Владимир Победённый
ВА-БАНК
|
КАКОЙ УВАЖАЮЩИЙ СЕБЯ СОЛДАТ не мечтает стать генералом? Эта мечта не давала покоя и нам, молодым, честолюбивым офицерам, испытавшим многие тяготы и лишения воинской службы на своей шкуре. Одним, даже во сне, не давали покоя генеральские звёзды, а другим — поступление в военную академию было единственным шансом вырваться из медвежьего угла, куда они попали по окончании военных училищ.
Счастливчики, которым был дан шанс на одно лишь право поступления на командный факультет военной академии связи, и тем самым изменить свою участь, были собраны в учебном лагере Левашово (под Ленинградом). Шансы на поступление у каждого из нас были 1:2 — т.е. два человека на место. Конкурс, по сравнению с гражданскими ВУЗами, не ахти какой, (Министерство обороны на туристические поездки зря денег не тратило), но большинство из нас ставили на карту всё и шли ВА-БАНК. Как говорил политрук Клочков в битве под Москвой: "Велика Россия, но отступать некуда!".
Семьи с нетерпением ждали от своих кормильцев весточки: "Поступил! Новое место жительства — Ленинград". Но до этой весточки нужно было ещё пахать и пахать.
К этому времени каждый из нас уже имел за спиной 6-7 лет, а некоторые и больше, службы на командных должностях. Кому-то пришлось участвовать в международных конфликтах, за что отличившиеся имели боевые награды; кто-то имел награды за усердную и добросовестную службу; уверенно чувствовали себя с красными дипломами улыбающиеся отличники. Перечисленные категории абитуриентов имели льготы при поступлении и шли вне конкурса. У "серой пехоты", которая варилась в общем котле, а их было большинство, шансы поступить от этого резко уменьшались. Отсюда и конкурс существенно увеличивался.
Старший офицер, который проводил первое построение прибывших, представился нам как полковник Волков Иван Николаевич, и что он назначен к нам начальником курса, и что им же останется для тех, кто поступит в академию. После этого по списку проверил всех прибывших. Как оказалось, мы уже были поделены на учебные группы, во главе которых тут же были озвучены командиры, из нашей же среды, неизвестно кем и по какому принципу отобранные из общей массы на эти должности. Но, как оказалось в последующем, выбор был сделан профессионально.
— Товарищи офицеры, есть ли ко мне вопросы? — спросил напоследок начальник курса. В ответ было затянувшееся молчание. — Будут вопросы — решать через командиров групп. Разойдись!
С этого момента началась наша пахота, т. е. мы не разошлись, а завертелись в своём усердии. Сирые, которые не надеялись ни на кого, а только на свои способности, навалились на ликвидацию прорех в своих знаниях. Другие, вытащили из загашников рекомендательные письма и искали возможности передать их резидентам. Третьи, с презентами наперевес, добивались аудиенции с протеже. Четвёртые встречались с бывшими однокашниками, сослуживцами, которые уже были слушателями академии и перенимали их опыт сдачи экзаменов. Пятые … Короче, вариантов было много, и каждый топтал свою тропу.
Покидать территорию лагерного сбора было запрещено. Телефонной связи с внешним миром для абитуриентов не было, а значит, и решать домашние заготовки было крайне сложно. Ситуацию можно было сравнить с положением разведчика в тылу врага, который имел ценную информацию, но не имел возможности передать её по назначению. Однако голь на выдумку хитра. Если ситуации не было, то её под разными предлогами создавали: приглашение от семьи на телефонные переговоры; приезд в лагерь родственников; необходимость помыться в бане за пределами лагеря, так как в лагере бани не было и т. д.
По одному из перечисленных вариантов, мой новый знакомый, прибывший из Армении с ящиком коньяка, убыл за пределы лагеря. По возвращении, в доверительном разговоре он не сдержал радости от распиравшего его успеха и поделился со мной:
— Дело сделано, ящик армянского коньяка попал по назначению…
— И что?
— Сказал, что желает мне успешного поступления.
— Поздравляю. И я тебе этого желаю, причём без коньяка.
— Да что ты во взаимоотношениях по жизни понимаешь?
— Возможно…
Посмотрев на меня свысока, он небрежно сплюнул в сторону и отошёл. От его слов, насчёт непонимания законов жизни, у меня на душе остался какой-то неприятный осадок. Вспомнился мой последний разговор с командиром части накануне убытия на вступительные экзамены.
" — Лейтенант, я могу передать с тобой рекомендательное письмо моему другу, и ты поступишь в академию без проблем.
— Да не надо, я сам поступлю.
— Таких чижиков, как ты, уже много поступало, но учиться оставались только избранные.
— Спасибо, я сам попробую.
— Ну и молодёжь нынче гонористая пошла. Человеку добро хочешь сделать, а он нос воротит. Ну-ну, езжай, а когда вернёшься, я тебе сопли службой утру. Ты у меня вечным старшим лейтенантом ходить будешь.
— Наверно из этого ничего не получится.
— Это почему же?
— А я не вернусь.
— А куда ж ты денешься, голуба, при твоём-то раскладе?
— Действительно, при таком раскладе мне лучше умереть на ступенях академии, чем сюда возвращаться.
— Слишком уж ты самоуверенный, мечтатель. Езжай, пока… ненадолго. А вернёшься — у нас будет достаточно времени и поговорить и… всё такое…"
После такого разговора я чётко понял, что для меня обратного хода нет. После 6 лет работы с дорогим личным составом, мои теоретические знания дали глубокий крен в сторону практики и стали вульгарно простыми, как лом. Это были 6 лет беспрестанных войсковых скитаний по горам и долам Закавказья. Кто бы из армейской группировки не выходил в "поле", нас, связистов, вытаскивали следом, так как связь и управление войсками в условиях ведения боевых действий — дело святое. Без связи и устойчивой системы управления войсками и оружием, пустышками становятся самые одарённые полководцы; самые лучшие профессионалы на боевой технике, становятся мишенью для противника, а самое лучшее оружие на поле боя превращается в бесполезное железо. Любая отлично вооружённая и обученная армия без надёжной системы управления обречена на поражение. Наши командиры и начальники это понимали, поэтому и выжимали из связистов (т. н. армейской интеллигенции) последние соки.
Естественно, мне, как командиру роты, в таких условиях было не до подготовки к вступительным экзаменам. Еле-еле выкроил время сдать анализы, а вот сдать экзамены — это уж, как в омут головой…. Вся надежда была на красный диплом "С отличием", который хранился у меня после окончания военного училища. Он давал мне возможность быть зачисленным в академию после сдачи одного экзамена по основному предмету. Но при условии, что мои знания будут оценены на "отлично". Если оценка будет ниже, то придётся сдавать экзамены по всем предметам на общих основаниях.
Раз уж этот вариант был единственно приемлемым для меня и чётко вписывался в мои возможности, то я решил делать на него ставку по полной программе. В то время, как абитуриенты на лагерных сборах готовились по разработанной академической системе, я долбил только один предмет. В дело пошёл принцип: или всё, или ничего. Естественно, что был уверен в успехе. Другого исхода для меня не существовало, ибо в этом случае меня в части ждали батько Бакулин и беспросветное будущее. Ставка сделана, и рулетка набирала ход.
В общем, к экзамену я подготовился основательно. Материал знал не хуже таблицы умножения и на испытания шёл с полной уверенностью в победе. Но, как говорится, пока бог отдыхает — чёрт шутит.
Зайдя в аудиторию, выбрал билет и сел за стол готовиться к ответу. Материал по вопросам я знал, поэтому чувствовал себя спокойно. Впереди меня за столом готовился отвечать капитан, прибывший из Забайкалья. Его возраст, по сравнению с другими, был на пределе и было похоже, что это его последний шанс вырваться с семьёй из мест, где Макар телят своих не пас. Когда он повернулся ко мне, я увидел раскрасневшееся лицо, вспотевший лоб и молящие о помощи глаза. В армейской среде нас постоянно наставляли: сам погибай, а товарища выручай. Поэтому, когда он меня о чём— то спросил, я тут же прошептал ему ответ. Бдительное око экзаменатора мгновенно засекло наши телодвижения.
— Ещё раз заговорите — обоих выгоню из аудитории с двойками.
На некоторое время его угроза парализовала желание забайкальца поворачиваться. Но когда человек тонет, то он не в силах отказать себе в желании сделать хотя бы ещё один спасительный глоток воздуха. Это происходит бессознательно, на уровне инстинкта самосохранения. Как только он повернулся ко мне в очередной раз, резкий окрик экзаменатора поднял нас на ноги:
— Я что-то довёл до вас в недоступной для вашего ума форме? Тогда ваши мозги безнадёжно не пригодны для обучения в академии. Но буду снисходительным: Капитан, к доске! Я готов Вас выслушать.
Три прицельных профессиональных вопроса в упор, сразили капитана наповал. Палачу на это понадобилось не больше трёх минут. Свесив голову и опустив плечи, капитан побрёл к выходу.
— Старший лейтенант, — глядя на меня произнёс экзекутор металлическим голосом, — Вперёд!
— Товарищ полковник, я только что зашёл и у меня есть ещё время на подготовку, — попытался, было отодвинуть час расплаты.
— Я опять что-то непонятное сказал?
Мгновенно осознав всю сложность ситуации не в мою пользу, я безнадёжно, как на эшафот, пошёл к доске. Своими заковыристыми вопросами гонял он меня по кругу, как азартная борзая зайца. Только благодаря хорошим знаниям предмета, я ещё держался. В конце концов, решил нанести мне решающий укол тореадора:
— А нарисуй-ка мне схему организации связи в пункте подготовки танков для переправы под водой!
— Так танки, это же не подводные лодки…
— Нне-е по-нял?.. В твоём положении ты ещё и шутишь? Шутить буду я!
Я прекрасно понимал, что самолично скорчил себе козью морду и нужно хоть на четвереньках, но выкарабкиваться из лужи, в которой он меня топил. Без подготовки, экспромтом эту схему я нарисовал и объяснил. Но профессионал всё-таки нашёл уязвимое место.
— На схеме переносную радиостанцию Вы обозначили условным знаком, как радиостанцию возимого варианта. Вы даже таких пустяков не знаете.
— Торопился…
— Так и быть, за Ваши скромные знания ставлю Вам завышенный балл— "удовлетворительно". Свободны.
Его слова прозвучали для меня, как приговор на высшую меру наказания.
В состоянии нокдауна сидел в курилке и про себя размышлял: "Как же так, шёл за "пятёркой", а вышел с "трояком"? Вот так влип. Плохо, конечно, но могло быть ещё хуже. Что делать? В части меня ждёт грозный Бакулин, а он мужик серьёзный, если пообещал сгноить, то своё слово сдержит. Но ведь и я ему пообещал или умереть на ступенях академии или поступить учиться. Итак, с сегодняшнего дня вступает в силу вариант №2: сдавать экзамены по большому кругу. Отступать некуда. Только вперёд!"
Бывалые люди говорят, что сутки можно удлинить с 24 до 26 часов. Для этого нужно совсем немного: на час раньше просыпаться и на час позже ложиться спать. Вот тебе и удлинил сутки на два часа. Воспользовался и я мудростью бывалых. Пять часов на сон — остальное время пахота до одурения при жесточайшей самодисциплине. Расслабиться — значит проиграть. А впереди слабой искоркой подмаргивала интриганка-надежда, манившая за собой на Олимп.
Второй экзамен сдал на "четвёрку". Общий недобор баллов составил 3 очка. А это означало, что если темп не взвинтить, то закатится моя звезда вместе с надеждой.
Результаты каждого экзамена выхватывали из наших рядов свои жертвы и запускали их в т. н. "полосатый рейс". Двоечники с унылыми лицами шли сдавать на склад полосатые матрасы. Среди печально отступающих неудачников заметил своего знакомого из Закавказья.
— Привет. Что случилось?
— Завалился, — печально ответил он.
— Так ведь тебе пожелали успешного поступления. А может, армянский коньяк не марочным оказался?
— Вот именно, пожелал, но оказалось, что не гарантировал, прохиндей. Чтоб его изжога от этого коньяка замучила.
— Тебе виднее, ты жизнь лучше знаешь…
— Будет тебе в темечко клевать. И так тошно. А как у тебя дела?
— Да пока на матрасе ночую и надеюсь его сдать только после зачисления в академию.
— Ну, бывай.
На этом и расстались. Поступающих становилось всё меньше, а пустых кроватей в казарме становилось всё больше.
Среди оставшихся, с каждым днём нарастала напряжённость и тревога. Некоторые держались и старались не поддаваться мрачной атмосфере. Одним из этих немногих был неунывающий капитан Подгузов. Каждый раз вокруг него в курилке собиралась толпа слушателей, которым он травил всякие байки, как Василий Тёркин на привале. Поступать в академию он приехал второй раз и своим поведением показывал, что калач он тёртый и для него сдать экзамены так же просто, как переплюнуть через нижнюю губу в трезвом состоянии. И действительно, учёбой он себя особенно не утруждал, но после каждого экзамена выходил из аудитории бочком, скромненько, с "пятёрочкой" в экзаменационной книжке. А так как был он личностью колоритной, то все терялись в догадках: он одарённый или гениальный, как Остап Бендер? Если одарённый, то почему не поступил в академию с первого раза? А если гениальный, то второй вопрос как бы уже и не к чему. Причина его успехов при сдаче экзаменов оставалась для нас тайной за семью печатями. Его дальнейший план был прост, как голенище солдатского сапога: "Как только поступлю в академию, — говаривал он, — сразу же отправлю в отставку жену, хорошо отдохну в Ленинграде, а заодно и академию закончу".
Во всём есть своё как начало, так и конец. Закончились и наши экзаменационные испытания. Сито отбора ко дню заседания мандатной комиссии поработало основательно. Одни не показали должных знаний. Других подвели нервы: когда нужно было промолчать, они, отстаивая собственное мнение, взрывались. Не каждый понимал, что отбирали для армейской машины в первую очередь безропотных исполнителей, а не честолюбивых мыслителей. Третьи… и т. д. На комиссию допускались только те, кто на экзаменах получил положительные оценки.
Наконец настал долгожданный день "разбора полётов". Орденоносцы, льготники и приближённые особы не волновались. Успешно сдав последний экзамен, они уже поздравили себя с поступлением в академию. В неведении находились мы — серая масса. Надо отдать должное этой массе, что каждый из них заходил в комнату, где заседала комиссия, с гордо поднятой головой. Когда открывалась дверь, и выходил очередной кандидат, то можно было не спрашивать зачислен он слушателем или нет. Лихорадочный блеск глаз и улыбка от уха до уха во весь зубной гарнитур, говорили сами за себя. Те же, кому отказали, выходили не с опущенной головой, (самолюбие не позволяло), но с отрешённым взглядом, который был направлен выше голов любопытных. Чувствовалось, что приговор комиссии, как наркоз, сделал своё чёрное дело. Физически они находились ещё вместе с нами, но в мыслях уже были там, с семьёй, уже на службе и объясняли им свою неудачу. Обидно было пуститься в "полосатый рейс" в самом начале, но втрое — когда сдал все экзамены, дошёл до мандатной комиссии и получил отказ из-за того, что не набрал проходного балла. Это всё равно, что облизнуть глазированный пряник, проглотить слюнку, но не откусить его.
Кроме проходного балла комиссия руководствовалась ещё какими-то писаными или не писаными условностями. Этот вывод мы сделали по той причине, что порой отказывали тем, у кого суммарный балл был выше и наоборот, принимали с худшими результатами. Это походило на высшую закулисную математику, против которой наша элементарная арифметика оказалась бессильной. Внеся в наши головы полную сумятицу, комиссия продолжала набирать слушателей втёмную.
Когда уже больше восьмидесяти человек было принято, наконец, пригласили и меня. Закрыв за собой дверь, представился, как положено по Уставу и замер в ожидании. За столом, накрытом зелёным сукном, сидело несколько полковников. Генерал, что сидел в центре, держал в руках какой— то листок и, показывая в него рядом сидящим, тихо обменялись мнениями.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился затем ко мне, — экзамены выдержали Вы успешно. У приёмной комиссии претензий к Вам нет. Учитывая характеризующие Вас документы, которые представлены нам с места Вашей службы, комиссия считает, что Вы достойны быть слушателем военной академии. У Вас есть желание продолжить своё образование в академии?
— Так точно! — на радостях выпалил я, пропустив мимо сознания абсурдность вопроса.
— Мы Вас поздравляем с зачислением в военную академию связи. Идите.
— Есть! — и, повернувшись через левое плечо, выскочил за дверь.
И только во дворе, после двух подряд выкуренных сигарет, я осознал весомость свершившегося для меня исторического момента: "Бакулин, я победил!"
|
|