Анатолий Бабак
ХРАНЮ В ДУШЕ...
|
***
Стократ оплаканная Русь,
свой век прожившая в обманах,
на всё махнув рукою пьяной,
точит берёзовую грусть.
И я, с распахнутой душой,
почти не верующий в Бога,
влачусь с тобой одной дорогой,
а, может, просто за тобой.
Мне не под стать твои дела
крестить в грехе большие роды.
Нет, я не тот, не той породы,
кого с тобою жизнь свела.
Погрязший в мелочных грехах,
пытаюсь петь не по канонам,
но вместо песен только стоны
скрипят на высохших губах.
Я сам в себе не разберусь
и в том, что видится, немногом,
как селянин земли убогий,
тревожусь, мучаюсь и злюсь.
И видно нет всему конца,
кричать молитвенно и жарко.
Молчит задуманная прялка
у поседевшего крыльца.
***
На склоне лет безумных увлечений,
как в фокус озираешь бытие,
к которому сквозь частокол сомнений
проходит всяк себе наедине.
Чужую боль в душе осознавая,
живя воспоминаньем о былом,
я с каждым днём острее понимаю
свою вину перед людским судом.
За то, что я крестьянской теплотою
обласканный в невиданную рань,
сторожко прикасался к непокою,
невозвернув отдарковую дань.
Огрубленный шероховатым веком,
храня к земле наследие любви,
я всякий раз подслеповатым веком
тянусь к цветку, дрожащему в пыли.
Тянусь к глазам, наполненным любовью,
к морщинкам, успокоившим лицо,
и к рубищу, в котором хлебом-солью
ты так встречать бежала на крыльцо.
Врачуя хворь несбывшихся пророчеств
глухим похмельем не в своем пиру,
пробивши тьму из сонма одиночеств,
одну тебя в мольбе боготворю.
***
Сколько мне отпущено, сколько мне отмерено,
буду любоваться, не ища начал.
Краем не ухоженным с хижинами серыми,
где на речке высохшей брошенный причал.
И в полях заснеженных, на таежной засеке,
возвращаясь мыслями, где когда-то рос,
вспоминаю мамины маленькие праздники
и простое самое трогает до слёз.
Дорогая, милая, широта бескрайняя,
для тебя не хватит скомканной любви.
Потому от юности сердце ноет раною
и душа волнуется до седых глубин.
Перед всей Россиею стыд меня не трогает.
Я готов, да некогда всё переболеть.
И люблю неистово только то немногое,
что с моей беспечностью сможет умереть.
***
Вселенский крест грехов, возложенный на плечи,
который я несу за свой смиренный род,
даёт надежду мне во всём увековечить
святую веру в Русь и немотный народ.
Когда пройдёт восторг и в радости щемящей
утихнет боль души за прожитостью дней,
я погружусь в исток любви животворящей,
чтобы испить тепла из родины своей.
Доныне нет душе моей успокоенья.
вокруг вопят сычи и разъярились псы,
и видится в любви порок грехопаденья,
и, кажется, спешат без удержу часы.
Но скоро ветхий чёлн от очага Вселенной
отчалит в полумгле к безлюдным берегам
и там приют мне даст далёкий соплеменник,
и с ним я причащусь к непознанным мирам.
Что станется с душой, исчезнувшей из мира,
когда живая плоть водораздел пройдёт?
Возникнет в пенье птиц иль в отзвуках клавира,
дойдёт ли в полутьме нагроможденьем нот?
О нет! Я жалкий тлен, непризнанный потомком,
проросток в жёлуде, растоптанный ногой.
Мою судьбу снесёт стремительным потоком
и заметёт в полях холодною пургой.
Но в зеркале росы есть слёз второрожденье,
в дыхании лесов — мой первородный вздох,
и радостный обман живого воплощенья
скрещённых мирозданий и эпох.
И ты оставь меня, глухой чревовещатель.
Я был стреножен век завидною судьбой.
Прости, что я в грехах перед тобой, Создатель.
Я на коленях сам в пороках пред собой.
ПРОСТИ
Жене Рите
Прости меня за скуку и неудаль,
что не писал по праздникам стихи.
Прости меня, что жизнь идет на убыль
и не уходят старые грехи.
Храню в душе и в памяти движенье
скрещённых рук под водопадом грив.
Храню лучей хрустальное скольженье
и линии классический изгиб.
Живу тобой и временем ушедшим.
Дышу тобой и серебром седин.
Живу твоим великим совершенством,
и тем, что я тобой одной любим.
Прости меня. Не поминая всуе,
с собой возьму, что не озвучил стих.
Всю теплоту тебе я адресую
и самое последнее — "Прости".
***
Я есть. Я жив. Я ощущаю вкус
живительных соцветий мирозданья,
побегов нежных, зоревые рани,
парение души от возвышенья чувств.
Что значит Бог и расстоянье между
моим волненье и идущим днём?
Какая страсть удерживает прежде,
чем я созрею в помысле своём?
Я раб души и чувственных волнений,
они меня влекут во мрак и свет.
И потому в кругу оцепенений
не нахожу запрятанный ответ.
Но гложит мрак, хотя Всевышний вряд ли
на ночь прольет свой благодатный свет,
как не сменить седеющие пряди
на всё, что было и чего уж нет.
Я жив. Я есть. Мой вкус не притупился.
Меня хмелит сиреневая цветь.
И каждый день, с которым я простился.
И каждый час, в котором радость есть.
ОТЕЧЕСКИЙ ПРИЮТ
Россия! Русь! Отеческий приют!
Сольюсь ли я невоскрешённой мыслью
с тобой, где тени милые живут,
где птичий гвалт под голубою высью.
Войду ль с мечтой в заветный светлый храм,
брожу ли в поле у лесных окраин,
где каждый холм торжественно печален,
я поклоняюсь родовым местам.
У входа в храм я ощущаю взгляд,
пронзающий меня из ниоткуда,
и, крест кладя с молитвой невпопад,
я ожидаю с нетерпеньем чуда.
Но молчалив весь деисусный чин.
Я слышу зов с пророческого ряда.
И, потерявшись в поисках причин,
ищу в душе своей заблудшей лада.
Скудеет край на песенный язык.
Скудеет Русь на доброту и нравы.
Бездушный век, минуя переправы,
отсчитывает вёрсты напрямик.
И я — вослед. Вминая листопад,
близ большаков и стынущей запруды
к себе иду полжизни наугад
и не пойму, зачем я и откуда.
Россия! Русь! В заоблачном раю
в долгах к тебе, в безрадостном угаре
за нелюбовь к себе благодарю
и за любовь — к тебе неблагодарен.
***
Как грустно мне. Как скоротечно время.
Уж нету тех, с кем начинал идти
дорогою, неся худое бремя,
и спотыкался на чужом пути…
Собирал каменья у истоков речек,
по берегам озёр, по пустырям,
порой встречая боль нечеловечью,
обиды, унижения и срам.
Всё миновало. Но волнуют всё же
огрехи на черствеющей душе.
Чем дни короче, тем они дороже.
Да и они отсчитаны уже.
Но в этих днях, найдя весну и лето,
благодарю, чем Бог вознаградил.
Какое счастье, если в сердце нету
обиды тех, кого не долюбил.
И пусть порочен в том, что на земле я
добром своим немногих приручил,
я об одном сегодня не жалею,
что никого в пути не огорчил.
***
Душа избита градом потрясений.
Угас огонь, не переплавив чувств.
Ушла пора томительных волнений.
Задули ветры тусклую свечу.
Мне жизнь дана случайно или Богом,
Не всё ль равно, когда в ней значусь я,
И потому, тревожась о немногом,
Живу познаньем сути бытия.
О том, чем эту пору обозначив,
К тебе придут на встречу торжества
Друзья с сединами, не знавшие удачи,
Враги, затихшие у чаши пиршества.
Чтоб среди лиц таких не обознаться,
Мне нужно в глубину души своей добраться.
***
Как трудно жить, не ведая стыда,
И горько как, не зная состраданий,
Идти тропой безвестной в никуда
И не иметь святых воспоминаний.
Как гложет боль. Хоть душу четвертуй.
Трудиться сердцу не хватает воли.
И нет желанья преступить черту
Любви к страданьям ближнего в неволе.
Но напряженье рвущейся души,
Метанье раздвоённого сознанья
Толкает руку к благу созиданья,
А сердце жаждет сладостной тиши.
И ты на зов о помощи идешь,
Не зная, чем на душу ляжет грош.
|
|