Виолетта Баша
МЫ РАНО РОДИЛИСЬ, УЙДЕМ ДО СРОКА…
|
ПОКОЛЕНИЮ 70-Х
…Вы в книгах прочитаете как миф…
Николай Майоров
Мы рано родились, уйдем до срока.
Чтоб вам потом запомниться как миф.
Помедлив у предельного порога,
Уйдем, недомечтав, недолюбив.
По одиночке упадем как звезды.
Но небо станет чуточку светлей
В момент паденья. И светить непросто,
Но землю согревать в сто крат трудней.
Мы родились, когда страна скорбела,
Оплакивая гений палача,
И тень его почти и не успела
Коснуться наших судеб. Но с плеча
Катилась грандиозная эпоха,
Как с плахи безрассудство королей.
Непостижим был замысел у Бога,
Но не судить казалось нам честней.
Росли мы, беспокойные скворчата,
В стране, до неба врытой в вечный снег.
И старшие, из тех, шестидесятых,
Нам завещали свой двадцатый век.
Свершений век безумный и огромный,
Кровавый, гениальный и больной.
И как сейчас нам не было бездомно:
Тогда мы жили вместе со страной.
И мы наверно в чем-то виноваты,
За то, что не успели, не смогли, —
Последние романтики, ребята
Семидесятых. Наши корабли
Неслись за горизонт, летели в космос.
…А наши песни вновь звучат. Как миф.
Но…
падают до срока наши звезды.
По одиночке.
И … недолюбив.
ПОЧЕМУ ЭТИ ПТИЦЫ НА СЕВЕР ЛЕТЯТ?
Денису Коротаеву
Почему эти птицы на север летят,
если птицам положено только на юг?
Владимир Высоцкий
В мандариновых рощах лиловый закат.
Океанский прибой навевает им сны.
Почему эти птицы на север летят?
Что им надо в снегах необъятной страны?
Где стреляют на взлете. Где рубят с плеча.
Где не верят святым. Где пророков казнят.
И не каждой дано долететь до земли.
Почему эти птицы на север летят?
Почему, лишь весной зашевелится лед,
Затрещит, покачнув четверть суши земной,
Юных птиц вожаки направляют в полет,
Неокрепшие души зовут за собой.
Им лететь сотни верст на такой высоте,
Где разреженный воздух смертелен и чист.
И последней молитвою станет для тех,
Кто погибнет, сородичей клекот и свист.
И не зная законов людских и границ,
По тому лишь, как сильно он легкие рвет,
Воздух с привкусом крови, пьянящий всех птиц,
Им подскажет, куда направлять свой полет.
И когда исхудавших, израненных птиц
Поредевшую стаю вожак перечтет,
В гордом блеске сухих опаленных глазниц
Он уже своих бывших птенцов не найдет.
Ну а в этом краю леденящих ветров
И израненных душ выживают лишь те,
Кто дышать горьким привкусом крови готов
На смертельно опасной для птиц высоте.
КРЕСТНЫЙ СЛЕД
Александру Муленко
Ты идешь и не знаешь как —
Добрести до конца пути,
Повстречается вдруг река,
У которой все в наледи,
Этот лед на реке как сон,
Сколько б ни было ему лет —
За спиной чей-то злобный взгляд,
И недобрый петляет след.
В этом холоде есть одно,
Что спасает в конце пути —
Вдалеке чей-то светлый взгляд,
От которого не уйти.
Не река ведь была, а жизнь.
Что-то радости Бог не дал?
Ну а крест раз поднял — неси
До конца, коли сам поднял!
Не сегодня, не завтра, нет! -
Что-то сдвинется, треснет лед.
И по наледи за тобой
Может быть, не один пройдет.
Будет каждый второй — герой.
И не вспомнят, за кем прошли,
Каждый первый, а не второй
Не поверит, что так могли!
По эпохе нашей скользя,
Словно спичкой светя во мрак,
Скажут горько: "Так жить нельзя!",
Не поверив, что можно так!
Не поверив рассказам тех,
Наших страшных, дремучих лет.
Но припомнят —
шел здесь
Один.
И оставил
свой
Крестный След.
ВЕТЕР С ВОСТОКА
(Албена)
Ни томная Ницца, ни пышная Вена…
Здесь меньше Европы, но больше Вселенной.
Здесь меньше покоя, но больше простора.
Здесь флаги чужие рвет ветер с востока.
Здесь море умеет штормить вдохновенно.
Здесь осень всерьез, и судьба переменна.
От Бургаса к Варне, от Ялты к Несебру
Что кажется югом — лишь вешки на север …
И волнами дождь, и сентябрь не греет,
И берег исхлестан нагайкой Борея…
У Черного моря судьба одинока:
На север — дорога. На запад — дорога.
Ни томная Ницца, ни пышная Вена -
Серебряной рыбкой мерцает Албена.
Здесь наши святые, и имя у Бога.
И говор турецкий. И ветер с востока…
ВРЕМЯ ВЫСОКОГО НЕБА
Бог-очевидец, скиталец в пурпурно-зеленом…
Утром туман у дороги, и спелые яблоки…
Время высокого неба и взгляд отстраненный…
Рваные ритмы и нервные листья бумаги…
И в этих сбоях немного смешно и по-птичьи
Бьется, пульсирует — то ли душа, то ли вечность…
Отче, помилуй нас: — осень! … но до неприличья
Вдруг улыбнуться ему, широко и беспечно,
Все потому, что так странно, так нежно печальны,
Так невозможно прекрасны и так неизбежны
И твоя осень, и жизни великая тайна,
И твоя кошка, и твой закипающий чайник…
ВЕРЕСК
О чем молчит тот потаенный берег
Близ полноводной и большой реки,
Где солнце к ночи скатывалось в вереск,
Где были стаи облаков легки,
Где так неспешно протекали годы,
Столетия сменялись и цари,
Но были вечно неизменны воды
И тишина звенела до зари...
И не сказать, не выразить, ни молвить,
Лишь птица что-то крикнет и замрет,
И, может быть, душа о чем-то вспомнит,
И что-то отдаленное прочтет…
И может быть, оценит, но осудит,
И может быть, поймет, но не простит
Изломанность реки, изломы судеб….
И хрупкость душ. И берега гранит.
И некого винить, что ты здесь лишний,
Не нужен ни себе и ни земле,
Но, может быть, вот здесь тебя услышит
Душа реки в неспешной стороне.
И вдруг замрет, прислушавшись, сознанье,
И вдруг поймет, что жизнь как та река
Необратима, скоротечна.
Знаешь, —
…и так хрупка,
… как вереск у песка….
У реЧного плеса
Жить бы нам там, в соснах
Где тишина и тайна,
У той реки дальней,
Где в глубине звезды
Плещутся до рассвета.
Где можно любить просто,
Где рыбы мерцают в звездах,
И не кончается лето.
Где запах малины вечен,
А счастье — так безмятежно.
Где смех твой будет беспечен,
И безрассудна нежность.
И пусть там не будет моря —
Хватит речного плеса.
И я отучусь плакать
Тихо и безголосо.
САКСОФОНИСТ ПО ИМЕНИ ВЕСНА
Ах, Анна, Ксения, и вы, Мария-Марта!
Прекрасны лица, и печальны голоса…
Но, — боже мой, но, — черт возьми! — начало марта —
Непредсказуемо-шальная полоса…
Еще не верится, что все иначе будет,
Что наши судьбы переменятся с утра,
Но кто-то смотрит вам вослед с улыбкой Будды
И шепчет тайное знамение: "Пора…"
И в спящий город, где в сугробах стынут тропки,
Оцепеневшие, казалось нам, навек,
С утра на цыпочках совсем по-детски робко
Прокралось солнце и нырнуло в рыхлый снег.
Еще не верится, что новое возможно,
Еще душа разлукой прежнею больна,
Но заиграл безумствий блюз вдруг март-безбожник —
Саксофонист по имени весна…
Ах, Анна, Ксения, и вы, Мария— Марта!
Какие лица и какие голоса…
И, — черт возьми, и, — боже мой! — начало марта,
Непредсказуемо-шальная полоса!
|
|