Александр Гусев
НЕПОВТОРИМОСТЬ
|
ДУМА
Живёшь на свете и чего-то ждёшь,
Приемля тишь и грохот супротивный.
Была лазурь, а нынче сеет дождь,
Как при Толстом… но радиоактивный.
И ты один. И рощица пуста.
И мокнут в лужах жёлтые потери.
И каждое падение листа
Трагично, как падение Помпеи.
И слышно, как за часом час идёт,
Как во Вселенной шар земной качает…
И в новых измереньях предстаёт
Всё то, что раньше мнилось мелочами.
КОРЕНЬ ЗЛА
Алексею Прасолову
В свои заботы погружённая,
В свои ушедшая дела,
Давно от Бога отрешённая,
Земля кружилась и жила.
Росли дома, дымили фабрики,
Сновал народ во все концы;
О звёздах грезили романтики,
И деньги делали дельцы.
Трудился гений для истории.
Играли дворники в "козла",
Учёные в лаборатории
Извлечь пытались корень зла.
И шли на свете войны зримые,
И шла незримая война —
За имена неотразимые,
За титулы, за ордена.
А посреди планеты
старенькой, —
Неважно — русский или грек, —
Всем человечеством оставленный,
В петле качался человек.
***
Года с людей снимают гримы,
Снимают ложь — за слоем слой.
И часто в лике пилигрима
Лик проявляется иной.
С лицом, загадочным как фреска,
Что значишь ты? что можешь ты?
Лишь смерть вычерчивает резко
Непоправимые черты.
НЕПОВТОРИМОСТЬ
И в эту ночь,
Как при Адаме,
Плывёт луна
К оконной раме.
И освещенные деревья
В саду лепечут,
Как при Еве.
И я кого-то продолжаю,
И я кому-то подражаю,
Верша открытия свои:
Уже не раз Земля крутилась,
И много в книжках говорилось
О розах, грёзах, о любви…
Но удивительно знакомый,
Я всё равно, конечно, новый
Планеты солнечный росток!
Природой, щедрою на милость,
И мне дана неповторимость
Судьбы, характера, дорог…
У ПЛОТИНЫ
В Волге дочки полоскали
Немудреное бельё,
Полоскали, как искали
В волнах — каждая своё.
Полоскали, как ласкали
Думы девичьи свои —
О нарядах, что не знали,
О приданом, о любви…
А потом купались сами
В водоёме за плотом,
И грудными голосами
Оглашали водоём.
Обнимала нежно Волга
Обнажённых дочерей
И тревожилась невольно
За судьбу своих детей.
Ждали дочек у плотины —
Тяжки в гору на подъём —
Вёдра грузные, корзины
С мокрым выжатым бельём.
И белела рядом дамба
Знаком боли иль нужды,
Молчаливая, как баба,
В рот набравшая воды.
БРЕВЕНЧАТЫЙ РАЙ
Сухо, надёжно и глухо
В нашем бревенчатом рае…
Тёплые яйца под клухой
Нежит солома в сарае.
Семь темпераментных куриц
Спят в петушином гареме;
Дед наш не пьёт и не курит,
И не мечтает о Еве.
Щедро живём, хоть не густо
Мы со сверчками-мальцами;
Сочная в кадках капуста
Щупается с огурцами.
Выросли груди у Люды;
Молится бабка на святцы…
Милые, добрые люди,
Скромники, старообрядцы!..
ДУМА ИЛЬИ МУРОМЦА
Невмочь лежать мне на печи,
Ни сил своих, ни свет не зная:
Пересчитал все кирпичи,
Все щели в стенах изучил, —
Тоска и скука…Мать честная!
Вдобавок кончились харчи,
Рассохлась квасная кадуха;
Как ошалелые грачи,
Народ под окнами кричит:
"Вставай на подвиги, Илюха!"
Пойду-ка я за огород,
Где конь мой бродит в поле чистом,
И, лихо сунув пальцы в рот,
Зальюсь мужицким буйным свистом.
Промчится эхо по лесам,
Шугая леших и медведей…
И Соловей-Разбойник сам
Мне звонким вызовом ответит!
ПОЛЁТ СТРЕЛЫ
Топя в крови славянский брег
За Доном и Сулой,
Стрелял когда-то печенег
Отравленной стрелой.
В последний раз, разбойный сын,
Снимал он лук с плеча;
И в степь бежал с полей Руси
От правого меча.
Остался сон
Былых времён,
Былин осталась грусть…
Ракетный век.
Грозы набег.
Летит стрела мне в грудь!..
***
Мне не писать роман в стихах
При жизни бренной впопыхах;
Зато в минуты просветленья
Я выдам вам стихотворенья
О… ярославских петухах.
Ещё добавлю кур в стихи,
За ними следом — лопухи,
И соли с перчиком немножко…
И выйдет славная окрошка,
Или подобие ухи.
Пускай какой-нибудь болван
Напишет за меня роман,
И дурни пусть его прочтут,
Наперебой хвалить начнут;
И пусть я в компас буду пьян,
Когда открою сей роман…
ПЕРВЫЙ СТИХ
Мой первый стих — удел блаженства,
Души не радует и глаз:
Он лишь задаток совершенства,
Неотшлифованный алмаз.
И сколько надобно таланта,
Утрат и рифов, бурь и скал,
Чтоб безупречным бриллиантом
Он зазвучал и заиграл!
***
Мир на Поэзии стоит,
На Слове равном Богу.
Последний кончится пиит —
И Жизнь помчит к истоку.
И с первым веком сущий век
В одной сомкнутся глине.
Не докричится человек
До ближнего в пустыне.
И обезлюдят города,
И веси станут склепом;
И Демон ночи навсегда
Задёрнет Землю крепом.
ЧАША ЖИЗНИ
Как поцелуй ребёнка сладкий,
Как розы нежной лепесток,
Впервые сорванный украдкой
С твоей поверхности глоток.
С годами копишь горький опыт
И постепенно сознаёшь,
Что мир непознан и не понят,
И ты неузнанным уйдёшь.
Боюсь отдать я дней остаток
Непостижимой глубине, —
Ведь самый гибельный осадок
Всегда покоится на дне.
ЕСЛИ ИМЯ ТВОЁ ПОЗАБУДУ
Самой яркой звездой на земле
Я тебя называю повсюду.
Все светила померкнут
во мгле,
Если имя твоё позабуду.
Закружит в небесах вороньё,
Все дороги заказаны будут.
Что мне смутное утро моё,
Если имя твоё позабуду!
От тебя так и веет весной,
Так и тянет в страну незабудок…
Я не знаю, что станет со мной,
Если имя твоё позабуду.
ПРЕДОСЕННЕЕ
Мой сад устал от шума и поклонов
И погрузиться хочет в забытьё.
Листва, ещё зелёная на кронах,
Предчувствует падение своё.
Мой древний город в кружеве соборов
Стал некрасив и жалок от дождей,
И косяки летящих "Метеоров"
Мою реку не сделают светлей.
Моя река нахмурена. И ветер
Клавиатуру волн куда-то мчит.
Звучит гудок у пристани — и вечер,
Как полонез Огинского, звучит.
ТРЕУГОЛЬНИК
В моей каморке — три угла,
Три горевых моих собрата.
В одном углу стоит метла,
В другом совковая лопата.
А в третьем, избранном углу,
Царю я сам на раскладушке,
И щедро "Примою" дымлю,
И крепкий чай тяну из кружки.
В мою каморку в пять шагов
Никто из ближних не заходит:
Убогий вид её углов
На них уныние наводит.
И, право, что им делать здесь,
В жилище призрачно-непрочном,
Где даже чурки нет присесть,
Не говоря уже о прочем!
Когда кляну я жизни мглу
И управдома, и зарплату, —
Лопата смотрит на метлу,
Метла, взъерошась, — на лопату.
И этот странный перегляд
Страшнее самых страшных пугал…
Возьму полдюжины котят,
Лишь получу четвёртый угол!
НАКАЗ
Никто не мог той ночью задремать,
Никто не мог в дому угомониться.
Сбирая вещи, сокрушалась мать:
На что, сынок, сдалась тебе столица?
Отец был хмур, отец дымил махрой,
И наставлял меня неоднократно:
Ты там смотри, не больно колобродь…
Тушёнки купишь — и валяй обратно.
И вот все вместе мы сошли к реке,
Где огоньками судно улыбалось;
И вот уже в далёком далеке
Моя родня на пристани осталась.
Качала Волга ржавую листву,
Мой теплоход и бакены качала…
Не за тушёнкой я спешил в Москву,
Иная цель судьбу мою венчала.
И эта цель от светлых берегов
Меня манила к берегам туманным:
Я вёз в Москву тетрадь своих стихов,
Надежду вёз на днище чемодана.
Звучали рядом чьи-то голоса,
Звучал гудок в ночи неоднократно…
И, как прибой, звучал наказ отца:
— Тушёнки купишь — и валяй обратно.
« * *
В.Кожинову
В Москве со мною ладят,
В Москве закон блюдут:
Одной рукою гладят,
Другой рукою бьют.
Не ведая покоя,
Приюта и похвал,
Мотаюсь я изгоем
С вокзала на вокзал.
Сношу тычки и ласки,
Пою про трын-траву…
И всё равно, как в сказке,
В реальности живу.
О МОСКВЕ
Москва видней издалека!
Отчётливей на расстоянье —
Зубчатый Кремль, Москва-река,
Прекрасных улиц сочетанье…
На перекрёстках всей страны,
В морях и в космосе морозном —
Часы московские слышны,
Видны рубиновые звёзды.
Не с высоты семи холмов,
Не с косогоров невысоких —
С глубинных сёл и городов
Берёт Москва свои истоки.
В глуши степей, в тиши полей
Земная мощь её таится…
Чем сердце русское нежней,
Тем ближе для него столица.
Стоит Москва,
Как жизнь, крепка,
Ни злом, ни бурями не стёрта!
И Долгорукого рука
К урокам древности простёрта…
ПРОРОК
Отчего из лужи пьёшь, пророк,
На коленях ползая нескромно?
Неужель, нигде воды глоток
Не найдёшь ты в городе огромном?
Занесёт тебя пурга в ночи,
Заморозит зимний резкий ветер!..
Позвони в квартиры, постучи, —
Есть же люди добрые на свете.
Встал пророк — рассеян и уныл,
И в ответ я горестно услышал:
Я звонил — никто мне не открыл…
Я стучал — никто ко мне не вышел…
|
|