном состоянии, и, казалось, так будет всегда.
Но нет! В 1992 году Никитскую церковь вернули под юрисдикцию Московского патриархата, и в ней начались реставрационные работы. Первым делом, были воссозданы элементы наружного убранства, заново покрашены фасады и вызолочены купола. После же проведения косметического ремонта внутренних помещений, храм освятили во второй раз.
…Стоит зайти в церковь Никиты Мученика, когда там нет службы. Тогда в полной мере предстает перед тобой талант архитектора Ухтомского, воплощенный в этом проекте. Опять невольно напрашивается сравнение с церковью Петра и Павла на Ново-Басманной улице. Если интерьер последней выглядит слегка приземистым и тесноватым (что, в общем-то, типично для русского культового зодчества первой четверти XVIII столетия), то внутреннее пространство Никитского храма необычайно просторно и светло, здесь ощущается полет ввысь. Это, если хотите, своеобразное преломление идеи о славе и могуществе Российского государства.
|
|