Ольга Забелина __ КОРЖИКИ
Московский литератор
 Номер 08 (1152) апрель 2006 г. Главная | Архив | Форум | Обратная связь 

Ольга Забелина
КОРЖИКИ
Ольга Забелина
     СОЛНЕЧНЫЙ ПОЛДЕНЬ безжалостно выявлял неприглядное предместье. Кто не жил на окраине, тот не поймёт значение этого неухоженного пространства в жизни людей. Кислород на территории отсутствует. Густой дух махорки и пары настоянной браги витают над каждым двором. Приземистые дома скорбно жмутся друг к другу, опасаясь рассыпаться от малейшего дуновения ветра. Заплаканные окна, пропитанные угольной пылью, открыты настежь — тайн от ближних не скрывают. При встрече люди кивают друг другу головой и добродушно улыбаются. За солью, спичками и хлебом в любой дом могут войти, не церемонясь.
     Из кухонь на улицу плывут запахи: здесь рыба жарится, там щи разогревают. Народ готовится к обеду.
     За железнодорожной насыпью в бараке чёрном от копоти и грязи девочка Агнесса сидит на подоконнике, шаркая ногами по наружной стене, и смотрит вдаль. Внутри её худенького тельца идёт нешуточная борьба. Сейчас, как ошпаренная, на обед с работы прибежит мама, будет впихивать в неё вчерашний рассольник. Агнесса не любит рассольник. Она мечтает о коржиках.
      Весной мама определила Агнессу в первый класс. В школьном буфете девочка увидела коржики. Приятный аромат сдобы преследует её даже во сне. Но она не просит у мамы — купить ей коржик. Глубокая мечта должна быть молчалива, тогда она непременно исполнится.
     Мечта — это ложка, чтобы кушать бесплатно мороженое, пирожное, шоколад. А ещё коржики.
     Агнесса спрыгнула с подоконника и, перемахнув через рельсы, скатилась по насыпи вниз, помчалась к подругам Ираиде и Офелии.
      Дети на окраине предоставлены сами себе. Главные наставники: улица, шириною с папиросу, растопыренное облако над головой, свистящие скворцы в гнезде за чердаком.
     Окраина — район неудачников, которые верят, что бедность даётся: закалить волю и сделать тебя сильнее.
     Сжиться, свыкнуться с нищетой — значит, ощущать себя свободным и богатым. И только дети от причуд нескладного быта взрослеют поспешно.
     Детство всегда распадается там, где не сбываются желания и мечты.
     Ираида и Агнесса столкнулись у дома Офелии и втроём направились к единственному свободному клочку земли.
      По дороге Офелия сорвала подсолнух, высунувший овальную голову из палисадника и, с хрустом разломив его на три части, поделилась с подругами.
     Неподалёку слышится перестук молотков и скрежет лопат — эти звуки раздражают кота, затаившегося на крыше. Кот ведёт наблюдение за парой беззаботно шмыгающих по крыше воробьёв.
     Не принимает эти звуки бабушка Офелии. Она высунула голову в окно и наставляет внучку:
     — Офка, ты хоть бы майку натянула, цицки уже повылазили, а ты в одних трусах шлындаешь, горе луковое.
     — Бабушка, не жови меня Офка, мама не любит, когда ты меня так наживаешь,— шепелявит Офелия.
     Она ровесница Агнессе, но у неё действительно уже набухли два бугорка.
     — Та, мне легче тебя чёртом называть, чем эти дурацким именем. Какая ты Офелия в застиранных штанах и с подранными коленками. Вот у "пришлых" дочь похожа на Офелию, разодета точно краля. "Зажиточные", видать, поселились, под черепицей дом возводят, — бабушка поморщилась, задвигала ослабленным подбородком и запричитала:— Крайний срок на Земле отбываю, спокойно умереть не дают, долбят день и ночь. "Нахаловку" обживать без толку, всех сносить будут, а вас, "куркулей", в первую очередь. Упаси, Господи! Душу мою грешную! — перекрестилась бабуля и зашла в сумрак комнаты.
     Девчонки рванули наперегонки, перепрыгивая ухабы и рытвины, им невдомёк, что на карте города окраина не значится. Люди обжили эту местность нелегально. В народе захваченный кусок провинции величают "Нахаловкой".
     Недавно в "Нахаловке" объявились незнакомцы. Первым делом чужаки начали строительство на месте прежнего дома и…
     -Вот напасть! — Свалили брёвна там, где обычно собиралась детвора. Подруги ринулись отстаивать заветный "пятачок". Они попытались скатить брёвна в лужу, долбили по брёвнам камнями. Устроили дикий бедлам, осаждая нежданных соседей.
     Полдень медленно отступал, жарко дыша на латаные крыши, залитые гудроном. Масляной плёнкой цвета йода подёрнулась лужа. Похоже, грузовик, из которого выкатили брёвна, был с дырявым баком. Бензиновый, неприятный смрад ничуть не смущал подружек. Они не покидали рубеж. Взгромоздились верхом на тёсаные брёвна и, выковыривая пухлые семечки из подсолнуха, запускали зёрна в щербатый смешливый рот.
     Перебивая друг друга, несли всякую околесицу.
     Агнесса, признанная выдумщица, выступала первая:
     — На земле есть такое место, где вообще нет взрослых, кругом дети.
      Дома там из шоколада, деревья из сахара, вместо листьев на деревьях леденцы и мармелад. Там каждый день созревают "Вкусности".
     — "Вкусности" не созревают, — хитро скосила глаза рыжая чудачка Ираида — вкусности добывает попрыгунчик — солнечный зайчик, он носится по звёздам, потом на воздушном шаре опускается на Землю и приносит детям много пряников, печенья и пастилы…
     — От шладкого жубы выпадают и глажа гноятша, — предупредила Офелия и вытянула вперёд губы, чтобы скрыть нехватку зубов.
     — У тебя зубы не от сладкого выпали, их тебе бабушка …
     Ираида не договорила, со скрипом тяжело отворилась калитка и, словно ангел с небес, перед глазами явилась девочка.
     Подружки умолкли, повернули головы, и без смущения уставились на "явление", рассматривая белое платье с кружевными рюшами, гладкие волосы цвета соломы, лакированные голубоватые туфли.
     Среди угрюмых облупившихся стен, извилистых щелей в деревянных заборах, трущобной, чавкающей грязи, девочка была неправдоподобно красива, светлое видение в пещерном сумраке. "Видение", не закрывая калитки, двинулось к подружкам и заговорило:
     — Здравствуйте, меня зовут Маша.
     — Ну и что, а меня Агнесса,— задиристо выдала Агнесса ,— у меня имя означает: "чистая, послушная и добрая", так сказала мама. А что такое Маша?
     — Меня зовут Ираида — значит, героиня, мне шесть лет, вот — Ираида выставила в направлении Маши раскрытую пятерню и указательный палец.
     Маша вытянулась, словно проткнутая этим пальцем и при этом глаза её, два зелёных островка, расширились и стали заполняться влагой.
     — Меня зовут Офелия, моя мама в клубу выштупала. Офелию на шене иглала, У меня мама класивая, она могла алтишкой штать, папа не лажлешил, а шам уехал и плопал, — старалась поведать, как можно больше, развитая не по годам, Офелия.
     — У Офки нет отца, зато у мамы её много мужчин, — хвастливо подчеркнула Ираида, но Офелия неодобрительно толкнула её локтем в мягкий бок.
     — Маша — значит, ты не наша,— передразнила Агнесса и посмотрела на "видение" открыто враждебным взглядом.
     Маша выслушала всех, пожала плечами, не вникая в происходящее, продолжила:
     -У меня сегодня День Рождения. Папа подарил мне радиолу. А мама испекла коржики. Приходите.
     Она улыбнулась и села рядом с Агнессой, но та резко поднялась и пересела поодаль.
      Маша встала с бревна, сказала взволнованным голосом:
     — Ещё папа купил пластинку Робертино Лоретти — итальянский мальчик, он хорошо поёт. Я тоже стану певицей. Когда построят дом, мне купят пианино.
     — Коржики мамы не пекут, их продают в школьном буфете, — заявила Агнесса и посмотрела в упор на Машу долгим взглядом.
     Та испуганно сжалась, отстранилась и прошептала:
     — Почему вы так смотрите? Вы не верите, что у меня есть радиола?
     Неповоротливая, тяжеловесная Ираида лениво привстала и, смахивая со лба прилипшие морковные волосы, пробурчала:
     — Какая ты врунья, всё выдумала. Радиолу детям не покупают.
     — Тебя мошет током шибануть, там ше электлишештво — отметила Офелия.
     Агнесса подхватила, сменив напор на пренебрежение:
     — Ты выделываешься, что у тебя есть папа, а моя мама работает кондуктором, и я могу кататься в автобусе сколько угодно.
     — Да, Агнесса и нас возьмёт покататься, а ты будешь слушать "Робертину",—
      подтвердила Ираида.
     Офелия продолжала наступать:
     — Машка, когда вы дом поштроите? Штучите, моей бабушке шпать не даёте.
     В этот момент бабушка снова выставила седую, непричесанную голову из окна и закричала скрипучим голосом:
     — Офка, иди немедленно домой, похлебай щец, покуда не остыли. И вы кышь по домам, пора всем обедать. Телесная немощь помеха здоровью.
     Офелия приложила ладони рупором ко рту, и громко зашепелявила:
     — Щас щец сшевать не сшелаю. Мошешь, бабушка, шпокойно шпать, пока шошедшкие штроители не шадолбали. Шеводна Маша отмещает День рошдения, они не штлоятша, они корлшики шуют.
     Девчонки прыснули издевательским смехом, победоносно подбоченились и ринулись на мертвенно бледную Машу, азартно выкрикивая слова и устрашающе топая ногами.
     Они отторгали её бессознательно, застигнутые врасплох, вползающим в детскую душу непотребным ощущением униженности.
      Гнусное состояние внутри, наружу выпихивало сгустки внезапно вскипавшего негодования. Очарование "видения" угнетало, хотелось скорей избавиться от наплывших неопределённых, необъяснимых чувств:
     — Твои родители купили радиолу не тебе, а ты хвастаешься, — хлёстко
      выворачивала слова конопатая Ираида.
     — — И чего ты из себя ставишь? Вырядилась, как полоумная,— возмущалась Агнесса, выкрикивая второпях, резкие, неприятные слова:
     — Катись прочь! Для таких "вывернутых", у нас места нет.
     — Убирайтешь, шушаки, откуда прибыли. — решительно заключила Офелия.
      Они скопом обступили Машу, пытались дотронуться до её шелкового платья. Маша, упорно отбиваясь, заголосила:
     — Не трогайте меня. Вы запачкаете платье. Я не хочу быть такой грязной, как вы, — глаза, наполненные влагой, наконец, смогли высвободиться от капель и вытолкнуть их наружу в виде слёз. Не сдерживая рыданий, Маша повернула обратно. С разбегу ударилась о бревно, и в белом платье скатилась прямо в лужу. Платье вмиг стало чёрным.
      — Так тебе и надо! — закричала, подпрыгивая от удовольствия, неуклюжая Ираида.
     — Иди, покашишь швоей мамаше, пушт радуетша, — горячо воскликнула чернявая девочка Офелия.
     Агнесса зычно выкрикнула вдогонку:
     — У меня тоже будет День Рождения, и мама подарит мне во-о-т такую куклу. (Агнесса вытянула руки, показывая размер куклы.)
     Маша вряд ли это услышала, она бежала к маме, которая вышла, чтобы прикрыть калитку. Женщина с укоризной взглянула на остолбеневших девчонок, завела Машу во двор и захлопнула за собой калитку, щёлкнув задвижкой изнутри.
     Агнесса тотчас отделилась от Офелии, рыжухи Ираиды и двинулась к ограде "чужаков". Её одолело любопытство. Она, едва сдерживала дыхание, с трудом вскарабкалась на досчатую ограду и, тяжело кряхтя, опустилась на гору опилок и стружки.
     Во дворе кругом лежали доски, мешки с цементом, кирпичи. Агнесса пригнулась и на цыпочках, бесшумно ступая, пробралась к сооружению на четырёх столбах под навесом. Здесь стояли сколоченная скамейка, круглый стол, табурет, на котором возвышалась настоящая радиола. Блестящий приёмник, с открытой крышкой сверху.
     Из летней пристройки вышли переодетая Маша, с блюдом в руках, и её мама. Они о чём-то разговаривали. Агнесса попятилась и спряталась за стопку кирпичей, невольно вслушиваясь в слова:
     — Мама, никто не захотел придти на мой День Рождения. Они сказали, мы чужие, и должны отсюда убираться, — с обидой в голосе произнесла Маша.
     Мама отвечала спокойно и убедительно:
     — Чужих людей на свете нет. Люди на земле кому-то близкие, кому-то родные и ещё незнакомые.
     — Я познакомилась с девочками, но они не хотят со мной дружить, — светлые брови Маша взметнулись вверх, создавая на детском лице, мимику недоумения. Девочка была в отчаянии. Мама наклонилась, поцеловала её в пробор на затылке и ласково проговорила:
     — Человек подобно зеркалу, обязательно имеет тёмную сторону. Но, если светлая сторона — зеркало, то в нём отражается то, что окружает человека. А что окружает девочек?— Окраина. Не лучшее место для жизни.
     — А мы зачем сюда приехали?— удивилась Маша.
     — Так решил папа. Все хибары скоро снесут. Здесь будут жить другие люди. Они построят красивые, добротные дома, разведут сады, — её сливовые глаза блеснули и сощурились, выверяя пространство.
     — Папа вечно на работе, даже в мой День Рождения,— попыталась капризничать Маша, но мама немедленно остановила её:
     — Не смей дуться на папу, он изо всех сил старается, чтоб ты ни в чём не нуждалось. Запомни, если тебе много дано, значит и ожидать от тебя будут многого. Маша ничего не ответила, только печально взглянула на маму.
     У Агнессы защемило в груди, горький комок подступил к горлу, она с трудом подавила желание разреветься…
     На блюде, которое несла Маша, девочка увидела гору коржиков. Смотреть на это румяное великолепие было выше сил. Агнесса усердно карябала бездушные кирпичи. Вытягивала до боли шею, вдыхая пары свежеиспеченного теста. Невыносимо кружилась голова. Во рту пересохло, першило в горле, хотелось откашляться, она широко открыла рот, чтобы вдохнуть больше воздуха и стала похожа на рыбу, оставленную на суше. Она даже не заметила, как покинула укрытие и оказалась у табурета с радиолой. Мальчишеский голос, разрывая полуденный зной, сладко протягивал: " Я-ма-а-а-айка!"
     Маша тотчас увидела Агнессу, и, передав блюдо маме, потянула её к столу:
     — Входи, Агнесса, видишь, я не обманывала, у меня есть радиола и коржики.
     — Угощайтесь, — предложила женщина и протянула ей поджаристое кольцо.
     Взять и вот так просто съесть этот кружок, похожий на солнце, Агнесса не могла. Это обман. На столе столько коржиков не бывает. Происходящее горячило воображение, изменяя действительность до предела. Агнесса вспыхнула, отвернула лицо от протянутого коржика, крепко сжала руки за спиной и молча, поджав губы, стала вглядываться в реальность, не узнавая обычных вещей. С недоумением бросила взгляд на пышнотелую, улыбчивую женщину в переднике и панаме. Женщина была такой ослепительно — яркой, что хотелось закрыть глаза.
     Маша в другом уже розовом платье, была так же хороша, как и прежде. Агнесса почувствовала себя в нечеловеческом мире:
     — У человека не может быть сразу и папы, и радиолы, и коржиков. Настоящие люди так не живут, — решила Агнесса и вздохнула уже легче.
     Женщина, продолжала уговаривать:
     — Ну, что же ты, возьми коржик. По глазам видно, что хочешь коржик.
     — Хочешь, правда? Неужели ты не любишь коржики? — спросила Маша.
      — Я люблю маму, — ответила девочка, — когда мама водила меня в школу она купила мне столько коржиков, что я чуть не лопнула.
     Женщина присела перед Агнессой на корточки с улыбкой спросила:
     — Для чего ты сейчас выдумала эту историю. Ты хочешь обидеть Машу в её день Рождения? Вам надо подружиться, вы ровесницы и, возможно, будете учиться в одном классе.
     — Никого я не хочу обидеть. Мама от чужих людей ничего брать не разрешает, — выдавила из себя утомлённая Агнесса и, расправив ещё неокрепшие плечи, двинулась прочь, не оглянувшись ни разу
     Агнесса выдержала натиск и не показала вида, что больше всего на свете хочет съесть коржик.
     Она шла, ощущая, как вколачиваются в коричневую городскую пыль, огрубевшие за лето, пятки. Агнесса чувствовала собственный вес, её тело обретало форму и уже что-то значило в этом удушливом пространстве.
     — Молодец! Ты сильная девочка. Преодоление желаний закаляет личность, — донеслись до неё слова женщины.
     — Что она имела в виду? — Агнесса не поняла.
     Скорыми шагами девочка направилась к дому.
     По рельсам, тянулся товарный состав. Паровоз, шипящий как примус, обдал Агнессу паром, укрывая горячим облаком. Она почувствовала себя спрятанной от всего мира и совершенно одинокой. Её охватил испуг.
     — Мама!— закричала Агнесса,— я не хочу коржиков! Я не хочу, чтоб дома сносили! Я не хочу быть чужой! Я хочу рассольник!
      Пар рассеялся, уплывая вслед гремящему составу. Агнесса оказалась рядом с бараком, который тонул в солнечных лучах и, казался не черным, а золотым. Сердце Агнессы неистово стучало. Она расставалась с мечтой, аромат сдобы улетучился и не волновал её. Щекотал ноздри знакомый дух жареной картошки и земной, волнующий запах грибов. Мама не стала кипятить рассольник. Она приготовила грибы с картошкой.
     Эти привычные запахи открывали ход сокровенным вещам, естественным, как этот полдень… небо… окраина… Офелия… Ираида… мама.
     Агнесса радостно вскочила на порог, бросилась к маме, прижалась к ней дрожащим телом и произнесла:
     — Мама, знаешь, какая Маша богатая, у неё КОРЖИКИ.