Владимир Фомичев __ УКОРЕНЕННЫЙ В НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЧВЕ
Московский литератор
 Номер 15 август 2006 г. Главная | Архив | Обратная связь 

Владимир Фомичев
УКОРЕНЕННЫЙ В НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЧВЕ

     
     ТВОРЧЕСТВО ВАЛЕНТИНА СОРОКИНА, укорененное в национальной затысячелетней почве, не в тонком догматическом послереволюционном слое, сразу нашло отклик в моей душе и радует такой своей сутью до сего дня. Впервые это свое отношение я зафиксировал в начале семидесятых годов минувшего века, до личного знакомства с поэтом. Я тогда трудился в Ханты-Мансийском автономном округе корреспондентом крайнесеверной газеты "Путь Октября" в таежном поселке Советском. Оттуда послал поэтическую рукопись в недавно созданное российское издательство новинок художественной литературы "Современник". Получил ответ за подписью заведующего молодежной редакцией и редактора, что рукопись их заинтересовала, они включают ее в планы редакционной подготовки и выпуска. К письму прилагалась положительная рецензия Владимира Цыбина, с учетом замечаний которого издательство предлагало рукопись доработать. В ней было и такое стихотворение:
      РУССКОЕ
     Валентину Сорокину
      Я русской матерью рожден,
     Во мне с избытком доброй силы.
     Устав от зла чужих племен,
     Нас мамы доброте учили.
     Отец мой русский пал в бою,
     Как дед и прадед. Я усвоил:
     Есть враг, чтоб землю жечь мою, —
     Российский не погибнет воин!
     В смоленском выросший селе,
     Горевший с ним и не сгоревший,
     Молюсь в тиши печной золе,
     Склоняясь чубом поседевшим.
     Правда, посвящение в грянувшем затем сборнике отсутствовало. И вот почему. Вскоре после выхода плана выпуска, где была обозначена моя будущая книга "Белый космос", я вернулся с "северов" в столицу и был принят на работу как раз в издательство "Современник". При сдаче стихотворений в набор редактор предложил снять посвящение к "Русскому", чтобы сумбурные шутники не обвинили автора в подхалимаже: Валентин Сорокин являлся в этой популярной "фирме" главным редактором. Что и было сделано. Лишь спустя десятилетия я опубликовал произведение в первоначальном виде.
     Со дня прихода в "Современник" и по сегодня я вижу жизненный и литературный путь Валентина Сорокина собственными глазами и твердо убедился в том, что это крупнейший гражданин и художник русской нации в эпоху ее идеологического рабства. Его народная неподменность начинается со строк о любви, заповеданной свыше:
     Ты у меня одна, одна
     И на земле одна, одна, —
     Мне за мучения дана
     И — на бесстрашие дана!..
      Симметрия сердец органично сливается с нашей исконной землей:
     О, не умру, не утомлюсь я,
     Не пропаду в чужой дали,
     Пока над морем и над Русью
     Нас окликают журавли!
     Искренняя вера в безмерность своей родины, не в постулат "Не уголок подай, а белый свет", утверждение высоты понятий: грядка, тропа, ливень, обелиск, крест перерастают в точное, а не отвлеченное обобщение: "Ты помоги цветку, ручью, поэту, Приобретешь Отчизну и планету!"
      О том, как В. Сорокина жестоко замалчивают, если говорить по-крупному, свидетельствует, в частности, снятие из номера "Московского литератора" полосы "Поэтическая гостиная" с обсуждением его драматической поэмы о Г. К. Жукове "Бессмертный маршал" и фрагментами из нее. Факт известен мне досконально, ибо возглавлял тогда редакцию "МЛ". Материал, который мы полностью подготовили, должен был выйти 23 марта 1984 г. в №12 ( 271 ) на третьей странице, но не появился. У меня сохранилась верстка этой полосы.
     Во врезе сказано, что крупномасштабную вещь Валентина Сорокина рассмотрели по решению бюро творческого объединения поэтов и правления МО СП РСФСР. В горячем и заинтересованном разговоре участвовали подлинные знатоки образного слова: Юрий Прокушев, Михаил Числов, Николай Воронов, Алексей Меньков, Андрей Блинов, Александр Байгушев, Платон Афанасьев, Тамара Пономарева, Леонид Ханбеков, Иван Акулов, Петр Нефедов, Елена Андреева, Василий Ноздрев, Искра Денисова, Петр Пархомовский, Анатолий Щербаков, Сергей Поделков, Алексей Марков, Геннадий Серебряков, Людмила Щипахина. Все они дали высокую оценку новой поэме, что видно из выступлений, напечатанных в сокращении. Вот некоторые содержащиеся в них характеристики: "Поэма производит потрясающее впечатление. Очень сильная, честная вещь"; "Поэт оправданно дает густоту замеса русской истории. Г. К. Жуков напоминает мне былинных героев, знаменитых русских государственных лиц" и т. п. Корреспондент сообщал о таком же отношении к "Бессмертному маршалу" после прочтения Анатолия Софронова, Екатерины Шевелевой, Феликса Кузнецова.
     Полосу прочитал и согласился с ее содержанием рабочий секретарь Московской писательской организации по ритмическому искусству Владимир Костров, подписал я как редактор.
     Казалось бы, главное действующее лицо поэмы не только не должно вызывать сомнений, но, наоборот, порождать чувство благодарности к автору за обращение к такой фигуре — очевидно знаковой в новейшей истории Отчизны и мира; произведение состоялось, как определили профессионалы, выше которых нет. Обсуждение новых вещей своих товарищей, указывала редакция, "заметно активизирует творческий процесс. Ибо в перекрестке мнений, в аналитическом разборе, в самой атмосфере сотворчества с собратьями по перу обнажаются все сложности и таинства творческого процесса, индивидуальной лаборатории создателя". Что могло угрожать выходу в свет повествования о нерядовом событии в "Поэтической гостиной", аккумулировавшем столько сил и времени товарищей по цеху? Разве закрепление их выводов на бумаге не было интересно и нужно всем остальным? Оно необходимо и сейчас, и в будущем. В честь чего такая страница писательской жизни предназначалась к небытию? Однако прогнившая номенклатура, готовившаяся сменить власть на собственность, боявшаяся русского национального сознания, творившая в отношении основного народа геноцид и собиравшаяся продолжать его впредь, все же запретила публикацию, завершавшуюся строками любви и верности Валентина Сорокина:
     Георгий, знай, Победоносец, знай,
     Ты дом помог нам сохранить и май.
     Суворов и Кутузов, и Донской,
     И Невский — осиянены Москвой.
     От Кузнецова и до Пересвета
     В нас много ласки, мужества и света.
     …Мой дальний хутор на Урале грозном,
     А где же ты и что с тобой, скажи?
     Кресты, кресты,
     По луговинам росным
     Порхают одичалые стрижи.
     Кресты, кресты,
     Куда ни повернусь я,
     Кресты, кресты,
     И — муторно окрест.
     Но не поставил ворог крест над Русью,
     А Русь над ним переломила крест.
     
     1977-1982