Павел Косяков
ДОЛГОЕ ЭХО НЕБЕС
|
ДВЕ ЖЕНЩИНЫ
Две женщины встретят меня у ворот,
Проводят в избу и посадят у печки:
Одна с молодыми бровями вразлет,
Другая с глазами застуженной речки.
Две женщины встретят меня у ворот,
Две женщины выставят снедь предо мной,
Нальют в два стакана граненых настою:
Один, до краев, будет с мертвой водой,
Другой, в половину — с живою водою.
Две женщины выставят снедь предо мной.
Две женщины молча мне справят постель
В двух темных углах задремавшей избушки:
Одна изголовьем — на стылую дверь,
Другая — к иконам, над срезом подушки.
Две женщины молча мне справят постель.
Две женщины выйдут меня провожать
В морозное утро, в дорогу, по чести:
Одна меня в губы начнет целовать,
Другая мне спину три раза окрестит.
Две женщины выйдут меня провожать.
***
Что я запомню на земле,
Когда душа взмахнет крылами?…
Деревни скрытые во мгле
Непроходимыми снегами.
Глаза намоленных старух,
Тоскливый лай цепной дворняги,
В избе от печки жаркий дух,
Послушный только звездной тяге.
В метельном логове лощин
Саней останки, крест понурый…
Все, что я бережно сложил
В свой скарб исчезнувшей культуры.
Потомкам из грядущих лет
Чудно должно быть будет, дико
Узнать, как мы ушли в рассвет
Без сожаления и крика.
И удивятся нам они,
И сквозь века пойдут за нами…
Но будем мы отдалены
Непроходимыми снегами.
ЖУРАВЛИ
Жизни ли, смерти в угоду
Над колыханьем равнин
Вновь журавли в непогоду
Тянут тоскующий клин.
Вещие птицы России…
Долгое эхо небес
Гонит по блеклой низине
Вспоротый окликом срез.
И над овражьем глубоким,
И над безвременьем лет
Стелется теплый, далекий
И всепрощающий свет.
ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
Вниз по Сухоне, к Тотьме
До Никольских болот,
Не таинственный тот ли
Меня голос зовет?
Режет судно упрямо
Гордым килем волну.
"Вам куда?" — спросят — "Прямо,
Мне к себе самому".
Есть вино и закуски,
Есть щемящая грусть.
"Кто ты?" — спросят — "Я русский!"
Значит выпьем за Русь!
Мерный гул теплохода.
Близкий всходит рассвет.
Кто сказал у народа
Прежней памяти нет?
Даль затянута далью.
И не спится никак.
И с геройской медалью
У соседа пиджак…
Вниз по Сухоне, к Тотьме
До Никольских болот,
Не таинственный тот ли
Меня голос зовет?
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Грустно на сердце и зябко.
Словно по лету скорбя,
Листья сгорают охапкой
В красном костре октября.
Свет проникает высоко
В неба холодную тишь,
Мимо пустующих окон
И прозябающих крыш.
Вот он, в прозрачной купели,
Клином мелькнул и исчез…
Словно сгорев — отлетели
Души земли и небес.
***
Здравствуй, лето, Троица,
Мой тебе поклон!
Русь моя покоится
Ликами икон.
Крестным ходом, звонами,
Тайною мольбой
И такой бездонною
Сладкою тоской…
Купола… и вороны…
Да печаль окрест…
На четыре стороны
Рассеченный крест…
Ты одна мне, исподволь,
Словно я в раю,
Тихо шепчешь исповедь
Светлую свою.
***
Под сугробами, в грязи ли,
В придорожной ли пыли,
Для рожденного в России
За Россией нет земли.
Нет милей земли, нет краше,
Нет печальней, нет грустней
И неистовее… даже
В обреченности своей.
Пусть суглинок, крест, ограда
И над этим песнь стрижа…
Но лишь этому и рада
Наша русская душа.
***
Бывает вытолкнет за дверь,
И через час вагонной скуки,
Оседлый пригородный хмель.
Степенно примет на поруки…
Свинцом подернутая даль.
Тоска и грусть — в немом дозоре…
Ну здравствуй, сумрачный февраль,
Забытых богом территорий.
Вокруг осевший темный снег,
Под ним земля насквозь промокла.
Смотрю, как путний человек,
На заколоченные окна.
На этот одинокий сруб,
На полусгнившие, вот эти,
Жестянки водосточных труб,
К земле повисшие, как плети…
Но греет сумрак нежилой
Все то же вековое сердце.
Я здесь, чтоб мерзлою спиной
На эти бревна опереться.
Я верю тайному теплу,
Огню целительного жара.
Нас не изъять по одному
Пока спина к спине прижата!
Пока связующий магнит
Дарует истинную крепость,
Пока в душе моей горит
Вот эта жгучая потребность.
***
И снова зима колобродит.
Завалена снегом страна.
И кажется этой природе
Не ведомо слово — весна.
Метелит и вьюжит и снежит.
Как это случиться могло?
Незримо, в пробоины те же,
Уходит, уходит тепло…
Духовный порог гипоксии
(Сюрпризы погоды ни в счет).
Уходит тепло из России
В свободный, прощальный полет.
***
Наверно я не подхожу
Под этот век летящий:
Все больше прошлым дорожу,
Все меньше — настоящим.
Казалось бы и по пути,
И место есть у бровки…
Но как-то тянет все сойти
На ближней остановке.
Уже нет прыти? Может быть…
Но всеж не в этом дело:
Устали на колесах жить
Мои душа и тело.
Сойду на первый же перрон.
Снесу свои пожитки
На давний с детства перегон,
Где домики, калитки…
Где дней неспешных череда
Уложит и разбудит,
Откуда мчаться в никуда
Уже не надо будет.
ТЫ ТАКАЯ
Не печалься, моя дорогая,
Что я снова куда-то лечу.
Ты такая, поверь, ты такая…
Что с другою я быть не хочу.
Не грусти, расставанье не долго,
И за кромкою взлетных полос,
Будешь сниться мне в платье из шелка
С темной челкой душистых волос.
За разлуками следуют встречи.
За слезами — улыбки и смех.
Твои теплые, хрупкие плечи,
Я руками прикрою от всех.
Шереметьево снова в тумане.
Все отложены рейсы на взлет.
Лишь диспетчер ведет на экране
Очень нужный тебе самолет.
Не печалься, моя дорогая,
Что я снова куда-то лечу.
Ты такая, поверь, ты такая…
Что с другою я быть не хочу.
|
|