Ольга Забелина
САЛЮТ ПОБЕДЫ
|
Уже много времени мои новенькие, ухоженные Жигули, пытаются вырулить из немыслимой пробки на Садовом кольце, но все старания напрасны. Невероятная мука — вести машину в такой день, когда все транспортные средства выкатили на трассу, чтобы теснить меня и не давать проходу. Одно умиляет, что рядом без смущения пыхтят расфуфыренные иномарки, с мудреными названиями: Джип, Вольва, Ауди, Мерседесс. Нелёгкая дорога сравняла всех. Праздничный город суетлив и неловок.
Я никак не могу доставить мою бабушку в Александровский сад.
Придумать такой тяжеловесный ритуал:
Ежегодно в День Победы возлагать цветы на могилу неизвестного солдата.
Сегодня утром, когда внесли в квартиру эту огромную охапку багровых тюльпанов — я онемела. Бабушка заметила:
— Тюльпанов ровно столько, сколько лет минуло с того 9 Мая. Это мой прощальный салют. На следующий год уже не получится. Не то здоровье.
— Эти излияния слышу я лет пятнадцать, с самого детского сада. И ничему не удивляюсь.
На войне остался муж бабушки, мой дед Александр. Они нашли друг друга в Берлине на исходе войны. Он служил в разведроте. Когда разведчики шли на задание документов с собой не брали. Однажды с такого задания он не вернулся, пропал без вести. Бабушка уверена: жив её Александр и в День Победы придёт к вечному огню, где они обязательно встретятся. И узнает майор Александр, что у него есть сын, внучка и правнучка.
Всё-таки удивительные они романтики — эти люди, испытавшие исчадие ада воочию.
Бабушка служила радисткой. Наград красуется на её пиджаке предостаточно, а о войне вспоминать не любит и фильмы, где есть боевые сражения, не смотрит.
На заднем сидении, рядом с бабушкой восседает моя дочь, названная в честь деда — Александрой.
Она неутомимо наставляет свою куклу Кристину, подражая взрослым:
— Кристина, не капризничай, ты большая девочка, тебе вот сколько лет. (Оттопыривает на руке четыре пальца)
— Будешь плохо себя вести, не увидишь салют.
Вдруг, с жаром обращается ко мне:
— Мама, объясни Кристине, что такое салют.
Я даже замешкалась, но положение участливо спасает бабушка:
— Салют — это, когда в праздник, солдаты бьют из пушек, и в небе загорается множество красочных звёзд.
Саша понимающе кивает головой и с интересом разглядывает бабушкины ордена и медали. Любопытству её нет предела, и бабушке уже никак не отвертеться от бесконечных вопросов:— "Как? Почему? За что?"
Бабушка отвечает лаконично и просто:
Я работала на войне, видимо, неплохо работала, в конце концов, мы победили. За это меня и наградили.
Саша понимает, что война — это не простая работа и задаёт совершенно не детский вопрос:
Скажи, а тебе было страшно на войне?
Бабушка хмурит лоб, поджимает губы и сама становится похожа на дитя. Я жду, что она ответит. Нарушит она своё долгое молчание или нет?
Я не могу представить войну, вернее, не хочу представлять. Война не умещается в моём сознании.
Героические деяния войны кажутся преданиями старины глубокой.
Я даже в детстве никогда не играла в войну. Мне всех жалко и побеждённых и победителей. Я по натуре совсем не героиня, обычная женщина, поэтому моя бабушка для меня непостижима.
Наконец, бабушка ответила, поведав странную историю:
— Я на фронт с собой из дома куклу взяла. На Кристину твою похожая кукла была. Такая же кучерявая и улыбчивая. Ночью, прижму куклу к груди, и вроде не так боязно. Мы жили в землянке три подруги, три радистки. Вечерами по очереди тайком куклу нянчили, старались, чтоб никто из бойцов нас не застукал. Представляете, ужас, кругом война, а мы восемнадцатилетние девицы, в куклы играем. Нашей кукле много сокровенных, нежных, мирных слов доверяли, наряды ей шили, песни разные пели. Берегли её, а не уберегли.
Четверг был, банный день, мы с дежурства как раз пришли. Воду греть поставили, куклу раздели, мыть собрались. Нас по рации всех в штаб срочно вызывают. Мы бегом в штаб. И были там недолго, задание получили и обратно. Прибежали, глянь, а вместо землянки — выжженное чёрное пятно.
Зенитное орудие прямой наводкой угодило.
Саша слушала, не совсем понимая суть рассказа, но бабушку ей стало, искренне жаль. Она знала, что значит потерять любимую куклу. Когда ей было три года — это на один палец меньше, чем сейчас, соседский злой мальчик закопал в песок её куклу. Было пролито немало слёз. И теперь в песочницу она кукол не берёт. Сколько у неё кукол, Саша сосчитать не может, хотя до десяти считает без заминки. Но любимая кукла у неё одна — Кристина. С ней она не расстаётся ни днём, ни ночью.
Это трофейная, немецкая старинная кукла, очень дорогая и добротная. Я раздобыла её на аукционе антикварных вещей. Худосочные "Барби" рядом с Кристиной оказались напыщенными заморышами и больше не привлекали внимание дочери. По душе пришлась ей эта белокурая немка с голубыми прозрачными глазами и доброй, человеческой улыбкой.
Рассказ бабушки засел в моей голове и не давал покоя:
— Хорошо, что вас тогда в штаб вызвали — отметила я, глядя на дорогу, чтоб, не дай Бог, не угодить кому-нибудь в бампер в такой изнурительной тесноте.
Я на трассе всегда скована страхом. Здесь, как в боёвом сражении, всё непредсказуемо. Жуткое напряжение. Трудна дорога, но мы её осилим,— решила я — ощутив неизмеримую тяжесть долга перед близкими людьми.
— Выжить на войне — это всегда великий случай — тихо сказала бабушка и лицо её, расчерченное глубокими морщинами, стало выглядеть трагически напряженным.
Я бросила взгляд на заднее сидение и глубоко вздохнула.
Саша, чтобы не отстать от взрослых, тоже о чём-то задумалась и покачала головой.
Наконец, мы приехали на место. Странные мысли крутились в моей голове, растревоженной этим значительным праздником, нелёгкой дорогой и серьёзными вопросами, заданными дочерью.
День стоял тёплый, истинно весенний. Вокруг было шумно, многолюдно, звучали песни военных лет, кучками стояли ветераны.
Обычная сутолока праздничного дня.
Мы стали протискиваться к памятнику.
Не знаю более жёсткого организма, нежели столпотворение праздно разгуливающих людей. Вроде никто никуда не спешит, все отдыхают, но нарочито давят тебя, тискают и жмут.
А здесь ещё каждый из нас несёт охапку цветов. У Саши тюльпаны постоянно падают, бабушку трясет от волнения. Она пытается забрать у дочери цветы. Но не тут-то было. Саша хочет на равных участвовать в действии и никого к себе не подпускает. Возложенные тюльпаны утонули в цветочном ковре, добавив чуть колера в засилье гвоздик и гладиолусов.
Тяжёлый ритуал облачила на наши плечи бабушка, но мы не подвели. Всё выглядело правдиво и достойно. Несколько мгновений смотрели на вечный огонь, не произнося ни слова. Теперь можно идти на прогулку. Настаёт раздолье для Александры. Ей ни в чём нет отказа. Ест мороженое, пьёт Кока-Колу, запускает в небо раскрашенные шары.
Прокатались на чёртовом колесе, посмотрели, как торжественно выглядит город с высоты.
Я стараюсь всячески сделать для дочери этот день запоминающимся.
Она поминутно пристаёт с одним и тем же вопросом:
— Когда будет салют?
И мы, не сговариваясь, отвечаем с бабушкой дуэтом:
— Скоро!
Наконец, свершилось! Раздался первый залп! Он потряс, надвигающиеся сумерки, и небо озарилось вспышками фейерверка. Саша зычным голосом закричала: "Ура!". Бабушка достала носовой платок и зашмыгала носом. Я поняла: она плачет, но утешить её было нечем. Я молчала.
Дочь подлетела ко мне и стала теребить, спрашивая:
— Мама, скажи, а пушки бьют с войны?
— Нет, с пригорода — ответила я.
Ответ ей явно не понравился. Она с таким сожалением посмотрела на меня и решила взять в союзники бабушку:
— Бабушка, скажи маме, а то она ничего не знает. Пушки бьют с войны, правда? Наш дедушка потому и не вернулся, чтобы бить из пушек, когда салют.
Бабушка в знак согласия покачала головой и уже не сдерживала слёзы. Саша, не раздумывая, решила всё по своему и зашептала мне на ухо:
— Мама, я знаю, почему бабушка плачет, ей куклу жалко. Скажи, ты не будешь ругаться, если я подарю бабушке мою куклу Кристину.
— Зачем? Бабушка давно не играет в куклы — сказала я тихо, с улыбкой.
Она не будет играть. Она будет с Кристиной разговаривать, петь ей песни. А наряды для неё шить не надо. У моей куклы нарядов много — премного, а у меня нарядов ещё больше. Зачем плакать? Такая радость! Праздник! Я хочу, чтобы бабушка никогда не плакала.
— Не получится, доченька, бабушке всегда найдётся по кому поплакать, — ответила я и с восторгом посмотрела на дочь. Глаза моего чада глядели на меня доверительно и открыто, будто впитывали в себя отголоски всего, что происходило далёко до её рождения.
Весь облик дочери выражал неистовую радость. Нетерпеливо размахивая руками, она встречала каждый всплеск салюта, неизменным: "Ура!" — откладывая по пальцам количество залпов. Чем больше веселья проявляла Александра, тем крупнее катились прозрачные капли по щекам бабушки. Наконец, Саша, не выдержала и стала утешать её, ловко подбирая нужные слова:
— Бабушка, зачем ты плачешь? Возьми мою куклу, я дарю её тебе. Всё будет хорошо. Взрослые плакать не должны.
Всхлипывая, бабушка ласково зашептала:
— Не буду, милая, не буду! Это я от счастья, пойми!
— Спасибо тебе! Ты удивительно чуткая и красивая девочка.
"Дитя не может быть красивым — дитя прекрасно" — подумала я и крепко сжала тёплую, маленькую ручку моей дочери.
|
|